- Следствие ведет Ева Даллас, #19
ГЛАВА 19
Звонок на работу к Ренквисту позволил Еве узнать следующее: он был вынужден уехать из города по делу, в течение ближайших двух дней с ним невозможно будет связаться. Выполнив все формальные требования, Ева договорилась о встрече с ним после возвращения, а затем отправилась к нему домой. Домоправительница сообщила те же сведения.
– Вы видели, как он уезжал? Вы лично?
– Прошу прощения?
– Вы лично видели, как он вышел из дому с чемоданом?
– Не понимаю, какое отношение это имеет к чему бы то ни было, но так уж получилось, что багаж мистера Ренквиста я отнесла в машину сама.
– Куда он поехал?
– Я не обладаю подобной информацией, а если бы и обладала, была бы не в праве ею делиться. Работа мистера Ренквиста требует частых поездок.
– Не сомневаюсь. Мне хотелось бы поговорить с миссис Ренквист.
– Миссис Ренквист нет дома. И я не ожидаю ее возвращения до самого вечера.
Ева заглянула в дом через ее плечо. Она отдала бы месячный заработок за ордер на обыск.
– Позвольте задать вам вопрос, Дживс.[10]
Экономка поморщилась:
– Стивенс.
– Стивенс. Когда босс узнал, что ему придется ехать в командировку?
– Насколько мне известно, он сделал все приготовления сегодня рано утром.
– Откуда же он узнал, что труба зовет?
– Прошу прощения?
– Пришло сообщение по электронной почте, телефонный звонок, фельдъегерь с пакетом?
– Боюсь, мне это неизвестно.
– Тоже мне домоправительница! Как выглядел он сегодня утром?
Стивенс растерялась, потом нахмурилась.
– Лейтенант, вид мистера Ренквиста – это не моя забота, да и не ваша тоже. Всего хорошего.
Велико было искушение пинком распахнуть дверь, когда та начала закрываться, но Ева решила, что это было бы пустой тратой сил.
– Пибоди, брось все силы электронного отдела на поиски Ренквиста. Надо узнать, куда он направился и на чем.
– Я думаю, это он.
– Почему?
Настала очередь Пибоди замереть в растерянности. Она сорвалась с места и нагнала Еву у машины.
– Он пристает к няне. Он и его жена солгали, что он был дома все утро в воскресенье. У него в доме есть тайная комната, а сегодня утром он очень кстати смылся из города.
– Значит, ты вот так, за здорово живешь, вычеркиваешь из списка Фортни, своего фаворита? Шлюха ты после этого, а не следователь!
– Но ведь все сходится!
– Можно взглянуть и по-другому. Он пристает к няне, потому что он извращенец и король дерьма. Жена ему не дает, а в доме есть молодая, хорошенькая девочка, которая боится сказать «нет». Они солгали, потому что они оба короли дерьма и не хотят, чтобы их беспокоила полиция, а сказать, что он был дома, просто удобнее. У него в доме есть тайная комната, потому что слуги могут сунуть нос в дипломатическую почту, и он не хочет, чтобы ребенок беспокоил его во время работы. Он уехал из города сегодня утром, потому что его вызвали, а работа у него такая, что, когда вызывают, надо собираться и ехать.
– О черт!
– Если не посмотришь на дело со всех сторон, правильных ответов не получишь. А теперь давай посмотрим, как будет вести себя Брин на официальном допросе.
Брин ждал, изучая поляризационный светофильтр, который изнутри казался зеркалом, а снаружи служил окном для наблюдения, когда Ева вошла в комнату для допросов. Он повернулся и одарил ее своей мальчишеской улыбкой.
– Знаю, мне полагается злиться и требовать адвоката, но мне страшно интересно.
– Рада доставить вам удовольствие.
– Но мне пришлось оставить Джеда у соседки. Поэтому я надеюсь, что это много времени не займет.
– Тогда садитесь и давайте начнем.
– Давайте.
Ева включила запись, назвала дату, номер дела и зачитала допрашиваемому его права.
– Вам понятны ваши права и обязанности, мистер Брин?
