• Трилогия круга, #1

12

 Гленне очень хотелось побыть одной, подумать. Она вошла в пустую кухню, налила себе бокал вина, достала блокнот, карандаш и устроилась за кухонным столом.

 Час в тишине, чтобы успокоиться и подвести кое-какие итоги. Потом, возможно, ей удастся заснуть.

 Услышав приближающиеся шаги, она недовольно выпрямилась. Неужели в таком большом доме невозможно уединиться, хотя бы на время?

 Кинг вошел в кухню и остановился, сунув руки в карманы и слегка покачиваясь.

 — Ну?

 — Хочу извиниться за то, что разбил лицо Хойту.

 — Это его лицо — перед ним и извиняйся.

 — Мы с ним разберемся. Я хотел объясниться с тобой.

 Гленна не ответила, и он, запустив пальцы в густые волосы, почесал макушку. Его вид демонстрировал смущение. Если, конечно, человек ростом шесть футов[18] и шесть дюймов и весом сто семьдесят фунтов способен смущаться.

 — Послушай, я бросился наверх, а там вспышка, и он лежит, окровавленный и обожженный. Мне еще не приходилось сталкиваться с колдунами. — Черный гигант немного помолчал. — Мы знакомы всего неделю. А Киана я знаю с… очень давно, и обязан ему всем.

 — И когда ты увидел, что Киан ранен, то, естественно, подумал, что его пытался убить брат.

 — Вот именно. И еще подумал, что ты тоже в этом участвовала, но у меня рука не поднялась, чтобы тебя ударить.

 — Ценю твое рыцарство.

 Сарказм в голосе девушки заставил его поморщиться, как от боли.

 — Умеешь ты унизить мужчину.

 — Чтобы сделать тебя пониже, понадобится бензопила. Ладно, тебе не к лицу этот виноватый и жалкий вид. — Вздохнув, она откинула волосы со лба. — Мы допустили промах, ты тоже, и теперь всем чертовски неудобно. Хочешь вина? Или булочку?

 Кинг улыбнулся.

 — Лучше пиво. — Он открыл холодильник и достал бутылку. — Булочку оставлю тебе. Ну и язва ты, рыжая. Люблю таких женщин — даже если страдает моя задница.

 — Не замечала за собой. Мне так кажется.

 Бледная и хорошенькая. Наверное, устала как собака. Днем он здорово погонял ее, как, впрочем, и всех остальных, а вечером Киан задал им трепку.

 Конечно, она злится. Но не так сильно, как ожидал Кинг. А вообще-то Хойт прав. Она одна знала ответ на вопрос, какого черта они здесь делают.

 — То, о чем говорил Хойт, о твоих словах, — в этом есть смысл. Пока мы врозь, мы легкая добыча. — Он открыл крышку и одним глотком выпил полбутылки. — Так что я готов мириться — если ты не против.

 Гленна посмотрела на протянутую ей огромную ладонь, помедлила секунду, а потом вложила в нее свою.

 — Киану повезло, что у него есть такой защитник. Которому он не безразличен.

 — А он защищает меня. Мы помогаем друг другу.

 — Для того, чтобы такая дружба, как у вас, сформировалась и окрепла, требуется время. Такого количества времени у нас нет.

 — Тогда нам нужно постараться сократить этот путь. Ну, теперь мир?

 — Да, мир.

 Кинг допил пиво и бросил пустую бутылку в ведро под раковиной.

 — Пойду наверх. И тебе советую. Нужно поспать.

 — Обязательно.

 Он ушел, но Гленна чувствовала себя настолько уставшей и взвинченной, что осталась сидеть с бокалом вина в ярко освещенной кухне, окно которой сияющим пятном выделялось в непроглядной ночной тьме. Она не знала, который час, да и какое это теперь имело значение?

 Все они превращались в вампиров — спали почти весь день и работали по ночам.

 Продолжая писать, она нащупала висящий на шее крест. Тяжесть ночи холодными ладонями навалилась ей на плечи.

 Гленна пришла к выводу, что скучает по городу. Она не стыдилась признаться в этом. Ей не хватало звуков, красок, автомобильных гудков — городского пульса. Она жаждала городской сложности и простоты. Там жизнь была просто жизнью. А смерть, жестокость и насилие — все это не имело никакого отношения к миру, с которым ей пришлось столкнуться теперь.

 Но вдруг перед ее глазами всплыл образ вампира в подземке.

