- Ирландская трилогия, #1
Глава 3
В пабе Галлахера свет был тускл, а в камине сверкал огонь. Это было именно то, что клиенты предпочли в этот влажный весенний вечер. Паб Галлахера служил на радость клиентам уже на протяжении ста пятидесяти лет, и в нем всегда был лагер[6], крепкий, качественный виски, не разбавленный водой, и уютное место, где можно было насладиться своей пинтой[7] или стаканом.
С тех как Шеймус Галлахер открыл паб вместе со своей замечательной супругой Мег, виски, возможно, стал немного дешевле. Но человек должен сам заработать свой пенс и свой фунт, каким бы гостеприимным он ни был. Итак, когда цена на виски стала лучше, чем прежде, это подавало чуть больше надежды насладиться хорошей выпивкой.
Открывая паб, Галлахер вложил в него все свои надежды и сбережения.
Несмотря на все, паб выстоял, с корнями, врытыми в песок и скалу Ардмор, после чего первый сын Галлахера встал на его место за стойку бара, после его сын и так далее.
Поколения Галлахеров служили другим и процветали, и теперь большее количество людей могли зайти влажной ночью, после долгого рабочего дня и насладиться пинтой или двумя. Была и еда, такая же хорошая, как и выпивка. И почти каждую ночь в пабе негромко играла музыка, успокаивая сердца.
Ардмор — рыбацкая деревушка и зависела от щедрости моря, жила, считаясь с его капризами. Но поскольку вокруг было несколько очень живописных берегов, то она также зависела и туристов, вместе с их капризами. Паб Галлахеров был в деревне центральной точкой. В хорошие времена и в плохие, когда кипели штормы и ни один рыбак не решался забросить сети, двери паба всегда были открыты.
Сигаретный дым, пары виски, запах тушеного мяса и пота мужчин глубоко впитались в стены паба. Скамьи и стулья были обиты красной ткань с черными пятнышками гвоздей.
Пол пострадал от мужских ботинок, царапанья стульями и табуретами, и случайными небрежными искрами от огня или сигарет.
Бар был гордостью учреждения — богатый, темно каштановый, сделанный старым Шеймусом из дерева, поваленного молнией в канун летнего солнцестояния. Таким образом, вокруг было немного волшебства и сидящие чувствовали это.
Длинная зеркальная стена позади бара была заставлена бутылками. И все были чистыми и блестящими, как начищенное пени. Галлахер управлял кипучим пабом, но и опрятным в тоже время. Полы тщательно мылись шваброй, пыль безжалостно вытиралась, а выпивка никогда не наливалась в грязный стакан.
В камине пылал огонь, потому что это очаровало туристов. И многие заходили, чтобы пропустить стаканчик, послушать музыку, или пробовать один из пряных мясных пирогов.
Постоянные клиенты приходили вскоре после ужина, чтобы поболтать или посплетничать за пинтой Гиннеса[8]. Некоторые приходили и во время обеда, но чаще всего это были семьи. Или, если это был единственный человек, то потому, что он устал от своей собственной стряпни, или хотел пофлиртовать с кокеткой Дарси Галлахер.
Те, кто были знакомы с Галлахерами, знали, что Эйдан — старший из сыновей, начал управлять баром, когда их родители захотели уехать в Бостон. Самый серьёзный, он уже удовлетворил свою тягу к путешествиям и теперь так управлял пабом, что старший Галлахер непременно был бы очень доволен.
Сам Эйдан был доволен тем, где он был и что он делал. Он многое понял, пока путешествовал. «Зудящие ноги» часто говорили про него.
Он начал, когда ему только исполнилось восемнадцать лет, и путешествовал всюду по своей стране, затем по Англии, Франции и Италии, и даже Испании. Он провел год в Америке, ослепленный горами и равнинами Запада, изнемогающий от жары Юга, и замерзающий во время долгой северной зимы.
Он и его братья были такими же музыкальными, как и их мать, поэтому, по вечерам он часто пел в барах. Когда он увидел все, что стремился увидеть, Эйдан вернулся домой, двадцатипятилетним взрослым мужчиной.
