- Следствие ведет Ева Даллас, #19
ГЛАВА 18
Она захватила малый конференц-зал, перенесла туда свои диски с файлами, поставила доску. Она уже заканчивала работу, когда вошла Пибоди.
– Лейтенант, считается, что это моя работа. Вы отбиваете у меня хлеб. Почему вы не даете мне выполнять мои обязанности?
– Черт, черт, черт, я дала тебе другое поручение! Ты проинформировала капитана Фини и детектива Макнаба о времени и месте этого совещания?
– Да. Мэм, я…
– Тогда почему их здесь нет?
– Ну, я… – Ее спасла открывающаяся дверь. – Они здесь.
– Значит, ты хорошо выполнила свои обязанности. Ладно, ребята, садитесь. Я расскажу вам о результатах моей командировки. Я убеждена, что наш объект практиковался и оттачивал свое мастерство по крайней мере в трех различных местах, как установлено на сегодняшний день. Я поделюсь с вами своими соображениями.
Она закончила свою речь, сидя на краю стола и попивая кофе, которым Пибоди, машинально отметила Ева, снабдила ее без всяких просьб и напоминаний.
– Я давлю на начальство, чтобы получить разрешение на проверку перемещений моих подозреваемых в указанные числа. Уитни согласился подать запрос, но, поскольку в списке есть влиятельные имена, это потребует времени. Я прокачала Кармайкла Смита до самого основания и считаю, что он не вписывается в психологический портрет: слишком нестоек и избалован.
Пибоди вскинула руку, как прилежная ученица в классе.
– Да, офицер?
– Лейтенант, разве тот факт, что подозреваемый Смит нестоек и избалован, не свидетельствует скорее о его соответствии психологическому портрету?
– Эти признаки могли бы соответствовать портрету, и его передвижения, как и всех остальных, будут проверены. Но в настоящий момент он замыкает список. Фортни его опережает, но не намного. Мы…
Рука Пибоди вновь взметнулась вверх. Еве стало и досадно, и смешно.
– Что?
– Извините, лейтенант, я просто стараюсь внести полную ясность, как в компьютерной игре. Разве Фортни не вписывается в портрет почти идеально? Его воспитание, задокументированные акты насилия против женщин, имевшие место в прошлом, его теперешний образ жизни…
– Да, но он переместился в конец списка, главным образом, потому, что он такая задница. – Ева сделала паузу, ожидая от Пибоди какого-то отклика, и увидела, как брови помощницы сошлись на переносье, пока она обдумывала ответ. – Я думаю, наш парень в большей степени наделен чувством стиля: вот почему мне кажется, что Ренквист и Брин идут ноздря в ноздрю. Сегодня я собираюсь прижать любовницу жены Брина. Посмотрим, что нам это даст.
– Я слыхал, она курит, – вставил Макнаб. Пибоди бросила на него убийственный взгляд.
– Разумеется, ее привычка к курению является одной из моих основных забот, – холодно бросила Ева. – Не сомневаюсь, что эта привычка поможет нам найти и задержать человека, который убил двух женщин и жестоко изуродовал еще одну меньше чем за две недели. Следуем дальше, – продолжала она, убедившись, что Макнаб изо всех сил старается принять виноватый вид. – Поскольку вы, герои электронного отдела, явились сюда не с победным кличем, полагаю, вы так и не установили, кто нанимал фургон.
– Ну давай, умник, отвечай! – бросил Фини. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Он использовал радиоблок, – начал Макнаб. – Даже не пытался откатывать или фильтровать, мы его отследили как не фига делать. Заказ на фургон прошел из отеля «Ренессанс». Шикарное местечко на Парк-авеню. Чтоб только мимо швейцара пройти, надо стоить не меньше миллиона. Фургон был заказан четыре дня назад, в четырнадцать тридцать шесть.
– Обеденный час. Толпа народа, – машинально откомментировала Ева.
– Я думаю, он там завсегдатай, знает, куда пойти, чтобы быстро отправить сообщение. Многие крупные бизнесмены повсюду таскают с собой свои маленькие переносные машинки, в том числе и на обед. Раз у него весьма специфические требования к заказу, значит, либо письмо со всеми реквизитами было уже готово, либо он занял одну из аккуратных звуконепроницаемых кабинок и написал его там.