 Когда-нибудь она успокоится, убедив себя, что это был человек.

 Ей хотелось встать рано утром и пойти в булочную за свежими рогаликами. Хотелось повернуть мольберт к неяркому утреннему свету и рисовать, и чтобы самой серьезной из всех ее забот было пополнение банковского счета.

 Всю жизнь магия была рядом с ней, и Гленне казалось, что она ценит и уважает свой дар. Но это не шло ни в какое сравнение с осознанием предназначения и цели этого дара.

 Вполне возможно, он принесет ей смерть.

 Гленна взяла бокал с вином и вздрогнула, увидев в дверях фигуру Хойта.

 — Очень умно — подкрадываться в темноте. Особенно в нашей ситуации.

 — Надеялся, что не потревожу тебя.

 — Ладно уж. Сижу тут, жалею себя. Это пройдет. — Она пожала плечами. — Немного скучаю по дому. Но, думаю, это ерунда по сравнению с тем, что чувствуешь ты.

 — Я стою в комнате, которую мы делили с Кианом, когда были мальчишками и очень дружили.

 Гленна встала, взяла второй бокал, наполнила его вином.

 — Садись. — Она снова села и поставила вино на стол. — У меня есть брат. Он врач, начинающий. Немного владеет магией и использует ее для исцеления. Он хороший врач и хороший человек. Я знаю, что он любит меня — но не понимает. Это очень тяжело, когда тебя не понимают.

 Как странно, подумал Хойт. В его жизни еще не было женщины — если не считать членов семьи, — с которой он мог говорить о том, что действительно для него важно. А с Гленной можно говорить обо всем. Откровенно.

 — Я очень огорчен, что потерял Киана, что исчезла наша былая близость.

 — Естественно.

 — Его — Киана — воспоминания обо мне потускнели и угасли, а мои по-прежнему свежи и сильны. — Хойт поднял бокал. — Правда, очень тяжело, когда тебя не понимают. Я привык гордиться тем, что я маг, что мне дарованы исключительные способности. Словно у меня в руках сверкающая драгоценность, предназначенная только мне. Я был осторожен с этой драгоценностью, благодарен за нее, но слишком самодоволен. Кажется, теперь я избавился от этого.

 — Если вспомнить о том, к чему мы прикоснулись сегодня, какое уж тут самодовольство.

 — Но моя семья, мой брат не понимали — по крайней мере до конца — мою гордость магическим даром. И никогда не поймут, какую цену я теперь плачу за это. Они просто не в состоянии этого понять.

 Гленна накрыла ладонью руку Хойта.

 — Он не в состоянии понять. Конечно, мы с тобой разные люди и обладаем разными способностями, но я понимаю, какую потерю ты имеешь в виду. Выглядишь ужасно. — Теперь тон ее был не таким серьезным. — Хочешь, помогу избавиться от синяков?

 — Ты устала. Я могу подождать.

 — Ты этого не заслужил.

 — Я потерял контроль. Позволил силе вырваться из меня.

 — Нет, она ускользнула от нас обоих. Кто знает, может, так и должно было случиться.

 Гленна вытащила заколки из волос, жгутом стянутых на затылке, и золотистая волна разметалась по ее плечам.

 — Послушай, мы ведь кое-чему научились, ведь так? Вместе мы сильнее, чем ты или я могли себе представить. Теперь нам нужно научиться управлять этой силой, направлять ее в нужное русло. Можешь мне поверить, остальные еще больше станут нас уважать.

 — Попахивает бахвальством. — Его губы растянулись в слабой улыбке.

 — Да, похоже на то.

 Хойт глотнул вина и вдруг понял, что впервые за много часов почувствовал себя комфортно. Как приятно просто сидеть в ярко освещенной кухне, отгородившись от ночи, и беседовать с Гленной.

 Он чувствовал ее запах — запах земной женщины. Видел ее чистые зеленые глаза, видел легкие тени усталости на нежной коже под глазами.

 — Очередное заклинание? — кивком головы Хойт указал на лист бумаги.

 — Нет, более прозаичное. Составила списки. Мне кое-что нужно. Травы и прочее. А Мойре с Ларкином нужна одежда. Кроме того, следует распределить обязанности в доме. До сих пор стряпней и всем прочим занимались мы с Кингом. Хозяйство требует времени, и даже если мы готовимся к войне, нам не обойтись без еды и чистых полотенец.

 — Тут столько машин для домашней работы. — Хойт обвел взглядом кухню. — Должно быть, это нетрудно.