– Да. Слушайте, я сегодня рано утром слышал по радио отчет о нападении. Парень изображал Банди. Как вы думаете…
– Может быть, вы позволите мне задавать вопросы, Том?
– Извините, привычка. – Он опять улыбнулся.
– Где вы были сегодня в два часа ночи?
– Спал у себя дома. Закончил работу около полуночи. В два часа я уже спал без задних ног. – Ваша жена была дома?
– Конечно. Спала без задних ног рядом со мной. Правда, она делала это более изящно, как подобает даме.
– Вы думаете, остроты помогут вам завоевать мое доверие, Том?
– Во всяком случае, не повредят.
Ничего не сказав, Ева перевела взгляд на Пибоди.
– Если вы ее разозлите, это может вам повредить, – отозвалась Пибоди. – Поверьте мне, уж я-то знаю.
– Вы собираетесь разыграть гамбит злой следователь – добрый следователь? – Брин откинулся на стуле, балансируя на задних ножках. – Я изучал все основные методики допроса. Никогда не мог понять, почему именно этот способ срабатывает. Ну, вы же меня понимаете: он стар как мир.
– Нет, есть еще более старый способ: я веду вас в свой закрытый кабинет, и во время нашего разговора с глазу на глаз вы спотыкаетесь и ухитряетесь разбить себе лицо.
Он продолжал покачиваться на стуле, изучая лицо Евы.
– Я так не думаю. В вас чувствуется определенная свирепость, это точно, я даже замечаю некоторую врожденную склонность к насилию, но вы не выбиваете показания из подозреваемых. Вы слишком порядочны. Вы хороший полицейский. – Теперь он заговорил серьезно, явно упиваясь своей интуицией и интеллектом. – Вы вгрызаетесь и не отпускаете, потому что верите: так надо. Больше всего вы верите в дух закона. Может быть, не в букву, но в дух уж точно. Может, вы кое-где срезаете углы, не все заносите в ваши официальные рапорты, но вы очень осторожны и разборчивы в том, где можно пересечь черту, а где нет. А выбивать показания из подследственных – нет, это не ваш профиль. – Он бросил победоносный взгляд на Пибоди. – Здорово я ее раскусил?
– Мистер Брин, вы не смогли бы раскусить лейтенанта, даже если бы сделали это своей жизненной миссией. Она вам не по зубам.
– Да бросьте. – Брин раздраженно дернул губами. – Вы просто не хотите признать, что в этой игре я так же хорош, как и вы. Слушайте, когда предмет вашего изучения – убийство, вы изучаете не только убийц. Вы изучаете полицейских.
– И жертв? – вставила Ева.
– Конечно, и жертв тоже.
– И все это изучение, исследование, анализ, описание… все это оттачивает в вас навыки наблюдения, не так ли?
– Писатели – прирожденные наблюдатели. Это наша профессия.
– Стало быть, когда вы пишете о преступлении, вы пишете о том, кто его совершил, кто стал его жертвой, кто его расследовал и так далее. В сущности, вы пишете о людях. Вы знаете людей.
– Совершенно верно.
– Такой наблюдательный человек, как вы, непременно должен подмечать нюансы, привычки, должен угадывать, что люди думают, предвосхищать их поступки.
– Опять-таки верно.
– Ну, раз вы такой прозорливый наблюдатель человеческой природы и поведения, от вас не могло ускользнуть, что ваша жена развлекается с цыпочкой, пока вы дома играете в лошадки с сыном.
Эти слова стерли самодовольное выражение с его лица, как будто она нажала кнопку «удалить». Улыбка сменилась шоком, лицо побелело, а потом побагровело от гнева и унижения.
– Вы не имеете права говорить такие вещи.
– Да будет вам, Том, ваша поразительная наблюдательность не могла покинуть вас в вашем собственном маленьком замке, где мужчина – царь и бог. Вы не могли не знать, что она творит. Вернее, как низко она пала.
– Замолчите.