В течение последних пяти лет она работал в пабе и жил в комнате наверху. Но он ждал. И не знал чего.
Даже теперь наливая пинту Гиннеса, протянув стакан Харпу, и настроившись одним ухом на беседе, он был напряжен и насторожен.
Те, кто знал его достаточно близко, могли бы видеть, осторожность в его глазах — синих и ярких, как молнии. У него было худощавое кельтское лицо, с дикой необузданной внешностью, в которой прекрасные гены родителей смешались с длинным, прямым носом, полным ртом и бесстыдно чувственным, жестким, подбородком.
У него было телосложение драчуна — широкие плечи, длинные руки и узкие бедра. И действительно, он потратил добрую часть юности, проверяя свои кулаки на чужих лицах или наоборот, проверяя свое лицо на прочность. В общем, он никогда не стеснялся пустить в ход кулаки, если это было необходимо.
Это был вопрос гордости, но в отличие от брата Шона, Эйдану никогда не ломали нос в драке.
Однако он прекратил искать неприятности на свою голову, поскольку вырос из мальчика в мужчине. Он просто ждал и надеялся, что когда найдет то, что ищет, то сразу поймет это.
Он заметил, когда Джуд вошла — сначала как владелец бара, и через секунду, как мужчина. Она выглядела настолько опрятной, с ее аккуратным жакетом и собранными волосами, и потерянными большими глазами, рассматривая комнату, как самка, ищущая новый путь в лесу.
«Симпатичная», — подумал он, как делает большинство мужчин, когда они видят привлекательное женское лицо и форму. И учитывая то, что за свою жизнь он видел много разных лиц, он заметил ее нервозность, держащую ее в напряжении, словно в следующую секунду она могла сорваться и выбежать из паба.
Ее вид, манеры заинтересовали Эйдана, заставляя его кровь быстрее бежать по венам.
Она расправила плечи, преднамеренное движение, которое развеселило его, и направилась к бару.
— Добрый вечер, — сказал он, неторопливо вытирая пролитую на стойку воду. — Как у вас дела?
Джуд вежливо ответила, слегка улыбнувшись пухлыми, чувственными губами.
«Да», — подумала она, — «все здесь великолепно».
Казалось, он ни капли не спешит ответить ей, только наклонил свое поистине великолепное лицо поближе к ней и задумчиво выгнул бровь.
— Вы потерялись, дорогая?
Из-за его голоса она вообразила себя льдом, тихо скользящим на пол в луже гормонов и жажды. Кажется, она слишком ярко представила себе эту картину.
— Нет, я не заблудилась. Я могу выпить белого вина? Шардонне, если это возможно.
— Думаю, я могу вам помочь. — Но он не сделал, ни одного движения. — Вы — янки, да? Молодая американская кузина Старой Мод, которая приехала, чтобы немного пожить в ее доме.
— Да. Я — Джуд, Джуд Мюррей. — Она автоматически протянула ему руку и осторожно улыбнулась, от чего показались очаровательные ямочки на щеках.
Эйдан всегда испытывал слабость к ямочкам на симпатичных женских лицах.
Он взял ее руку, но не встряхнул. Он только держал ее, пристально смотря на Джуд, и она была готова поклясться, что чувствует, как плавятся кости.
— Добро пожаловать в Ардмор и паб Галлахеров, мисс Мюррей. Я — Эйдан, и это мой бар. Тим, уступи леди место. Куда подевались твои манеры?
— О, нет, что вы…это не…
Но Тим, большой человек с массой волос цвета стальной шерсти, уже вставал со своего табурета.
— Прошу прощения. — Он отвлекся от спортивного канала и быстро подмигнул ей.
— Присаживайтесь или… — добавил Эйдан, поскольку она продолжала стоять и выглядела, мягко говоря, обеспокоенной.
— Нет, нет, это прекрасно. Спасибо.
Она села, пытаясь расслабиться, поскольку опять стала центром внимания. Это было то, что беспокоило ее больше всего: эти лица, обращенные к ней в надежде, что она будет лучше всех.