 — Так только кажется.

 — В саду должны расти травы. Я еще не осматривал участок. Все время откладывал, — признался себе Хойт. — Боялся увидеть, что изменилось, а что осталось прежним. — Может, Киан их посадил. Если нет, я займусь этим. Земля хранит память.

 — Запишем это в перечень дел на завтра. Ты знаешь окрестные леса. Подскажешь, где мне найти все необходимое. Утром пойду собирать травы.

 — Знаю, — пробормотал Хойт, обращаясь скорее к самому себе.

 — Нам нужно больше оружия, Хойт. И руки, которые могут его выковать.

 — В Гилле у нас будет армия.

 — Надеюсь. Я знаю нескольких людей, обладающих магической силой, а Киан — таких, как он. Пора вербовать рекрутов.

 — Вампиров? И Киану-то было трудно довериться. Что касается ведьм, то мы только начинаем узнавать друг друга — как сегодня вечером. Нет, я думаю, что придется ограничиться теми, кто у нас есть. Оружие — это другое дело. Мы можем создать его сами — тем же способом, что и кресты.

 Гленна вновь взяла бокал, глотнула вина, затем медленно выдохнула.

 — Хорошо. Согласна.

 — Когда отправимся в Гилл, возьмем оружие с собой.

 — Легко сказать… Когда и как?

 — Как? Через Пляску Богов. Когда? Этого я не знаю. Могу лишь верить в то, что нас об этом известят. Мы узнаем, когда придет время.

 — Думаешь, мы сможем вернуться? Если останемся живы? Мы сможем вернуться домой?

 Хойт поднял глаза на девушку. Уверенной рукой она что-то рисовала в блокноте. От усталости и напряжения она побледнела и осунулась, ее яркие непокорные волосы упали на лоб.

 — Чего ты боишься больше всего? — спросил он. — Умереть или не увидеть дома?

 — Не знаю. Смерть неотвратима. Никому из нас ее не избежать. Но мы — по крайней мере, я говорю о себе, — надеемся, что когда придет наше время, у нас достанет мужества достойно ее встретить.

 Рассеянным жестом левой руки Гленна заправила за ухо прядь волос, не переставая чертить.

 — Смерть для меня всегда была чем-то абстрактным. До этого момента. Тяжело сознавать, что ты умрешь, но еще тяжелее понимать, что ты больше никогда не увидишь свой дом, своих родных. Они даже не поймут, что со мной произошло.

 Она подняла голову.

 — Кажется, я говорю о том, что и так всем известно.

 — Я не знаю, сколько они прожили. Как умерли. Долго ли искали меня.

 — Если знать, было бы легче.

 — Да. — Он встряхнулся и склонил голову набок. — Что ты там рисуешь?

 Гленна поджала губы, разглядывая рисунок.

 — Похоже на тебя.

 Она перевернула лист и протянула Хойту.

 — Таким ты меня видишь? — В его голосе сквозило скорее удивление, чем похвала. — Суровым?

 — Не суровым, а серьезным. Ты серьезный мужчина, Хойт Маккена. — Гленна подписала рисунок. — Вот так твое имя пишется и произносится в наши дни. Я выяснила. — Небрежным росчерком она поставила свою подпись. — И твоя серьезность чрезвычайно привлекательна.

 — Серьезность к лицу старикам и государственным мужам.

 — А также воинам и тем, кто облечен властью. Когда я познакомилась с тобой, почувствовала влечение к тебе, то поняла, что все, кого я знала прежде, — просто мальчишки. Вероятно, теперь мне нравятся люди постарше.

 Хойт смотрел на девушку. Между ними на столе стояло вино и лежал рисунок. И все равно такой близости он еще никогда не испытывал.

 — Странное чувство: вот так сидеть с тобой в этом доме, моем и одновременно чужом, в этом мире, моем и одновременно чужом, где единственное мое желание — ты.

 Гленна встала, подошла к нему, обняла. Он склонил голову к ней на грудь, слушая биение ее сердца.

 — Тебе спокойно?

 — Да. Но ты так мне нужна. И я не могу больше сдерживаться.

 Она склонила голову, закрыла глаза и прижалась щекой к его волосам.

 — Давай поступим, как обычные люди. Хотя бы остаток этой ночи проведем как обычные люди, потому что я не хочу оставаться одна в темноте. — Она обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. — Возьми меня к себе в постель.

 Хойт поднялся, потянув ее за собой.