– Что, неприятно? – Качая головой, Ева встала, обошла стол, наклонилась над его плечом и заговорила прямо ему в ухо: – Она даже не удосужилась выбрать для забав другого парня, пока вы сидите дома, изображая мамочку. И кто вы после этого, Том? Секс с вами был так скучен, что она решила посмотреть, что делается на женском пляже. Не слишком большой комплимент вашим мужским достоинствам?
– Я сказал, замолчите! Я не обязан слушать весь этот бред!
Стиснув кулаки, он вскочил со стула, но Ева толкнула его обратно.
– Нет уж, придется послушать. Ваша жена не задержалась на совещании в ту ночь, когда зарезали Джейси Вутон. Она была со своей любовницей. И вы это знали, не так ли, Том? Вы знаете, что она ускользает из дому и с работы, изменяет вам вот уже почти два года. Что вы думаете об этом, Том? Каково это – сознавать, что она хочет другую женщину, любит другую женщину, отдается другой женщине, пока вы воспитываете сына, которого создали вместе, пока вы заботитесь о доме – словом, исполняете роль жены, чего она никогда не делала?
– Сука. – Он закрыл лицо ладонями. – Чертова сука.
– Мне следовало бы вас пожалеть, Том. Вот вы, как я говорю, заботитесь о сыне, о доме, да еще и работаете. У вас важная работа, можно сказать, карьера. Вы знаменитость. Но при этом вы взяли на себя роль профессионального отца, и это достойно восхищения. А она тем временем проводит дни в большом кабинете за совещаниями о модных тенденциях в одежде. – Ева испустила картинный вздох. – Ее заботит, что люди будут носить. Это ж сдохнуть можно! Все это для нее важнее семьи. На вас и на ребенка она внимания не обращает. И ваша мать поступала точно так же. Но Джульетта, она пошла еще дальше. Врет, изменяет, трахается с другой женщиной, вместо того чтобы быть женой и матерью.
– Замолчите! Заткнитесь! Ну почему вы не можете просто замолчать?
– Вы хотите наказать ее за это, Том, и кто стал бы вас осуждать? Вы хотите вернуть то, что у вас отнято, а кто не захотел бы на вашем месте? Вас это точит. День за днем, ночь за ночью. Вы с ума начинаете сходить. Женщины – они просто на хрен не нужны, верно?
Ева села на край стола, нарочно села слишком близко, напирая на него, чувствуя, как он дрожит всем телом.
– Она смотрит мне прямо в глаза и лжет. Я люблю ее. Я ее ненавижу. Ненавижу, потому что все еще люблю. Она о нас не думает. Для нее эта женщина важнее нас, и я ненавижу ее за это.
– Вы знали, что не было у нее никакого совещания. Вас это терзало, пока ее не было дома? А потом она вернулась и сразу отправилась спать. Она устала, слишком устала, чтобы побыть с вами, потому что была с другой женщиной. Вы дождались, пока она поднимется к себе и уляжется, прежде чем покинуть дом? Вы отвезли свои инструменты в китайский квартал, вообразили, что вы Джек Потрошитель? Всесильный и наводящий ужас, недосягаемый для закона? Вам виделось лицо вашей жены, когда вы резали глотку Джейси Вутон?
– Я не выходил из дома.
– Она бы не заметила, если бы вы ушли. Она на вас внимания не обращает. Ей ведь все равно. – Ева заметила, как он отшатнулся, как ссутулились его плечи, как они напряглись, словно под ударами. – Сколько раз вы ездили в китайский квартал, прежде чем зарезать Джейси Вутон в том переулке, Том? Такой человек, как вы, обязательно проводит исследование, проверку местности. Так сколько раз вы ездили туда полюбоваться на шлюх и наркоманов?
– Я не езжу в китайский квартал.
– Никогда не были в китайском квартале? Коренной житель Нью-Йорка?
– Я там бывал. Разумеется, бывал. – Теперь он начал потеть, прежний задор сменился нервной дрожью. – Я хочу сказать, я не езжу туда… чтобы… я не пользуюсь услугами проституток.