– Прекрасно. Проверим, кто из наших кандидатов обедал в «Ренессансе» в день отправки заказа. Не больно-то умно с его стороны! – добавила Ева с довольным кивком. – Умнее было бы одеться поскромнее и воспользоваться услугами какого-нибудь уличного интернет-кафе. Пойти в такое место, где его никто не знает. Но он же любит выставляться, любит играть. И он идет в роскошный отель, где, держу пари, его знают по имени. Пибоди! Докладывай про гипс.
– Есть адреса строительных фирм в Бруклине, в Ньюарке и в Квинсе, где отпускали гипс в малых количествах за наличные в течение последних двух месяцев. В медицинских фирмах не было продаж гипса за наличку.
– Вообще не было?
– Ни одной. Либо кредит, либо заказ на покупку. Оплата через банк, все счета принадлежат хорошо известным медицинским учреждениям. И тут меня осенило: я проверила художественные магазины. – Художественные магазины?
– Да, лейтенант. Гипс используют в скульптуре. Я нашла несколько точек в городе, еще несколько – в пригородах и в Нью-Джерси. Они торгуют за наличные.
– Значит, у нас будет много работы. – Ева проверила время по наручным часам. – Гипс с места преступления маринуется у нас в лаборатории уже черт знает сколько. Ну-ка проверим, не зря ли им там зарплату платят. Пусть установят, есть ли разница между строительным, медицинским и художественным гипсом. – Она посмотрела на Фини. – Не хочешь прогуляться?
– Свежий воздух мне не повредит.
– Возьмешь на себя отель?
– Только, чур, чтоб галстук не надевать!
– Мы с Пибоди заглянем в лабораторию по дороге к мисс Левак.
– Она может за вами приударить, – сказал Макнаб. – Может, лучше я пойду с Пибоди? Ай! – Он схватился за бок, куда угодил локоть Пибоди. – Уж и пошутить нельзя. Ты с этим экзаменом все мозги просвистела. Чувство юмора совсем потеряла.
– Вот я от души посмеюсь, когда пну тебя в зад!
– Дети, дети! – строго предупредила Ева, хотя губы у нее подрагивали от смеха. – Приберегите все это на потом. Давайте сперва поймаем плохого парня и отправим его на отсидку. Фини, приструни своего кретина. Пибоди, больше ни слова.
И она вытолкала свою помощницу за дверь.
Пибоди молчала, пока они не проехали пять кварталов. Ева решила, что это новый рекорд.
– Я просто считаю, что он не имеет права говорить о других женщинах. Да еще с таким огоньком в глазах. Мы же подписали контракт на квартиру!
– Господь вседержитель! Да у тебя психоз, Пибоди! Страх перед официальными документами. Избавься от него.
– Господь вседержитель?
– Как же мне раньше в голову не пришло? Ты психуешь, потому что подписала арендный договор на… сколько? На год? И вот ты уже дергаешься: вдруг у нас ничего не выйдет? Кому выезжать из квартиры? Кому достанутся салатницы? И прочая чушь в том же духе.
– Ну, допустим. Но это же нормально?
– Откуда, черт побери, мне знать, что нормально, а что нет?
– Вы же замужем.
Ева была так шокирована, что рывком остановила машину на светофоре.
– И это значит, что я нормальная? Это всего лишь значит, что я замужем! Ты хоть представляешь, сколько ненормальных людей, замужних и женатых, живет на земле и за ее пределами? Ты только взгляни, сколько мужей и жен попадает в участок из-за бытового насилия в одном только Манхэттене! Брак не делает людей нормальными. Скорее всего, сам брак ненормален. Он просто… существует.
– Почему же вы вступили в брак?
– Я… – В голове у Евы не осталось ни единой мысли. – Он этого хотел. – Такое объяснение показалось неуклюжим и неубедительным даже ей самой. Она заерзала на сиденье и нажала на газ. – Это всего лишь договор, вот и все. Договор, который изо всех сил стараешься не нарушать.
– Как договор об аренде.
– Сама догадалась?
– А знаете, лейтенант, это звучит как высшая мудрость.
– Ну вот, теперь я попала в мудрецы. – Ева вздохнула. – Так позволь дать тебе совет. Если ты хочешь, чтобы Макнаб перестал смотреть на других женщин, думать о них, говорить о них, своди его к ветеринару, и пусть его оскопят. Он будет отличным домашним питомцем. Все бабы дуры. Они вцепляются в парня: «О боже, это он, я должна его заполучить!» Вот они и получают. А потом начинают ломать голову, как бы его изменить. А когда им и это удается, этот парень их больше не интересует, а знаешь почему? Это уже не тот парень.