 — За тысячу лет ничего не изменилось, правда?

 Она засмеялась.

 — Кое-что всегда остается неизменным.

 Держась за руки, они направились к двери.

 — У меня было не так много женщин. Я ведь серьезный человек.

 — А у меня — не так много мужчин. Я разумная женщина. — У двери своей комнаты она с хитрой улыбкой повернулась к нему. — Надеюсь, мы справимся.

 — Подожди. — Хойт притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она почувствовала жар, наполненный пульсирующей магической силой.

 Потом он открыл дверь.

 Гленна увидела, что он зажег свечи, огромное количество свечей, так что комната наполнилась золотистым светом и нежным ароматом. Камин тоже горел — ровным, неярким пламенем.

 Это глубоко тронуло ее, а по коже пробежала дрожь предвкушения близости.

 — Прекрасное начало. Спасибо. — Услышав щелчок замка, она прижала руку к сердцу. — Я волнуюсь. Все так неожиданно. Никогда так не волновалась. Даже в первый раз.

 Хойта не остановило ее волнение. Сказать по правде, оно только усиливало его страсть.

 — Твои губы… Такие чувственные. — Он провел пальцем по нижней губе девушки. — Я целовал их во сне. Ты отвлекала меня, даже когда тебя не было рядом.

 — Это тебя беспокоит. — Она обняла его за шею. — Я так рада.

 Гленна прижалась к нему, наблюдая, как его взгляд скользит к ее губам, останавливается, затем снова поднимается. Дыхание Хойта смешалось с ее дыханием, сердца забились в унисон. Их губы встретились, и они на мгновение замерли. И растворились друг в друге.

 Что-то затрепетало у нее внутри — десятки бархатных крыльев желания. Воздух по-прежнему гудел, наполненный магической силой.

 Ладони Хойта коснулись ее волос, нетерпеливым жестом убрав их с лица, и Гленна задрожала в ожидании. Его губы оторвались от ее губ, скользнули по лицу, нашли пульсирующую жилку на шее.

 Она способна поглотить его полностью. Хойт понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Неистовое влечение к ней могло увести его в неведомые глубины. Но каким бы ни оказался тот мир, Хойт знал, что она всегда будет рядом.

 Он гладил ладонями ее тело, словно растворяясь в нем. Гленна вновь жадно приникла к его губам. Затем отступила, и он услышал ее прерывистое дыхание. В мерцающем свете свечей она принялась расстегивать рубашку.

 Под рубашкой оказалось что-то белое и кружевное, приподнимавшее грудь, словно предлагая ему. Под брюками, соскользнувшими со стройных бедер, тоже оказались кружева — соблазнительный треугольник, скрывавший низ живота и открывавший бедра почти до самой талии.

 — Женщины — умнейшие существа, — пробормотал Хойт, кончиком пальца касаясь кружев. Почувствовав, как вздрогнула Гленна, он улыбнулся. — Мне нравится твой наряд. Ты всегда носишь это под одеждой?

 — Нет. По настроению.

 — Мне нравится, когда у тебя такое настроение. — Большими пальцами он провел по кружевам, прикрывавшим грудь.

 Голова Гленны откинулась назад.

 — О боже.

 — Тебе приятно. А так? — Он проделал то же самое с кружевами, скрывавшими низ живота, наблюдая за лицом Гленны.

 Нежная кожа, тонкая и гладкая. А под ней сильные мышцы. Восхитительно.

 — Дай к тебе прикоснуться. Твое тело прекрасно.

 Она откинулась назад, ухватившись за стойку кровати.

 — Пожалуйста.

 Ладони Хойта скользили по ее коже, вызывая легкую дрожь. Пальцы двигались все увереннее, и с ее губ сорвался стон. Гленна чувствовала, что кости как будто размягчаются под руками мага, а мышцы становятся податливыми, словно желе. Она не сопротивлялась этому медленному, завораживающему наслаждению — триумф и одновременно капитуляция.

 — Это застежка?

 Открыв глаза, Гленна увидела, что Хойт возится с передним крючком бюстгальтера. Но когда она попыталась помочь ему, он отвел ее руки.

 — Сам разберусь. Секунду. Ага, вот так. — Хойт расстегнул бюстгальтер, и груди девушки легли на ладони мага. — Интересно… Какая прелесть. — Он склонил голову, коснулся губами нежной и теплой кожи.

 Желание продлить удовольствие боролось в нем с растущим нетерпением.