– Ах, Том, Том. – Ева сокрушенно прищелкнула языком и снова заняла свое место напротив него. На ее лице играла легкая улыбка, в глазах появилось выражение веселого любопытства. – Такой молодой, здоровый мужчина, как вы? И вы хотите меня уверить, что никогда не платили, чтобы перепихнуться по-быстрому? Ваша жена не желает вас удовлетворять… сколько? Скоро уже два года? И вы ни разу не воспользовались совершенно законной услугой? Если это правда, состояние у вас, должно быть, довольно взвинченное. А может, у вас больше не встает, и поэтому ваша жена обратилась к конкурентам?
– Со мной все в порядке. – Он опять покраснел. – Джульетта просто… Я не знаю, она просто должна пройти через это… у нее это временное. И я не отрицаю, я снимал проституток… несколько раз… с тех пор, как дома все пошло наперекосяк. Господи, я же не евнух.
– Она делает вас евнухом. Она предала, оскорбила, унизила вас. Может, вы просто решили прогуляться, подцепить свежую девушку. Мужчина имеет право, раз жена ему не дает. Может, дело вышло из-под контроля. Весь этот гнев и досада – они же накапливаются. Вы вспомнили, как она обманывала вас, как пришла от той женщины и легла прямо к вам в постель. Лживая, неверная, дала понять, что вы для нее ничто. – Ева сделала паузу, пока это последнее слово, брошенное ему в лицо, звенело и вибрировало в воздухе. – Вам надо было привлечь к себе внимание, черт побери. Вы пишете о мужчинах, которые знали, как привлечь к себе внимание. Они умели заставить женщину вздрогнуть и заметить себя. Должно быть, это было приятно – врезаться в Джейси, в самое ее чрево. Вырезать из нее то, что делает ее женщиной. Заставить ее заплатить, заставить их всех заплатить за то, что они вас не замечали.
– Нет. – Брин облизнул губы, дыхание с судорожным хрипом вырывалось у него изо рта. – Нет! Вы с ума сошли. Вы просто сошли с ума. Я больше ничего вам не скажу. Мне нужен адвокат.
– Вы и мне позволите взять над вами верх, Том? Вы позволите какой-то полицейской суке вас растоптать? Стоит вам позвать адвоката, считайте, я выиграла раунд. Попробуйте только потребовать адвоката, и я предъявлю вам обвинение по подозрению в двух убийствах первой степени на счет раз и по нападению с целью убийства на счет два. Я выкручу вам яйца до синевы, если только там есть что выкручивать.
В наступившей тишине было слышно только его захлебывающееся дыхание. Он посмотрел ей в лицо.
– Мне больше нечего вам сказать. Я не скажу ни слова, пока не посоветуюсь с моим адвокатом.
– Ну, значит, раунд за мной. Допрос окончен по просьбе подозреваемого, с целью дать ему возможность заручиться юридической защитой. Запись выключена. Пибоди, договорись о проведении стандартной психиатрической экспертизы для мистера Брина и отведи его в камеру. Позаботься, чтобы он мог договориться об адвокатском представительстве.
– Да, мэм. Мистер Брин?
Он поднялся на подгибающиеся ноги.
– Думаете, вы меня унизили? – обратился он к Еве. – Думаете, вы сломали меня? Вы опоздали. Об этом позаботилась Джульетта.
Ева выждала, пока он выйдет, потом подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение.
К себе в кабинет Ева вернулась совершенно измученная. Это был тот редкий случай, когда она не выдержала бы возбуждающего воздействия кофе и предпочла ему воду. Остановившись у единственного мутноватого окошка, она пила с жадностью верблюда и наблюдала за уличным и воздушным движением. Люди текли мимо, они понятия не имели о том, что здесь творилось. Они ничего не хотели знать. «Держите нас подальше от беды, – вот все, чего они хотели. – Просто делайте свою работу и не давайте нас в обиду. Нам все равно, как вы это сделаете, лишь бы нас это не затронуло».
– Лейтенант?
Ева продолжала смотреть в окно. – Оформила задержание?
– Да, мэм. Он связался с адвокатом и больше ничего не сказал, только потребовал второго разговора – относительно надзора за ребенком. Я… гм… разрешила ему позвонить… при свидетелях. Он позвонил соседке и попросил присмотреть за Джедом еще какое-то время. Сказал, что задерживается. Он не просил связать его с женой. Ева лишь кивнула. – Вы с ним обошлись довольно круто.