Пибоди несколько минут молчала.
– Во всем этом есть немалая доля здравого смысла.
– Если ты скажешь, что я не только нормальная и мудрая, но еще и благоразумная, я тебе врежу. Я такая же чокнутая, как все обычные люди. Так и должно быть, и мне это нравится.
– Во многих отношениях, лейтенант, вы еще более чокнутая, чем все обычные люди. И это делает вас неповторимой.
– Кажется, я тебе все-таки врежу. Внеси это в мое расписание.
Велик был соблазн запарковаться во втором ряду – у Евы от этого всегда улучшалось настроение, – но она заметила свободное место у тротуара.
Здание на Седьмой авеню выглядело заурядным, даже обветшалым, но по надежности охранной системы не уступало ООН. Ева прошла через первый пост, на котором от нее потребовали предъявить жетон, пройти сканирование и оставить отпечаток ладони. На втором посту охранник потребовал объявить, по какому она делу, и пройти второе сканирование. Она оглядела убогий тесный вестибюль: потертый линолеум и голые бежевые стены.
– Вы что, государственные тайны тут храните?
– Поднимайте выше, лейтенант, – усмехнулся охранник, возвращая удостоверение. – Секреты моды. Конкуренты пускаются на любые грязные трюки, лишь бы подглядеть. В основном прикидываются рассыльными, пытаются проникнуть в отдел дизайна с почтовыми бандеролями или коробками пиццы. Но попадаются и более изобретательные. В прошлом месяце был липовый инспектор пожарной безопасности. Между прочим, удостоверение прошло проверку, но детектор засек его камеру, и мы его выставили.
– Служили в полиции?
– Угадали. – Он был явно доволен, что она его вычислила. – Двадцать пять лет оттрубил. Но здесь платят лучше и скучать не дают, особенно перед большими показами – осенью и весной.
– Не сомневаюсь. Вам знакома Серена Унгер? Она тут работает дизайнером.
– Обрисуйте мне ее, может, и узнаю.
– Высокая, стройная чернокожая красавица. Тридцать два года. Короткие черные волосы с рыжеватым отливом, заостренное лицо, длинный нос. Предпочитает дам.
– Да, я знаю, кого вы имеете в виду. У нее карибский акцент. У вас на нее что-то есть?
– Она может привести нас кое к кому – к женщине, с которой развлекается. Примерно того же возраста, шикарная холеная блондинка, пять футов десять дюймов, деловая. Замужняя. Гейтс Джульетта.
– Не раз проходила через мой пост. Пишет о моде. Пару раз видел, как они выходили вместе. Во время ленча, в конце рабочего дня. Погодите минутку. – Он повернулся к компьютеру, проверил записи. – Последние… гм… восемь месяцев Гейтс десять раз заезжала к Унгер. Предыдущие полгода – шесть раз. По разу в месяц. До этого за четыре месяца всего два визита.
– Полтора года. – Ева прикинула даты ранних убийств. – Спасибо.
– Рад помочь. Вот, держите. – Он отпер ящик и вынул два нагрудных пропуска. – Прицепите их к отворотам, и охрана вас пропустит без всякой суеты. Вам нужны лифты в восточном крыле. Пятнадцатый этаж.
– Ценю вашу помощь.
– Без проблем. Скучаю иногда по работе. По запарке. Вы меня понимаете?
– Еще как понимаю.
Пятнадцатый оказался рабочим этажом, он представлял собой муравейник кабинетов и прозрачных кабинок для младшего персонала. Мисс Унгер не заставила их ждать.
– Вы вовремя. Я это ценю. – Она вышла из-за стола и протянула руку. – Мой день расписан по минутам.
– Мы постараемся вас не задерживать.
Она закрыла дверь. В глазах Евы это означало, что она ценит конфиденциальность. У нее был угловой кабинет, стало быть, она занимала престижное положение. И еще Ева обратила внимание, что на стенах висят пляжные фотографии, а не афиши модных дефиле.
Серена Унгер жестом указала на стулья и заняла свое место за столом.
– Должна признаться, я несколько озадачена: не по нимаю, о чем полиция хочет поговорить со мной.