Он, наконец, выпустил ее руку и протянул ей бокал.
— И как вы находите Ирландию? — спросил Эйдан, отвернувшись к зеркальным полкам, чтобы взять бутылку вина.
— Она прекрасна.
— Думаю, здесь нет ни одного человека, который не согласился бы с вами. — Эйдан наливал вино, смотря на нее, а не на бокал.
— Как поживает ваша бабуля?
— О, — Джуд была поражена тем, что он, не глядя, абсолютно ровно налил вино и поставил бокал перед ней. — Она в порядке. А вы знаете ее?
— Да. Моя мать была Фитцжеральд и кузиной вашей бабули — троюродная или даже четвероюродная. Так что это делает нас с вами кузенами. Slainte, кузина Jude.
— О, хорошо, спасибо. — Но только она подняла бокал, как за ее спиной раздался громкий крик. Голос женщины, громкий как церковные колокола, обвинял кого-то в том, что у него мозгов не больше, чем у репы. В ответ раздраженный мужской голос заявил, что лучше он будет репой, чем немой грязью, в которой она растет.
Никто, казалось, не удивился ни криками, ни проклятиями, ни раздавшимся вскоре грохотом, от которого Джуд вздрогнула и пролила немного вина.
— Это были еще два ваших кузена, — объяснил Эйдан, вытирая руку Джуд, — моя сестра, Дарси, и мой брат, Шон.
— Ты прибила его, Дарси? — спросил кто-то.
— Нет, он успел уклониться. — Она наклонила голову, встряхивая облаком черных, как вороново крыло волос. Ее синие глаза искрились гневом, пухлые губы обиженно надулись. Вызывающе покачивая бедрами, она несла поднос. А когда обслуживала, то наклонилась выслушать, что ей скажет женщина, после чего откинула голову и рассмеялась.
Смех очень подходил ее характеру, отметила Джуд.
— Клуни нужны еще две пинты.
Эйдан начал быстро выполнять заказ.
— Дарси, познакомься, это — Джуд Мюррей из Америки, приехала, чтобы пожить в доме Старой Мод.
— Рада знакомству. — Гнев был быстро заменен живым интересом в глазах Дарси. А надутые губки изменились на быструю и великолепную улыбку.
— У вас все в порядке?
— Да, спасибо.
— Вы из Чикаго, да? Вам там нравится?
— Это — красивый город.
— И загруженный прекрасными магазинами и ресторанами и тому подобное. Кем вы работаете в Чикаго?
— Я преподаю психологию.
Преподавала, подумала Джуд, но было слишком трудно объяснять, тем более, что опять все внимание сосредоточилось на ней.
— Да? Это хорошо, и это очень удобно. — Красивые глаза Дарси заискрились юмором. — Возможно, вы могли исследовать голову моего брата Шона, когда у вас будет время. С ним не все в порядке, начиная с рождения.
Она подняла поднос с напитками, который ей пододвинул Эйдан, и пошла обслуживать столики.
— Вам не нравится вино?
— Что? — Она мельком взглянула на бокал и поняла, что только потягивала вино. — Нет, все хорошо. — Она отпила, чтобы быть не показаться не вежливой, и застенчиво улыбнулась, от чего ямочки опять появились на щеках. — Действительно замечательное. Я просто задумалась.
— Вы не должны волноваться из-за Шона и Дарси. Шон, конечно, очень хорошо умеет бегать, но поверьте, если бы Дарси хотела его прибить, она бы это сделала.
Джуд хмыкнула, а в это время в углу кто-то начал тихо наигрывать на концертине[9].
— У меня есть кузены в Чикаго, — сказал Тим, ожидая второй пинты. — Демпсис Мэри и Джек, вы с ними не знакомы?
— К сожалению, нет, — Джуд передвинулась на стуле, повернувшись к нему лицом.
— Чикаго — большой город. Мой кузен Джек и я росли вместе, но потом он переехал со своим дядей в Америку, чтобы работать на мясокомбинате матери. Они уже живут там десять лет, постоянно жалуются на суровые ветры и морозы, но не возвращаются домой.