 — А там? Где застежка? — его рука скользнула вниз.

 — Они не… — Она задохнулась и негромко вскрикнула, стиснув пальцами его плечи.

 — Посмотри на меня. Вот так. — Ладони Хойта накрыли тонкие кружева, скользнули внутрь. — Гленна Вард, которая сегодня принадлежит мне.

 Ее тело раскрылось ему навстречу, взорвалось острым наслаждением. Глаза не отрывались от его глаз.

 Трепеща, Гленна склонила голову на его плечо.

 — Я хочу почувствовать тебя. Во мне. — Она стянула с него фуфайку и отбросила в сторону. Теперь его тело открылось ее рукам, ее губам. Сила вернулась к ней, и она рухнула на кровать, потянув его за собой.

 — Во мне. Во мне.

 — Ее губы жадно прильнули к его губам, бедра раскрылись. Не отрываясь от Гленны, он стягивал с себя остатки одежды, их тела пылали жаром.

 Когда он овладел ею, огонь в камине оглушительно заревел, а пламя свечей стрелами взметнулось вверх.

 Страсть и магия закружили их, швырнув на грань безумия. Крепко прижимаясь к Хойту, Гленна не отводила от него взгляд наполненных слезами глаз.

 Ветер разметал по кровати ее волосы, яркие, как пламя. Хойт почувствовал, что тело девушки под ним напряглось, словно изогнутый лук. В ослепительной вспышке света, поглотившей его без остатка, он смог лишь прошептать ее имя.

 Она как будто светилась — словно жар, вспыхнувший между ними, по-прежнему продолжал переполнять их тела. И удивлялась, что не видит теплых золотистых лучей, расходящихся от кончиков пальцев.

 Огонь в камине был слабым и ровным. Но его тепло, как и тепло их тел, ласкало кожу. Сердце по-прежнему учащенно билось.

 Голова Хойта лежала на груди Гленны, а ее ладонь — на его голове.

 — Ты когда-нибудь…

 Его губы ласково коснулись ее груди.

 — Нет.

 Она перебирала пряди его волос.

 — Я тоже. Может, это в первый раз так. Или в нас сохранилось то, что мы уже создали вместе.

 Вдвоем мы сильнее. Собственные слова эхом пронеслись у нее в голове.

 — И что же дальше?

 В ответ на его удивленный взгляд Гленна покачала головой.

 — Просто такое выражение, — объяснила она. — Впрочем, теперь неважно. У тебя синяки прошли.

 — Знаю. Спасибо.

 — Разве это я?

 — Ты. Касалась моего лица, когда мы соединились. — Он взял ее руку и поднес к губам. — У тебя волшебные руки и волшебное сердце. А глаза по-прежнему тревожные.

 — Просто устала.

 — Хочешь, я уйду?

 — Нет. — Может, в этом все дело? — Я хочу, чтобы ты остался.

 — Тогда вот так. — Он подвинулся, притянул ее к себе, поправил простыню, подоткнул одеяло. — Можно задать один вопрос?

 — Угу.

 — У тебя здесь клеймо. — Он провел пальцами по ее пояснице. — Пентаграмма. В ваше время так клеймят всех ведьм?

 — Нет. Это татуировка. Я сама ее сделала. Мне хотелось, чтобы этот символ всегда был со мной, даже когда остаюсь в чем мать родила.

 — А-а. Не сочти это неуважением к символу или твоим намерениям, но мне он кажется… соблазнительным.

 — Отлично. — Гленна улыбнулась. — Значит, он выполнил свое второе предназначение.

 — Я чувствую себя здоровым, — сказал Хойт. — Снова стал самим собой.

 — И я тоже.

 Только устала, подумал Хойт. Он понял это по ее голосу.

 — Давай немного поспим.

 Она повернула голову, встретившись взглядом с Хойтом.

 — Ты говорил, что не дашь мне спать, если я окажусь в твоей постели.

 — Сегодня сделаем исключение.

 Гленна положила голову ему на плечо, но не закрыла глаза — даже когда он погасил свечи.

 — Хойт. Что бы ни случилось с нами потом, я этого не забуду.

 — Я тоже. Впервые за все время я поверил, что мы не только должны, но и сможем победить. Поверил, потому что ты со мной.

 Она на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как защемило сердце. Он говорит о войне, подумала Гленна. А она о любви…

 Дождь и тепло его тела. Проснувшись, Гленна лежала, прислушиваясь к стуку капель по крыше, наслаждаясь мощью и силой, которые излучал лежащий рядом мужчина.