«Неплохо держится, – признала Ева. – Но все-таки не идеально. Джульетта говорила с ней, и она прекрасно знает, зачем мы пришли».
– Если ваш день расписан по минутам, мисс Унгер, может быть, нам не стоит терять время на протокольные процедуры? Джульетта Гейтс наверняка сказала вам, что мы с ней разговаривали. С ней и с ее мужем. На вид вы умная женщина. Вы, конечно, поняли, что нам известно о ваших отношениях с Джульеттой.
– Я предпочитаю держать свою личную жизнь при себе. – Унгер повернулась в кресле, ее тело расслабилось, голос звучал спокойно и холодно. – И я не понимаю, каким образом мои отношения с Джульеттой могут затрагивать ваше расследование.
– А вам и не нужно понимать. Вы должны только отвечать на вопросы.
Безупречно выписанные брови Унгер высоко поднялись.
– Вот это я называю «перейти прямо к делу».
– У меня тоже день расписан по минутам. У вас сексуальные отношения с Джульеттой Гейтс.
– У нас близкие отношения. Это совсем не то же самое, что сексуальные.
– Значит, вы просто сидите в номере отеля «Силби» в обеденный час и беседуете о возвышенном?
Губы Серены Унгер крепко сжались, на лице появилось оскорбленное выражение.
– Я не люблю, когда за мной шпионят, – прошипела она.
– Я полагаю, Томас Брин не любит, когда его обманывают. Нам всем приходится жить с тем, что есть.
Серена испустила тяжелый вздох:
– Вы правы. У нас с Джульеттой близкие отношения, включающие секс, и она предпочитает, чтобы ее муж об этом не знал.
– И давно у вас эти близкие отношения?
– Мы знакомы по работе примерно четыре года. Наши отношения начали меняться около двух лет назад, хотя мы не сразу сблизились.
– Это произошло примерно полтора года назад, – предположила Ева, и Унгер стиснула зубы.
– Вы ничего не упустили. У нас много общего, нас влечет друг к другу. Джульетта проявляла и до сих пор проявляет неудовлетворенность своим браком. Это ее первый роман, а я впервые вступила в такие отношения с замужней женщиной. Впрочем, с женатыми мужчинами я тоже никогда дела не имела. Я не люблю измен.
– Нелегко, должно быть, в течение полутора лет заниматься тем, что вам не по душе.
– Тут есть свои трудности, но бывают и волнующие моменты, не стану этого отрицать. Поначалу мы просто потеряли голову. Нам показалось, что это просто минутный порыв, но наше чувство крепло и углублялось. Я люблю секс. – Она пожала плечами. – Как правило, я нахожу женщин более интересными в постели, чем мужчин. Но с Джульеттой я нашла нечто большее. У меня появилась спутница жизни.
– Вы влюблены в нее.
– Да. Я влюблена в нее, и это создает осложнения, так как мы не можем встречаться открыто.
– Она не хочет оставлять мужа.
– О, она готова оставить мужа! Но она знает, что я не останусь с ней, если она это сделает. – Вот теперь я вас не понимаю.
– У нее есть ребенок. Ребенок заслуживает того, чтобы иметь полную семью, если это возможно. Я не стану участвовать в разрушении семьи, не стану лишать невинного ребенка надежной семейной обстановки, окружающей его сейчас. Мальчик не виноват, что его мать любит меня, а не его отца. Мы взрослые люди, мы за все отвечаем.
– А она не согласна с вашей позицией.
– Если у Джульетты и есть недостаток, он состоит в том, что она не идеальная мать. Я считаю, что она могла бы быть более преданной и любящей матерью. Я сама хотела бы иметь детей в один прекрасный день. Я буду заботиться о них и от своей спутницы жизни жду такой же заботы о своем ребенке. Насколько мне известно, Томас Брин – превосходный отец, но он не может заменить ребенку мать. Только она может быть матерью.
– Но он не слишком горяч, как муж.
– Поскольку он не мой муж, было бы некорректно и несправедливо с моей стороны судить об этом. Но она его не любит и не уважает. Она находит его скучным и утверждает, что им слишком легко манипулировать.
– Вы были с ней вечером второго сентября?
– Да, в моей квартире. Она сказала мужу, что у нее поздняя деловая встреча.
– И вы думаете, он ей поверил?