Он взял пинту и, поблагодарив Эйдана, подвинул монеты на стойке.
— Эйдан, ты же был в Чикаго?
— В основном проездом. Озера на вид кажутся таким же большими, как и море. Ветер пробирает до костей. Но, если мне не изменяет память, то там вы можете заказать такой стейк, что будете плакать от счастья, что Бог создал корову.
Пока он говорил, он непрерывно работал, выполняя заказы Дарси, принимая деньги и открывая бутылку пива для парня, который выглядел так, словно ему до сих пор можно пить только молочный коктейль.
В пабе заиграла быстрая музыка, и Дарси, забирая очередной поднос, пела так, что заставила Джуд с завистью смотреть ей в след.
Дело было не только в голосе, звучащем как чистое серебро. Но и в той непринужденности, с которой Дарси пела на публике. Это была песня о старой деве, умершей в одиночестве в своей каморке, и Джуд решила, что, судя по взглядам мужчин, которые они бросали на Дарси, ей подобная участь не грозит.
Люди в пабе начали подпевать, и музыка зазвучала быстрее. Первая мелодия мгновенно смешалась со второй. Эйдан начал петь о предательстве женщины, и Джуд могла только заворожено смотреть на него. Его голос звучал также насыщенно и богато, как и голос его сестры.
Джуд отвернулась, потому что боялась, что Эйдан мог рассмотреть ее лицо в полумраке.
Она отпила из своего бокала, надеясь, что выглядит так, будто каждый день ходит в бары, где привлекательные мужчины поют песни.
Дверь, которую она приняла за кухонную, открылась, и в зал вышел мужчина. Джуд обрадовалась, что на нее никто не обращает внимания, поскольку она наверняка вытаращила глаза. Вошедший человек, словно только что сошел с экрана — древний кельтский рыцарь, спасающий королевства и прекрасных дам.
Его худощавое тело отлично смотрелось в поношенных джинсах и старом свитере. Черные, как ночь, волосы достигали воротника свитера. Глаза синие, как волшебное озеро, искрились юмором. Его губы были похожи на губы Эйдана, полные, сильные, чувственные, и только немного искривленный нос не позволял ему быть совершенством.
Она заметила ссадину на его ухе и решила, что это Шон Галлахер, и что он не успел увернуться достаточно быстро.
Он изящно прошел через комнату, чтобы подать еду, поставил поднос, а потом быстрым, как молния, движением, от которого Джуд вздрогнула и приготовилась к следующему сражению, схватил Дарси за руку и начал отплясывать с ней какой-то замысловатый танец.
«Какие странные люди», — решила Джуд, — «в одну секунду готовы поубивать друг друга, а в другую уже смеются и танцуют».
Патроны свистели и хлопали. Ноги стучали. Они танцевали так близко от Джуд, что она чувствовала ветер от энергично кружащихся тел. Когда все закончилось, Дарси и Шон стояли, уютно обнявшись, и улыбаясь друг другу глупыми улыбками.
После того как Шон поцеловал сестру он дружелюбно спросил.
— Интересно, кто же вы, незнакомка, появившаяся ночью в пабе Галлахеров?
— Это Джуд Мюррей, кузина Старой Мод, — сказала ему Дарси. — А это мой брат Шон, тот самый, которому очень нужна ваша профессиональная помощь.
— Да, Бренна говорила мне, что встретила вас, когда вы приехали. Джуд Ф. Мюррей из Чикаго.
— Что значит «Ф»? — поинтересовался Эйдан.
Джуд повернулась к нему.
— Франциска.
— Она видела леди Гвен, — объявил Шон, и прежде чем Джуд успела к нему обернуться, в зале воцарилась тишина.
— Видела? — Эйдан вытер руки и облокотился на стойку. — Хорошо.
Джуд попыталась заполнить возникшую паузу.
— Нет, я только думала, что я видела — но просто шел дождь. — Она подняла свой стакан и выпила залпом
— Леди Гвен, стоящая на утесах.