 Ночью ей пришлось уговаривать себя. То, что возникло между ней и Хойтом, — дар, который следует ценить и беречь. Нет смысла изводить себя, убеждая в том, что этого мало.

 И к чему задаваться вопросом, почему все случилось именно так? Неужели сила, призвавшая их на битву, соединила их, зажгла страсть, желание и — да, да — любовь, просто потому, что вместе они сильнее?

 Гленна всегда верила в чувства. Теперь же она сомневалась — чувство оказалось слишком сильным.

 Пора снова стать практичной, радоваться тому, что у нее есть. И не забывать о долге.

 Она осторожно отстранилась и стала выбираться из постели. Пальцы Хойта сомкнулись на ее запястье.

 — Еще рано, и на улице дождь. Полежи еще.

 Гленна оглянулась.

 — Откуда ты знаешь, что еще рано? Часов тут нет. У тебя в голове солнечные часы?

 — Какой от них прок в дождь? У тебя волосы будто солнце. Иди сюда.

 Теперь он не выглядел таким серьезным. Сонные глаза и тени на щеках от отросшей за ночь щетины.

 — Тебе не мешало бы побриться.

 Хойт провел рукой по лицу, ощупывая щетину. Потом провел еще раз, и щеки стали гладкими.

 — Так тебе больше нравится, астор?

 Гленна протянула руку, провела пальцем по его щеке.

 — Очень гладко. И постричься мог бы поприличнее.

 Нахмурившись, Хойт взъерошил волосы.

 — А чем тебя не устраивают мои волосы?

 — Они великолепны, но им нужно придать форму. Хочешь, я этим займусь?

 — Да нет. Спасибо, не надо.

 — Не доверяешь?

 — Только не волосы.

 Рассмеявшись, она уселась на него верхом.

 — Ты же доверяешь мне другие, гораздо более чувствительные части тела.

 — Это совсем другое дело. — Он приподнял ладонями ее груди. — Как называется та одежда, которую ты носила на своей прелестной груди вчера вечером?

 — Бюстгальтер. Не уходи от ответа.

 — Знаешь, мне гораздо приятнее обсуждать твою грудь, чем мои волосы.

 — Сегодня у тебя хорошее настроение.

 — Ты зажгла во мне свет.

 — Льстец. — Она взяла прядь его волос. — Чик, чик. И будешь другим человеком.

 — Кажется, я тебе нравлюсь и таким.

 Улыбнувшись, Гленна приподнялась, затем снова опустилась, приняв в себя его плоть. Потухшие свечи вспыхнули.

 — Чуть-чуть подровняю, — прошептала она, касаясь губами его губ. — Потом.

 Он узнал, какое это наслаждение: принимать душ вместе с женщиной. А затем его ждало еще одно удовольствие — наблюдать, как она одевается.

 Она втирала в свою кожу разные мази — одни для тела, другие для лица.

 Бюстгальтер и то, что она называла трусиками, сегодня были голубыми. Как яйцо дрозда. Поверх она надела грубые штаны и короткую мешковатую тунику, которая называлась фуфайкой. На ней были написаны следующие слова: ВИККАНСКАЯ СТРАНА ЧУДЕС.

 Верхняя одежда превращает то, что Гленна носит под ней, в чарующую тайну.

 Он расслабился и был очень доволен собой. И запротестовал, когда Гленна попросила его сесть на сиденье унитаза. Она взяла ножницы и щелкнула ими в воздухе.

 — Ни один разумный мужчина не позволит женщине приблизиться к нему с таким орудием.

 — Такой большой и сильный волшебник, как ты, не должен бояться маленькой стрижки. Кроме того, если тебе не понравится, вернешь все на место.

 — Почему женщины всегда хотят переделать мужчин?

 — Такова наша природа. Сделай мне одолжение.

 Вздохнув, он сел. И поежился.

 — Сиди спокойно. Глазом не успеешь моргнуть, как я закончу. Интересно, как Киан ухитряется следить за собой?

 Хойт закатил глаза вверх, потом скосил вбок, пытаясь увидеть, что она делает.

 — Не знаю.

 — Без отражения в зеркале — это задача непростая. А выглядит он всегда превосходно.

 Теперь Хойт пытался посмотреть ей в глаза.

 — Тебе нравится, как он выглядит?