– Она осторожна. Он ее ни о чем не спрашивал, ни в чем не упрекал. Она бы мне сказала. По правде говоря, лейтенант, мне кажется, она хочет, чтобы он устроил скандал.
– А утром в воскресенье на той же неделе, когда она повела сына погулять в парк… Вы были с ними?
– Я встретилась с ними в парке. – Голос Серены потеплел. – Мне нравится проводить время с мальчиком.
– Итак, вы все втроем провели время вместе.
– Мы встречаемся раз в неделю. Я хочу, чтобы он привык ко мне, освоился в моем обществе. Когда он станет старше, возможно, мы найдем способ гармонизировать наши отношения.
– Джульетта когда-нибудь говорила, что ее муж склонен к насилию?
– Нет. Поверьте, если бы он был склонен к насилию, я убедила бы ее забрать сына и уйти. Меня несколько смущает его работа, но, судя по всему, для него это всего лишь работа. Вы подозреваете его в убийстве той женщины в китайском квартале, лейтенант? Если бы я хоть на минуту допустила, что он на это способен, я увезла бы свою возлюбленную и ее сына подальше от него. Любой ценой.
– Знаешь, какие проблемы у людей, имеющих внебрачные связи, Пибоди?
– Необходимость объяснять, зачем покупаешь все это сексуальное белье, если не носишь его дома?
– И это тоже. Но главное – это самообман. Они действительно верят, что супруг ничего не знает и не узнает. Некоторым все и вправду сходит с рук, хотя и ненадолго, потому что в конечном счете их всегда что-нибудь да выдаст. Слишком много задержек допоздна на работе, тайные переговоры по телефону, общие знакомые, застающие вас за ленчем не с тем человеком в каком-нибудь богом забытом ресторанчике. А если вышеупомянутый супруг пребывает не в коме, он обязательно что-нибудь заметит: взгляд, запах, перемену поведения. Серена Унгер отнюдь не дура, но она искренне верит, что Брин ни о чем не подозревает.
– А вы в это не верите.
– Он знает. Его жена вот уже полтора года играет в салочки с другой женщиной. Он просто не может не знать.
– Но если он знает, как он может делать вид, что не замечает, как он может день за днем притворяться, что все идет нормально? Это должно пожирать его изнутри, другой на его месте давно бы уже спятил… О, вы именно к этому и ведете! Если бы Рорк развлекался с кем-то на стороне, что бы вы сделали?
– Тел так и не нашли бы. – Ева побарабанила пальцами по рулю, пережидая движение на перекрестке. – Женщины губят счастье в его доме, угрожают его семье. Хуже того, он чувствует себя кастратом. Ну вот представь, он весь день сидит дома и пишет об убийстве. Оно его завораживает. Так почему бы самому не попробовать? Показать этим гадинам, кто тут хозяин. Я думаю, пора вызвать его на допрос с пристрастием. Но сперва проверим твои гипсовые торговые точки. Может, найдем что-то существенное.
Пибоди вытащила свой портативный компьютер, провела поиск ближайшего адреса.
– Западный Бродвей, дом 14. Лейтенант, я знаю, у вас на первом месте Ренквист и Брин. А меня вот тянет в другом направлении, и я очень надеюсь, что вы не разозлитесь и не врежете мне, как обещали. Я знаю, рука у вас тяжелая.
– Если бы я злилась на всех, кто со мной не согласен… Ну ладно, я злюсь. Но на этот раз я сделаю исключение.
– Большое вам за это спасибо.
– Так почему ты не согласна?
– Ну… как вам сказать? – Пибоди повернулась на сиденье лицом к Еве, сидевшей к ней в профиль. – Мне кажется, Фортни больше подпадает под психологический портрет. Он не уважает женщин. Он тянет с них деньги и тащит их в постель: только так он может показать, какая он важная шишка. Он прилип к сильной женщине, зная, что она о нем позаботится, и чем больше она о нем заботится, тем больше он злится. И поэтому он ей изменяет. Две бывшие жены оставили его без штанов, не будь Пеппер, все его грандиозные проекты накрылись бы медным тазом. Его небось никто и слушать не стал бы. На допросе он солгал, чтобы прикрыть себя. В его алиби больше дыр, чем в швейцарском сыре, и он имеет отношение к театру.
– Все это веские доводы. Слезы гордости так и наворачиваются на мои глаза.