Джуд сначала уставилась на Шона, а потом обернулась к Эйдану.
— Вы видели призрака, — проговорила она, тщательно отделяя слова.
— Она плачет, потому что постоянно бродит и ждет. И этот звук разрывает сердце.
Часть ее хотела поверить музыке его голоса, но она протестующе покачала головой.
— Вы же не верите в призраков.
Он иронично поднял бровь.
— Почему бы и нет?
— Поскольку они не существуют.
Он рассмеялся и долил вино в ее бокал.
— Интересно, что вы скажете после того как месяц проживете здесь. Разве вам бабушка не рассказывала историю о леди Гвен и Кэррике из волшебного царства?
— Нет. Ну ладно, фактически она дала мне письма, журналы, записи. Я просто изучаю влияние ирландского фольклора на психологию искусства.
— Хмм… — Он не старался скрыть усмешку, даже когда увидел, что тень набежала на ее лицо. К тому же ему понравилось, как она обиженно надувает губы. — Вы приехали в правильное место для сбора материала для такого прекрасного проекта.
— Расскажи ей о леди Гвен, — вставила Дарси, — у тебя это лучше всех получается, Эйдан.
— Расскажу в следующий раз. Если вас это заинтересует, Джуд Франциска.
Джуд с легким беспокойством поняла, что выпила немного больше, чем следовало. Поэтому, лучшее, что она могла сделать, это просто кивнуть.
— Конечно. Я бы хотела включить местный колорит в мои исследования. Я с удовольствием с вами встречусь, когда вам будет удобно.
Он снова улыбнулся: его улыбка, медленная, легкая, просто разрушительная.
— О, ну мы здесь не настолько формальны, в общем, я как-нибудь загляну к вам, и если вы не будете заняты, то я расскажу вам истории, которые знаю.
— Хорошо, спасибо.
Джуд достала кошелек, собираясь заплатить, но Эйдан остановил её.
— Нет никакой необходимости. Вино для знакомства.
— Это очень любезно с вашей стороны. — Только жаль, что она не знает, сколько точно вина она выпила для знакомства.
— Надеюсь, что вы еще зайдете, — сказал Эйдан, когда она встала.
— Уверена в этом. До свидания. — Она обвела взглядом комнату, поскольку хотела сделать это общим пожеланием, после чего повернулась к Эйдану.
— Спасибо.
— Спокойной ночи, Джуд Франциска.
Он наблюдал за тем, как она уходит, рассеянно наливая пиво в кружку. Симпатичная и очень чопорная, лучше сказать — напряженная. У него есть достаточно времени, чтобы узнать ее получше.
— Она должно быть богата, — проговорила Дарси с небольшим вздохом.
Эйдан посмотрел вокруг.
— С чего ты это взяла?
— Ее одежда проста и прекрасна. Серьги в ушах, настоящее золото, а ботинки итальянские, а если это не так, то я выйду замуж за обезьяну.
Он не заметил ни сережек, ни ботинок, только приятную женственность ее тела. И будучи мужчиной, с наслаждением представлял, что будет, если она распустит волосы.
Но его сестра дулась, поэтому он повернулся к ней и щелкнул пальцем по носу.
— Моя любимая Дарси, она может и очень богатая, но слишком застенчивая и одинокая. Деньги не купят ей друзей.
Дарси перекинула волосы через плечо.
— Когда я пойду домой, я загляну к ней.
— У тебя доброе сердце.
Она усмехнулась и подняла поднос.
— Ты пялился на ее задницу, когда она уходила.
Эйдан усмехнулся.
— А у меня хорошее зрение.
После того, как последний посетитель побрел домой, а пол и стаканы были тщательно вымыты, Эйдан был слишком возбужден для сна, книги или виски.
Он не был против провести вечер в одиночестве, в комнате над пабом. Он дорожил этим. Но он также дорожил ночными прогулками, когда над головой только звездное небо, и белоснежная луна отражается в воде.