 — Вы похожи — настоящие близнецы. Так что это вполне естественно. Но у него слегка раздвоенный подбородок, а у тебя нет.

 — Там его ущипнула фея. Так говорила наша мать.

 — У тебя лицо более худое, а брови изогнуты сильнее. Но глаза, рот и скулы — все одинаковое.

 Срезанная прядь волос упала на колени Хойта, и могучий волшебник почувствовал, как внутри у него все задрожало.

 — Господи, женщина, ты стрижешь меня наголо?

 Тебе еще повезло, что мне нравятся длинные волосы у мужчин. По крайней мере у тебя. — Она поцеловала его в макушку. — Твои волосы как черный шелк и чуть-чуть вьются. Знаешь, в некоторых культурах есть такой обряд: если женщина срезает волосы мужчине, это считается бракосочетанием.

 Голова Хойта дернулась, но Гленна предвидела его реакцию и успела вовремя убрать ножницы. Ее смех, веселый и дразнящий, гулко прозвучал в кафельном пространстве ванной.

 — Шучу. Расслабься, парень. Я почти закончила.

 Она расставила ноги пошире и приблизилась к нему вплотную, так что ее грудь оказалась у его лица. Хойт подумал, что стрижка — не такая уж неприятная процедура.

 — Мне нравится, когда рядом со мной женщина.

 — Да, кажется, припоминаю.

 — Нет, я хотел сказать, когда это моя женщина. Я мужчина, и у меня такие же потребности, как и у остальных. Но ты полностью овладела моими мыслями. Такого со мной никогда не случалось.

 Она отложила ножницы и пальцами расчесала его влажные волосы.

 — Мне нравится, что ты обо мне думаешь. Ну вот, взгляни.

 Хойт встал и посмотрел на свое отражение в зеркале. Волосы стали короче, но не намного. Ему показалось, что теперь они лежат аккуратнее — хотя и раньше его все устраивало.

 Гленна не обкорнала его, словно овцу, и это ему понравилось.

 — Неплохо. Спасибо.

 — Пожалуйста.

 Хойт оделся, и они спустились на кухню, где уже собрались все, за исключением Киана. Ларкин накладывал себе в тарелку омлет.

 — Доброго вам утра. Человек, который тут разводит кур, просто волшебник.

 — Мое дежурство у плиты закончилось, — объявил Кинг. — Так что готовьте себе завтрак сами.

 — Именно об этом я хотела поговорить. — Гленна открыла холодильник. — О дежурстве. Стряпня, стирка, уборка. Нужно распределить обязанности.

 — Я с удовольствием помогу, — подала голос Мойра. — Если покажешь, что нужно делать и как.

 — Ладно. Смотри и учись. Сегодня у нас яичница с ветчиной. — Под пристальным взглядом Мойры она принялась за дело.

 — Теперь я спокоен — ты знаешь свое дело.

 Мойра покосилась на Ларкина.

 — Он ест, как две лошади.

 — Ага. Нужно организовать доставку продуктов. — Теперь Гленна обращалась к Кингу. — Судя по всему, это станет нашей с тобой обязанностью, поскольку остальные не умеют водить машину. Ларкину и Мойре нужна подходящая одежда. Если ты нарисуешь мне карту, я съезжу в магазин.

 — Сегодня пасмурно.

 — У меня есть защита. — Гленна кивнула в сторону Хойта. — Он может разогнать тучи.

 — Так или иначе, хозяйством, конечно, нужно заниматься. Ладно, можешь распределять обязанности — мы подчинимся. В остальном все остается по-прежнему. Не выходить поодиночке из дома, и тем более в деревню. Не покидать дом без оружия.

 — Значит, мы в осаде, и дождь не дает нам и шагу ступить? — Ларкин взмахнул вилкой. — А не пора ли доказать, что мы не позволим диктовать нам свои условия?

 — Он прав, — поддержала Ларкина Гленна. — Осторожность, но не страх.

 — За лошадью в конюшне тоже нужно ухаживать, — прибавила Мойра.

 Хойт собирался сам отправиться на конюшню, предоставив остальным заниматься другими делами. Но теперь задумался: может, то, что он считал ответственностью и обязанностью лидера, на самом деле просто недоверие к другим?

 — Мы с Ларкином займемся лошадью. — Он сел, увидев, что Гленна поставила тарелки на стол. — Нам с Гленной нужны травы, так что заодно и их соберем. Осторожность, — повторил он и, принимаясь за еду, стал обдумывать план действий.