– Это наблюдение или жалоба?
– Наблюдение. Знаю, вы скажете, что я шлюха, а не следователь, но мне все больше начинает казаться, что он невиновен. Когда вы обрушились на него с рассказом о романе его жены, он был просто сражен. Он так и не оправился.
– Да, его это подкосило.
– И потом, когда вы подловили его на проститутке. Он путался, начал все отрицать, потом сломался и признал, что были контакты, лишь бы доказать вам, что он все еще полноценный мужчина.
– Да, это было глупо с его стороны.
– По-моему, вас это мало радует.
– Я устала. Просто устала.
– Может, вам устроить перерыв? Пока еще адвокат сюда доберется, пока они посовещаются… У вас в запасе не меньше часа. Может, вам прилечь?
Ева не успела ответить, не успела даже обернуться, как в кабинет вошел Трухарт.
– Извините, лейтенант, пришла Пеппер Франклин. Она хочет с вами поговорить. Я не знал, захотите ли вы ее принять.
– Да, давай ее сюда.
– Мне остаться? – спросила Пибоди, когда Трухарт вышел. – Или пойти присмотреть за Брином?
– Фортни был твоим фаворитом, пока ты не ударилась в промискуитет. Давай послушаем, что она нам расскажет.
Ева прошла к своему столу, села в кресло и повернулась к двери, когда вошла Пеппер. На лице у актрисы красовались огромные светофильтры в серебряной оправе, губы были накрашены ярко-алой помадой. Ее великолепные волосы, перехваченные сзади, свисали на спину длинным блестящим хвостом. Облегающий костюм солнечно-желтого цвета никак не вязался с разъяренным выражением лица.
– Принеси-ка нам кофе, Пибоди. Присаживайтесь, Пеппер. Чем я могу вам помочь?
– Можете арестовать лживого, неверного подонка Лео, бросить его в самую глубокую темницу и оставить гнить там, пока не останется один скелет, черт бы его побрал.
– Здесь можно не стесняться, Пеппер. Расскажите нам, что вы чувствуете на самом деле.
– Мне не до шуток. – Пеппер сорвала с себя очки, обнажив весьма впечатляющий «фонарь» под глазом.
«Через несколько часов он станет еще более впечатляющим, – прикинула Ева. – Когда вся кровь скопится в синяке». – Держу пари, это больно.
– Я так зла, что боли не чувствую. Я его накрыла со своей дублершей. С моей – разрази ее гром! – дублершей! И еще он трахал ассистентку помрежа! И бог знает кого еще. Когда я выложила ему все, что думаю, он стал отпираться. Просто лгал мне в глаза, уверял, что я все это придумала. У вас водка есть?
– Извините, нет.
– Может, оно и к лучшему. Сегодня утром я проснулась около трех. Сама не знаю, что меня разбудило, обычно я сплю как бревно. Но тут я проснулась, и его на месте не было. Я растерялась, встревожилась и поэтому включила домашний сканер. И что вы думаете? Будь я проклята, но это чертова машина сказала мне, что он в постели! А на самом-то деле его там не было! Думаю, он запрограммировал систему, чтобы она так отвечала – на случай, если у меня возникнут подозрения. Система должна была подтверждать, что он не выходил из дому. Ублюдок!
– Полагаю, вы обошли весь дом, чтобы убедиться наверняка, что это не сбой в системе.
– Разумеется, я все проверила. Я же беспокоилась. – В голосе Пеппер слышалась желчь. – В тот момент я ни о чем другом не думала. Обошла весь дом, стала ждать, даже в полицию хотела позвонить. Потом мне пришло в голову: вдруг он пошел прогуляться, или прокатиться, или… я не знаю! А охранная система дефектна, я убедила себя в этом. Около шести утра я задремала в кресле, а когда проснулась два часа спустя, на автоответчике было послание. – Она сунула руку в сумку величиной с Техас и вытащила диск. – Вы не против? Мне хотелось бы прослушать еще раз.