Сегодня вечером он пошел к утесам. Шон сказал правду. Эйдан не раз видел леди Гвен, стоящей над морем, ветер развивал ее светлые волосы, как гриву дикой лошади, и волны плаща, белого, как луна над головой.
В первый раз он был ребенком и был переполнен ужасом. Он был поражен звуком ее плача, выражением отчаяния на ее лице. Она никогда с ним не говорила, но она смотрела на него, видела его. Он мог бы поклясться в этом на Библии.
Этой ночью он не искал призрака женщины, которая потеряла то, что любила, прежде чем смогла понять это. Сегодня он только хотел гулять на свежем, ночном, морском воздухе, на земле, которая была его домом.
Когда он поднимался наверх, он знал эту дорогу также как путь от собственной спальни до ванны, он ощущал только ночь, и воздух, и море. Всплеск воды внизу, бесконечная война со скалами. Свет от луны проливался на беспокойную воду. Только здесь он мог дышать полной грудью и обдумывать то, на что у него не хватало времени долгим рабочим днем.
Паб теперь его. И хотя он никогда не рассчитывал на это, полный вес паба уже висел на его плечах. Решение родителей остаться в Бостоне, чтобы помочь дяде открыть свой бар и оставаться там первые шесть-семь месяцев, стало для него сюрпризом.
Его отец очень скучал по брату, а мать никогда не была против нового места. Они вернуться, может не для того, чтобы жить здесь, но по крайней мере, чтобы повидать детей и друзей. Но паб Галлахеров снова был передан от отца к сыну. Это было его наследство, и он хотел правильно распорядиться им.
Дарси не всегда будет обслуживать столики в баре. И он принял это. Она копила деньги, как белка орехи. Когда она накопит достаточно, она уедет.
Сейча Шон был счастлив, управляя кухней, мечтая и имея под рукой любую женщины из деревни, тоскующую по нему. Однажды он найдет и правильную мечту, и правильную женщину.
Если Эйдан хочет продолжить род и дело Галаххеров, то ему пора задумываться о жене и о детях.
Но, слава Богу, у него достаточно времени. В конце концов, ему только тридцать один год, и он не собирается жениться только ради необходимости. Перед клятвами должна быть любовь, страсть, столкновение умов характеров.
Но главное, что Эйдан понял во время своих путешествий, это то, с чем мужчина может смириться, а с чем нет. Можно согласиться на неудобную кровать, если альтернативой служит пол, и быть благодарным. Но нельзя жить с женщиной, которая надоедает, или которая не может разжечь твою кровь, какой бы красивой она не была.
Думая об этом, он повернулся к тому месту, где на небольшом возвышении, под открытым небом и сияющими звездами стоял белый дом. От каминной трубы поднималась небольшая струйка дыма, и одинокий свет горел в окне.
Джуд Франциска Мюррей, подумал он, оживляя в памяти ее образ, что ты делаешь там одна, в доме на волшебном холме? Может, читаешь хорошую книгу или просматриваешь сообщения. Что беспокоит тебя? Он понял это за то время, что она провела в пабе. Что думают люди, что они видят, когда смотрят на тебя?
И пока, как думала Джуд, он размышлял, она впитывала в себя все, что могла увидеть или услышать. Он сомневался, что Джуд осознавала это, но он видел это в ее глазах.
Он не будет торопиться, чтобы узнать ее получше, понять, что она из себя представляет.
Он уже разожгла его кровь своими большими глазами морской богини и туго завязанными волосами. Ему очень понравился ее голос, в котором точность сочеталась с застенчивостью. Что она сделает, если он постучится в ее дверь?
— Спокойной ночи, — пробормотал он, пряча руки в карманы. — Однажды ночью я приду, но не к утесам, а к твоей двери. И тогда мы увидим то, что мы видим.
Тень промелькнула за окном, и занавески отдвинулись в сторону. Там стояла она, словно услышала его. Было слишком далеко, чтобы он мог видеть что-нибудь, кроме её силуэта в неясном свете.
Он подумал, что она могла увидеть его, только как тень на утесах.
Занавеси снова закрылись и через мгновение свет погас.