– Правда?
– Насчет слез? Не дождешься. Но доводы и вправду веские, вот почему он до сих пор в списке.
– Но когда вы больше склоняетесь к такому парню, как Брин, я этого просто не понимаю. Он так любит своего сына! И если он знает об измене, разве не логично предположить, что он все терпит, потому что любит свою жену и сына и просто надеется, что все пройдет? Пока он делает вид, что ничего не знает, ничего как бы и нет. Я прямо вижу, как люди справляются с ситуацией подобным образом. Он может внушить себе, что это не считается, потому что она не с мужчиной. Просто у нее такая фаза, она экспериментирует. Ну, словом… – Может, ты и права.
– Правда? Вы так думаете? – Осмелев, Пибоди решила развить свою мысль. – А теперь Ренквист. Он слишком большой чистоплюй. Воскресный завтрак в десять и все такое. И потом его жена. Я могу себе представить, как она отворачивается, если он тайком захочет примерить ее белье за закрытыми дверями, но ни за что не поверю, что она согласилась бы жить с психопатом. Уж больно в ней много чистоплюйства! А ведь она не может не знать. Сразу видно, она во все сует нос, знает, что творится у нее в доме. Если бы что-то было, она обязательно знала бы.
– Вот тут ты права: она ничего не упускает. Но я думаю, она могла бы запросто ужиться с психопатом. Главное, чтобы он не пачкал кровью ее паркетные полы. Я встречалась с женщиной, которая его воспитывала, Пибоди. Он женился на женщине того же типа, только более породистой и стильной. А ты говоришь, Фортни. Вот что я тебе скажу: если мы не закроем дело к послезавтрашнему дню, ты его возьмешь.
– Возьму его? Куда?
– Будешь его разрабатывать, Пибоди. Сконцентрируешься на нем и посмотришь, что будет. – Вы думаете, мы закроем дело раньше.
– Скоро. Но, может, и тебе выпадет шанс.
Они проверили три торговые точки. Потом Ева решила, что пора заехать в больницу навестить Марлин Кокс. Она узнала охранника, которого сама поставила у дверей, и велела ему отдохнуть десять минут, пока на часах постоит Пибоди.
Внутри Ева увидела миссис Кокс. Она сидела возле постели и читала вслух книгу, пока белые машины держали ее дочь на грани бытия.
Шейла подняла голову, заложила страницу закладкой и закрыла книгу.
– Говорят, люди в коме слышат звуки, голоса и реагируют на них. Они как будто помещаются за занавесом, который мы не можем открыть.
– Да, мэм.
– Вот мы и читаем ей по очереди. – Шейла протянула руку и поправила простыню, которой была укрыта Марлин. – Прошлой ночью мы поставили ей диск. «Джейн Эйр». Один из любимых романов Марли. Вы его читали?
– Нет.
– Это чудесная история. Любовь, борьба за выживание, победа и искупление. Сегодня я принесла книгу. Думаю, если она услышит, как я ей читаю, это ее подбодрит.
– Я уверена, что вы правы.
– Вы думаете, ее уже нет. Все они тут так думают. Хотя они очень добры и стараются вовсю. Они думают, ее уже нет. Но я-то знаю, что это не так.
– Мне трудно судить, миссис Кокс.
– Вы верите в чудеса? Извините, я забыла, как вас звать.
– Я Даллас. Лейтенант Даллас.
– Вы верите в чудеса, лейтенант Даллас?
– Я об этом никогда не думала.
– А я верю.
Ева подошла к кровати и заглянула в бескровное лицо Марлин. Ее грудь мерно вздымалась и опадала в такт движению искусственного легкого, которое с тихим свистом дышало за нее. На ней лежала печать смерти.
– Миссис Кокс, он изнасиловал бы ее, причем с особой жестокостью. Он сделал бы все от него зависящее, чтобы она была в сознании, чтобы сполна ощутила страх, боль, беспомощность. Он извлек бы из этого максимум удовольствия для себя, а потом он начал бы ее пытать. Мы нашли в фургоне его инструменты, припасенные специально для этой цели.