– Пожалуйста. – Ева взяла диск, вставила его в свой собственный блок связи и нажала кнопку воспроизведения. Зазвучал голос Лео:
ДОБРОЕ УТРО, СОНЯ! НЕ ХОТЕЛ ТЕБЯ БУДИТЬ: ТЫ ВЫГЛЯДЕЛА ТАК ПРЕЛЕСТНО, ПОКА СПАЛА, СВЕРНУВШИСЬ, КАК КОТЕНОК. Я ВСТАЛ РАНО, РЕШИЛ ПОЙТИ ПРЯМО В ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР, И МЕНЯ ПРИГЛАСИЛИ НА ДЕЛОВОЙ ЗАВТРАК. НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, КОГО ТАМ ВСТРЕТИШЬ. РАСПИСАНИЕ У МЕНЯ НАПРЯЖЕННОЕ, ВРЯД ЛИ ВЕРНУСЬ РАНЬШЕ, ЧЕМ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ ЗАПИСЫВАТЬ РЕКЛАМНЫЙ АНОНС. ВСЕ ПРОЙДЕТ ОТЛИЧНО! ТЫ БУДЕШЬ ВЕЛИКОЛЕПНА, КАК ВСЕГДА – УВИДИМСЯ, ВЕРОЯТНО, ТОЛЬКО ВЕЧЕРОМ, ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ. БУДУ ЖДАТЬ. СКУЧАЮ ПО СВОЕЙ КУКОЛКЕ.
– «Куколка», черт бы меня побрал, – пробормотала Пеппер. – Он выслал сообщение в немом режиме примерно в шесть пятнадцать. Прекрасно знает, что я никогда не встаю раньше семи тридцати и никогда не остаюсь в кровати после восьми. Он вообще не приходил домой вчера вечером и пытался себя прикрыть. Я поехала к нему на работу, но он позвонил этой своей секретутке – ее он наверняка тоже трахал! – и предупредил, что его не будет весь день. Она явно не ожидала моего появления, потому что ей он сказал, что у меня эмоциональный срыв и ему, дескать, придется остаться со мной дома. Я ему покажу эмоциональный срыв! – Пеппер встала, убедилась, что помещение не позволяет расхаживать взад-вперед, и снова опустилась на стул. – Я отложила запись рекламного ролика, вернулась домой и обыскала его кабинет. Вот как я обнаружила, что он посылал цветы и подарки своим девкам – а их у него целый гарем! Я нашла квитанции на оплату гостиничных номеров, имена и даты в его ежедневнике. Он явился около трех, сделал вид, что страшно удивлен и рад меня видеть. – Ее глаз, украшенный синяком, вспыхнул яростью. – У него сорвалась пара встреч, ну разве это не чудесно? Почему бы нам не подняться в спальню, пусть нам еще больше повезет!
– Я полагаю, вы сказали ему, что его везенье кончилось.
– Не стесняясь в выражениях. Я сказала, что его не было дома всю ночь, а он попытался меня уверить, что мне все это приснилось. Когда я показала ему сделанные мной копии его счетов и ежедневника, ему хватило наглости разыграть оскорбленную невинность. Если я ему не доверяю, заявил он, значит, у нас серьезные проблемы. – Пеппер помолчала, вскинула руку, давая понять, что ей нужно перевести дух. – Я ушам своим не поверила. У меня в голове не укладывалось, что все эти слова выходят у него изо рта. А он говорил так гладко… как будто отрепетировал все заранее. Ну, словом…
– У меня здесь нет ни капли спиртного, – сказала Ева, чтобы прервать затянувшееся молчание. – Как насчет кофе?
– Спасибо, просто воды, если можно.
Пока Пибоди хлопотала вокруг них, Пеппер взяла свои темные очки за дужку и начала их вращать.