 Хойт пристегнул к поясу меч. Дождь превратился в мелкую морось, которая — он знал это по опыту — могла не прекращаться несколько дней. Вместе с Гленной они могли очистить небо, чтобы на нем засияло солнце. Но земля нуждалась в дожде.

 Кивнув Ларкину, он открыл дверь.

 Они вышли из дома вместе, спина к спине, распределив между собой сектора обзора.

 — Не завидую я им, если в такую погоду они сидят и ждут, когда мы выйдем, — заметил Ларкин.

 Они пересекли двор, стараясь не упустить из внимания ни малейшей тени или движения. Но вокруг царили только дождь, запах мокрых цветов и травы.

 Добравшись до конюшни, они занялись привычной для них обоих работой. Убрали навоз, принесли свежей соломы, насыпали зерна в кормушку, почистили жеребца. Хойт подумал, что присутствие лошади успокаивает.

 Ларкин напевал — настроение у него явно улучшилось.

 — Дома у меня гнедая кобыла, — сообщил он Хойту. — Красавица. Но я думаю, что мы не можем провести лошадей через Пляску Богов.

 — Мне было приказано оставить кобылу. А это правда — насчет легенды? О мече, камне и о том, кто правит Гиллом? Похоже на легенду об Артуре.

 — Правда, причем говорят, что одна легенда послужила основой для другой. — Ларкин налил свежей воды в корыто. — После смерти короля или королевы маг снова запечатывает меч в камень. На следующий день после похорон наследники по очереди приходят к камню и пытаются взять меч. Удается это только одному, именно он и становится владыкой Гилла. До смерти правителя меч выставляется в огромном зале на всеобщее обозрение. Так повторяется из поколения в поколение.

 Ларкин вытер вспотевший лоб.

 — У Мойры нет ни братьев, ни сестер. Она должна унаследовать трон.

 Хойт с интересом взглянул на Ларкина.

 — А если она не сможет взять меч, наступит твой черед?

 — Боже упаси. — Протест Ларкина выглядел искренним. — У меня нет никакого желания править. Если хочешь знать мое мнение, то это такая морока. Ну вот и все, правда? — Он провел ладонью по боку жеребца. — До чего ж хорош! Но ему нужна тренировка. Надо бы объездить его.

 — Не сегодня. Но ты прав. Размяться ему не помешает. Это лошадь Киана, и последнее слово будет за ним.

 Из конюшни они вышли так же, как из дома, — одновременно, спина к спине.

 — Туда, — показал Хойт. — Раньше там был огород с лекарственными травами. Может, кое-что сохранилось. Я еще не ходил в ту сторону.

 — Мы с Мойрой ходили. Я ничего не заметил.

 — Все равно нужно взглянуть.

 Тварь прыгнула на них с крыши конюшни — так стремительно, что Хойт не успел выхватить меч. Стрела пронзила сердце вампира, когда тот был еще в воздухе.

 На землю посыпался пепел, и одновременно с крыши на них прыгнул второй вампир. Вторая стрела тоже попала в цель.

 — Могла бы оставить нам одного — для забавы! — крикнул Ларкин Мойре.

 Девушка неподвижно застыла в дверях кухни, вставив третью стрелу в лук.

 — Тогда займитесь тем, что слева.

 — Он мой! — крикнул Ларкин Хойту.

 Тварь была в два раза крупнее их, и Хойт собирался было запротестовать, но Ларкин уже ринулся вперед. Послышался звон скрестившихся клинков. Хойт видел, как вампир дважды отступал, когда на него попадал отблеск серебряного креста на шее противника. Но у него были длинные руки и очень длинный меч.

 Заметив, что Ларкин поскользнулся на мокрой траве, маг бросился вперед. Он целился мечом в шею вампира — и промахнулся.

 Ларкин резко выпрямился и метнул деревянный дротик, попавший точно в цель.

 — Я просто хотел вывести его из равновесия.

 — Отличный бросок.

 — Возможно, тут есть и другие.

 — Возможно, — согласился Хойт. — Но мы должны сделать то, за чем пришли.

 — Тогда я прикрываю твою спину, а ты мою. Неизвестно, что было бы, не пристрели Мойра тех двоих. Действует, — прибавил Ларкин, касаясь креста. — Во всяком случае, отпугивает.

 — Даже если им удастся нас убить, они не смогут превратить нас в вампиров, пока мы носим кресты.

 — Значит, ты хорошо поработал.