– Вы хотите сказать, что она всего этого избежала, потому что боролась. Она его остановила, не дала ему проделать с ней все эти ужасные вещи. Это своего рода чудо. – Голос Шейлы пресекся, она с трудом подавила рыдание. – Что ж, там, где случилось одно чудо, найдется место другому. Как только она раздернет этот занавес, она сама вам скажет, кто это был. Они нам сказали, что она, скорее всего, не доживет до утра. Сейчас уже за полдень. Если вы считаете, что с ней все кончено, зачем вы пришли сюда? Можете вы мне сказать?
Ева начала было что-то говорить, но покачала головой и опять посмотрела на Марлин.
– Я собиралась сказать вам, что таков порядок. Но дело в том, миссис Кокс, что теперь мне она тоже не чужая. Так уж я устроена.
Ее телефон засигналил, и она, извинившись, вышла в коридор.
– Пибоди, – сказала Ева, выслушав сообщение, – за мной.
– У нас что-то есть?
– Я поставила наблюдение у дома Ренквиста. Au pair только что взяла такси до музея «Метрополитен». Одна, без ребенка. Я ждала как раз такого случая поговорить с ней с глазу на глаз.
София медленно шла по залу французских импрессионистов. Ева коротко переговорила с наблюдательницей, отпустила ее, а сама подошла к аи рап.
– София Ди Карло. – Ева протянула жетон и отметила, как женщина вздрогнула и побледнела.
– Я ничего не делала.
– Тогда почему у вас такой виноватый вид? Давайте присядем.
– Я не нарушала закон.
– Вот и не начинайте с отказа поговорить с полицейским офицером.
Отказ поговорить с полицейским нельзя было квалифицировать как нарушение закона, но Ева ясно видела, что София этого не знает.
– Миссис Ренквист сказала, что мне нельзя с вами разговаривать. Как вы нашли меня здесь? Я могу потерять работу. Это хорошая работа. Я хорошо работаю с Розой.
– Я в этом не сомневаюсь, а миссис Ренквист вовсе не обязательно знать о нашем разговоре. – Стараясь расположить к себе упирающуюся девушку, Ева взяла ее под руку и усадила на банкетку в середине зала. – Как вы думаете, почему миссис Ренквист против вашего разговора со мной?
– Люди сплетничают. Если членов семьи и прислугу допрашивает полиция, о них обязательно начнут говорить. Ее муж очень важный человек, очень важный. Люди любят сплетничать о важных людях.
Она ломала руки, пока говорила. Еве нечасто приходилось видеть, как люди ломают руки при разговоре. Нервы, решила она. Нервы и страх. Эта женщина была явно напугана.
– София, я вас проверила через Службу иммиграции и натурализации. Вы находитесь здесь на законных основаниях. Почему же вы боитесь поговорить с полицией?
– Я вам сказала. Мистер и миссис Ренквист привезли меня в Америку, они дали мне работу. Если они будут недовольны, они меня прогонят. Я люблю Розу. Я не хочу потерять мою девочку.
– Как долго вы на них работаете?
– Пять лет. Розе был всего годик. Она хорошая девочка.
– А как насчет ее родителей? Легко на них работать?
– Они… они очень щедрые. У меня прекрасная комната и хорошее жалованье. У меня выходной каждую неделю: один полный день и еще полдня. Мне нравится ходить сюда, в музей. Я занимаюсь самообучением.
– А что вы скажете о мистере и миссис Ренквист? Они ладят друг с другом?
– Я не понимаю.
– Они ссорятся?
– Нет.
– Никогда?
Испуг на лице Софии сменился полным отчаянием.
– Они очень приличные люди. Они всегда держатся как надо.
– В это трудно поверить, София. Вы прожили в их доме пять лет и ни разу не видели семейной сцены, ни разу не слыхали, чтобы кто-то из них повысил голос?
– Мне не пристало…
– Пристало. Это я вам говорю. – «Пять лет, – подумала Ева. – Пять лет на всем готовом. За эти годы она могла скопить немалую сумму. Маловероятная перспектива потерять работу могла ее расстроить, но не испугать». – Почему вы их боитесь?
– Не понимаю, о чем вы.
– Прекрасно понимаете. – Теперь страх сосредоточился в ее глазах, его нельзя было не заметить. – Он приходит в вашу комнату по ночам, когда девочка спит, а его жена в другом конце коридора. Так?
Слезы навернулись на глаза Софии и полились по щекам.
– Нет. Нет! Я не буду об этом говорить, я потеряю работу…
– Взгляните на меня. – Ева схватила и сжала беспокойные руки Софии. – Я только что из больницы, где умирает молодая женщина. Вы поговорите со мной и скажете мне правду.