– Не стоит пересказывать все гнусные детали, но когда до него дошло, что ему меня не одурачить, что ему больше нет места в моем доме, в моей жизни, что у него больше нет конторы с ультрамодной обстановкой, открытого счета на представительские расходы, ну, словом, что между нами все кончено, – вот тут дерьмо действительно попало в вентилятор. Он ударил меня по лицу. Кулаком.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею. Спасибо, – поблагодарила она, когда Пибоди протянула ей стакан воды. – Думаю, вы найдете его и арестуете. Я не отделалась бы подбитым глазом, не будь у меня робота-охранника наготове. Я его специально включила: хотела, чтобы кто-то присматривал за Лео, когда он отправится наверх за своими вещичками, а потом выпроводил его из дому. Робот вошел в комнату как раз в тот момент, когда Лео набросился на меня с кулаками, схватил его за шкирку и вышвырнул за дверь. – Пеппер медленно, мелкими глоточками выпила весь стакан. – Лео говорил ужасные вещи, – продолжала она. – Хамские, грубые, жестокие, просто чудовищные. Он заявил, что по моей вине его потянуло – это его выражение! – к другим женщинам. Я, видите ли, подавляла его во всем, даже в постели! Он сказал, что давно пора показать мне, кто тут хозяин, и что ему надоело терпеть выходки наглой мужеедки. – Она содрогнулась. – Он орал все это мне в лицо, когда вошел робот. Я была в ужасе. Я даже не думала, что могу так испугаться. Я не думала, что он способен наговорить такое.
– Принеси ей еще воды, Пибоди, – приказала Ева, увидев, что Пеппер затрясло.
– Уж лучше злиться, чем бояться. – Пеппер опять сунула руку в сумку, извлекла кружевной носовой платочек и промокнула залитые слезами глаза. – Когда я злюсь, со мной все в порядке. Мне известно о женщине, на которую напали прошлой ночью, и в новостях намекнули, что это связано с двумя убийствами… с теми самыми, о которых вы меня расспрашивали. И я подумала… Господи, господи, я подумала: а вдруг это Лео? Тот Лео, которого я видела сегодня, мог это сделать. Я просто не знаю, как мне быть.
– Вы напишете жалобу, и мы предъявим ему обвинения. Мы найдем его и арестуем. Он больше никогда к вам не притронется.
На этот раз Пеппер не стала пить, только взяла стакан, который принесла ей Пибоди, и посмотрела на воду. Ее голос упал до шепота:
– Я боюсь оставаться одна. Мне стыдно, что он заставил меня струсить, но…
– Он не заставил вас струсить. Мужчина на добрых тридцать фунтов тяжелее вас засветил вам в глаз и пригрозил, что на этом не остановится. Конечно, вы в шоке. Иначе вы были бы просто тупой дурой. Но вы не дура: вы ведь пришли к нам и подали жалобу.
– А что, если это он убил тех женщин? Я спала с ним в одной постели. Я занималась с ним любовью. Что, если он делал все эти ужасные вещи, а потом возвращался ко мне?
– Давайте будем двигаться шаг за шагом. Как только мы покончим с бумажной работой, я договорюсь, чтобы дома у вас дежурил офицер полиции. Может, с ним вам будет спокойнее.
– Да, мне бы этого очень хотелось. Но вашему офицеру придется сопровождать меня в театр. В восемь у меня спектакль. – Пеппер криво усмехнулась. – Что бы ни случилось, шоу должно продолжаться.
К тому времени, как Ева отправила Пеппер с полицейским эскортом на Бродвей, стресс и утомление вызвали у нее головную боль. Она выписала оповещение о розыске Фортни, и система уже начала действовать. Невод был заброшен.
Потом она встретилась с адвокатом Брина, отклонила все обычные в таких случаях жалобы, но, когда адвокат потребовал, чтобы его клиент был отпущен домой к малолетнему ребенку, не стала возражать. Напротив, она поразила адвоката в самое сердце, согласившись отложить все дальнейшие следственные действия до девяти утра следующего дня.
Для очистки совести Ева отрядила двух полицейских круглосуточно следить за домом Брина.
Хотя смена давно кончилась, она осталась в своем кабинете, не зная, что предпринять: то ли кофе выпить, то ли еще поработать, то ли отправиться домой и завалиться спать. Когда в кабинет вбежал Макнаб – бодрый и энергичный, – ей стало больно на него смотреть.
– Неужели ты не можешь одеваться так, чтобы не светиться?
– Время летнее, лейтенант. Парень должен светиться. А у меня есть новости, от которых и ваши щечки засветятся. Фортни забронировал билет первого класса до Нового Лос-Анджелеса. Он уже в пути.
– Быстрая работа, Макнаб.
Он выбросил вперед указательный палец, словно стреляя из пистолета, а потом подул на него, как на дымящийся ствол.
– Ас электронного отдела. Быстрейший на Восточном побережье. Лейтенант, вы валитесь с ног.
– Со зрением у тебя тоже все в порядке. Отвези Пибоди домой и позаботься, чтобы она как следует выспалась. Это я так деликатно намекаю, чтобы вы не спаривались, как кролики, по полночи. Воздержитесь. Завтра ей понадобится ясная голова.
– Есть! Лейтенант, вам тоже не помешало бы выспаться как следует.
– Всему свое время, – пробормотала Ева и отправила запрос на экстрадицию Фортни, а также просьбу к местным властям перехватить его, как только он сойдет с самолета. В кабинет ворвалась Пибоди.
– Лейтенант, Макнаб говорит, что вы сказали…
– Надо бы установить тут вращающуюся дверь. Все равно все входят и выходят, когда вздумается. Проходной двор устроили.
– Дверь была открыта. Она почти всегда открыта. Макнаб сказал, что меня отпускают, но я еще не связалась с властями в Лос-Анджелесе относительно Фортни. Даже ордер не оформила.
– Все уже сделано. Его арестуют, отправят обратно, эту ночь он проведет в камере. Ему не удастся добиться слушания о залоге до завтрашнего утра.
– Это моя работа…
– Ладно, Пибоди. Поезжай домой, поешь, поспи. Экзамен ровно в восемь.
– Лейтенант, я считаю, что может возникнуть необходимость отложить экзамен. Данное дело дошло до решающей стадии. Фортни – а я вижу, что мои первоначальные подозрения были верны, – надо будет допросить. А вы захотите допросить Брина и устроить интервью с Ренквистом, чтобы увязать все концы. При таких обстоятельствах считаю себя не вправе брать как минимум полдня на личные нужды.
– Опять мандраж?
– Ну да, и это тоже, но…
– Ты пойдешь на экзамен, Пибоди. Если тебе придется ждать еще три месяца, одна из нас спрыгнет с ближайшей крыши, или, что еще вероятнее, я тебя с нее столкну. Есть у меня такое черное подозрение, что один день я уж как-нибудь сумею справиться без тебя.
– Но я считаю…
– Явиться в экзаменационный зал номер один к восьми ноль-ноль, офицер! Это приказ.
– Вряд ли у вас есть право приказывать мне сдавать… – Пибоди замолкла на полуслове и судорожно сглотнула, когда Ева подняла на нее взгляд. – Но я понимаю, что вами движет, лейтенант. Я постараюсь вас не подвести.
– Ты меня не подведешь, как бы ты ни сдала экзамен. И ты будешь…
– Нет, не надо. – Пибоди крепко зажмурилась. – Не говорите ничего, а то я обязательно завалюсь. Ничего не говорите, и не надо желать мне ни пуха ни пера.
– Пойди-ка ты лучше прими таблетку.
– Это мысль. – На губах Пибоди появилась дрожащая улыбка. – Просто покажите мне большой палец на счастье.
Ее глаза округлились, зубы блеснули в широкой улыбке, она выбросила вперед кулак с оттопыренным большим пальцем. Откинувшись на спинку кресла, Ева покачала головой.
– И что это должно означать? «Иди ты в зад»?
– Да нет же! Это значит «выше голову»! Господи, лейтенант, неужели вы никогда никому не показывали большой палец на счастье? Ладно, забудьте.
– Пибоди! – Ева встала, и ее помощница остановилась, не дойдя до двери. – Начиная с восьми ноль-ноль буду ждать, что ты пнешь этот экзамен в зад.
– Слушаюсь, лейтенант. Спасибо.