– Вы мне не поверите. Он очень важный человек. Вы скажете, что я лгу, а он меня прогонит.
– Это он сказал, что никто вам не поверит. «Я могу делать все, что захочу, потому что никто тебе не поверит». Он ошибается. Посмотрите на меня, загляните мне в лицо. Я вам поверю.
Слезы затуманивали ей зрение, но, несомненно, она все-таки что-то увидела. И увиденного ей было достаточно, потому что слова полились потоком.
– Он говорит, что я обязана, потому что его жена не соглашается. С тех самых пор, как узнала, что ждет ребенка. У них разные спальни. Это… Он говорит, что это цивилизованные брачные отношения, а я обязана позволять ему… меня трогать.
– Ничего цивилизованного тут нет.
– Он важный человек, а я всего лишь служанка. – София продолжала плакать, но в ее голосе зазвучала холодная решимость. – Если я расскажу, он отошлет меня с позором. Я больше никогда не увижу Розу. Он опозорит и разорит мою семью. Вот он и приходит ко мне в комнату, запирает дверь и выключает свет. Я делаю, что он мне велит, и тогда он уходит. – Он делает вам больно?
– Иногда. – София опустила взгляд на свои руки, и слезы закапали на них. – Когда у него не получается… ну, не получается… тогда он злится. Она знает. – София подняла заплаканные глаза на Еву. – Миссис Ренквист. В доме никто шагу ступить не может, чтобы она не знала. Но она ничего не делает, не говорит ни слова. А я точно знаю в глубине души, что она мне еще больше навредит, чем он, если узнает, что я вам все рассказала.
– Постарайтесь вспомнить ночь в начале сентября. Второго числа, после полуночи. Он был дома?
– Я не знаю. Честное слово, не знаю! – заторопилась София, не дав Еве возразить. – Моя комната в задней части дома, дверь закрыта. Мне не слышно, когда кто-то входит или выходит. У меня интерком с комнатой Розы. Он всегда включен, только… он его выключает, когда приходит. Я никогда не выхожу из комнаты по ночам. Только если Роза позовет.
– Утром в воскресенье на той же неделе.
– Они завтракали всей семьей, как всегда. В десять тридцать. Ровно в десять тридцать. Ни минутой раньше или позже.
– До десяти тридцати. Скажем, в восемь утра. Он был в доме в это время?
– Я не знаю. – София закусила нижнюю губу, пытаясь вспомнить. – Мне кажется, его не было дома. Я была в комнате Розы, помогала ей выбрать платье на этот день. В воскресенье ей полагается надевать парадное платье. Я видела из окна, как мистер Ренквист подъехал к дому. Было около десяти. В воскресенье по утрам он иногда играет в гольф или в теннис. Он говорит, что это часть его работы. Он должен общаться.
– Во что он был одет?
– Я… Простите, я не помню. Кажется, на нем была рубашка для гольфа. Мне так кажется. Не костюм, а спортивная летняя одежда. Они всегда следят за своим видом – они оба. Одеваются как положено.
– А вчера? Он был дома всю ночь?
– Я не знаю. Он не приходил ко мне в комнату.
– Сегодня утром. Как он вел себя сегодня утром?
– Я его не видела. Мне было велено покормить Розу завтраком в детской. Мы часто едим в детской, если мистер или миссис Ренквист заняты, или плохо себя чувствуют, или если у них гости.
– А что было на этот раз?
– Я не знаю. Мне не сказали.
– Есть такое место в доме, куда он уходит, а вам с Розой туда хода нет?
– Его кабинет. Он очень важный человек, у него важная работа. Его кабинет всегда заперт, и никому не позволено тревожить его там.
– Хорошо. Возможно, мне понадобится поговорить с вами еще раз. А пока вот что я вам скажу: то, что Ренквист с вами делает, это нехорошо. Это преступление. Я могу это прекратить.
– Прошу вас, умоляю вас, не надо. Если вы что-то сделаете, мне придется уехать. Я нужна Розе. Миссис Ренквист не любит Розу… совсем не то, что я. А он девочку вообще не замечает. А то, что он делает… это неважно. В последнее время это бывает не так уж часто. Мне кажется, он потерял ко мне интерес.
– Если передумаете, свяжитесь со мной. Я вам помогу.
