- Трилогия круга, #1
13
Они не нашли ни стелющегося по земле тимьяна, ни пахучего розмарина. Маленький огородик на пригорке, высаженный матерью, теперь превратился в лужайку с аккуратно подстриженной травой. В ясную погоду тут все залито солнцем, вспомнил Хойт. Мать выбрала это место — не самое удобное, далеко от кухни, — чтобы травы напитывались солнечным светом.
Еще ребенком он узнал от нее о красоте и пользе трав, наблюдая, как она пропалывает грядки, обрезает кустарник, собирает урожай. Мать рассказала сыну о названиях растений, их потребностях и свойствах. Хойт научился различать травы по запаху, форме листьев и цветкам, которые срывал, если мать разрешала.
Сколько часов он провел рядом с нею, ковыряясь в земле, тихо беседуя или просто молча наслаждаясь порханием бабочек и жужжанием пчел?
Это было их самое любимое место.
Он вырос, стал мужчиной и обосновался в местности, которую теперь называют Керри. Построил там каменную хижину, обретя одиночество, необходимое для занятий магией и сбора собственного урожая.
Но Хойт всегда возвращался домой. И всегда приходил в этот маленький огород с лекарственными травами вместе с матерью, находя в нем радость и утешение.
Теперь он стоял на этом месте, как над могилой, вспоминая и скорбя. Где-то в глубине души зажглась искорка гнева на брата: почему он не сохранил огород?
— Вот, значит, что ты искал? — Ларкин внимательно осмотрел траву, затем перевел взгляд на деревья, контуры которых проступали сквозь пелену дождя. — Похоже, от огорода ничего не осталось.
Услышав звук шагов, Хойт резко обернулся, Ларкин тоже. К ним приближалась Гленна: в одной руке дротик, в другой — нож. Капельки дождя крошечными жемчужинами блестели у нее в волосах.
— Зачем ты вышла? Тут могут быть вампиры.
— Но нас теперь трое. — Она кивком указала на дом. — А если точнее, то пятеро. Мойра и Кинг нас прикрывают.
Хойт посмотрел на дом. Мойра заняла позицию у окна; стрела, вставленная в лук, была опущена. В дверном проеме стоял Кинг с палашом в руке.
— Тогда все в порядке. — Ларкин улыбнулся сестре. — Надеюсь, ты не всадишь стрелу в задницу кому-нибудь из нас.
— Только если буду в нее целиться! — крикнула она в ответ.
Стоя рядом с Хойтом, Гленна внимательно рассматривала землю.
— Он был здесь? Огород?
— Был. И будет.
Что-то случилось, подумала она. Какая-то неприятность. Слишком уж мрачное у Хойта лицо.
— У меня есть восстанавливающее заклинание. С его помощью я лечила растения.
— Оно мне не понадобится. — Хойт воткнул меч в землю, чтобы освободить руки.
Вытянув их и раскрыв ладони, он вызвал в памяти огород матери. Здесь потребуется вложить душу, а не только искусство мага. Это дань уважения к той, кто дал ему жизнь.
Значит, будет больно.
— Семя к листу, лист к цветку, земля, солнце и дождь. Вспоминайте.
Глаза Хойта потемнели, лицо казалось высеченным из камня. Ларкин хотел что-то сказать, но Гленна заставила его замолчать, прижав палец к губам. Она знала, что теперь должен звучать только голос Хойта. Воздух словно загустел, скованный магической силой.
Гленна не могла помочь Хойту со зрительными образами, так как он никогда не описывал ей аптекарский огород. Оставалось лишь сосредоточиться на запахах. Розмарин, лаванда, шалфей.
Хойт повторил заклинание три раза; глаза его еще больше помрачнели, голос звучал все громче и громче. Земля под ногами слегка вздрогнула.
Поднялся ветер, закружил, подул сильнее.
— Восстаньте! Вернитесь. Растите и цветите, дар земли, дар богов. Для земли, для богов. Эйрмид, древняя богиня, покажи нам свою щедрость. Эйрмид из Туата Де Данаан, напои землю. Пусть станет такой, как прежде.
Его лицо было белее мрамора, глаза — словно черный оникс. Магическая сила изливалась из него прямо в вибрирующую землю.
И земля раскрылась.
Гленна услышала судорожный вздох Ларкина, почувствовала, как удары ее сердца гулко отдаются в ушах. Из почвы поднимались растения, разворачивая листья и распуская цветы. Нервное напряжение выплеснулось радостным смехом.
Серебристый шалфей, блестящие иглы розмарина, курчавые коврики тимьяна и ромашки, лавр и рута, нежные стрелки лаванды — все это росло из земли навстречу моросящему дождю.
Огород имел форму кельтского узла — узкие петли дорожек облегчали сбор трав.
Когда ветер стих, а земля перестала вибрировать, Ларкин шумно выдохнул.
— Вот это я понимаю!
— Здорово, Хойт. — Гленна положила руку на плечо Ларкину. — Самая замечательная магия, какую мне только приходилось видеть. Благословенная богами.
Хойт выдернул меч из земли. Сердце, раскрывшееся для магии, теперь саднило, словно кровоподтек.
— Собирай все, что нужно, только поторопись. Мы и так слишком долго находимся вне дома.
Гленна достала боллин[20] и энергично принялась за дело, хотя ей очень хотелось задержаться тут, просто насладиться работой.
Ее окутали ароматы трав. Она не сомневалась: магия, благодаря которой появились эти растения, придаст им особую силу.
Мужчина, прикасавшийся к ней ночью, обнимавший ее утром, обладал властью, о которой она даже не догадывалась. Такое Гленна и представить себе не могла.
— Вот чего мне не хватало в городе, — заметила она. — У меня много растений в горшках, но это не идет ни в какое сравнение с настоящим огородом.
Хойт ничего не ответил. Он просто смотрел на нее: огненные волосы с блестящими капельками дождя, тонкие белые руки, перебирающие зелень травы. Сердце его на мгновение замерло, будто стиснутое невидимой рукой.
Когда Гленна встала с охапкой травы и подняла на него смеющийся взгляд, сердце мага затрепетало и рухнуло куда-то вниз, словно пронзенное стрелой.
Околдованное, подумал Хойт. Она его околдовала. Магия женщины в первую очередь действует на сердце.
— Этого мне достаточно. — Она тряхнула головой, откидывая со лба влажные волосы. — И еще останется, чтобы приготовить на обед вкусный суп.
— Тогда забирай их, и пойдем. Там, на западе, какое-то движение, — Ларкин кивком головы указал на кромку леса. — Пока только наблюдают.
Околдован, оборачиваясь, снова подумал Хойт. Очарованный девушкой, он совсем забыл об осторожности.
— Я насчитал штук шесть, — ровным, спокойным голосом продолжал Ларкин. — Хотя там могут прятаться и другие. Мне кажется, что они хотят заманить нас, надеются, что мы бросимся преследовать их. И тогда другие отрежут нас от дома.
— Мы уже закончили все дела, намеченные на утро, — начал Хойт, но затем умолк. — Хотя… пусть не думают, что это они вынудили нас вернуться в дом. Мойра, — он повысил голос и повернулся к дому, — ты можешь подстрелить одного с такого расстояния?
— Которого?
Удивленный, он пожал плечами.
— Выбери сама. Пусть у них появится пища для размышлений.
Не успел он договорить, как в воздухе мелькнула стрела. Хойт подумал, что ему это показалось, но тут послышался свист второй стрелы. Раздались два крика, слившиеся в один. И четыре тени — вместо шести — бросились под защиту леса.
— Двое — большая пища для размышлений, чем один. — С мрачной улыбкой Мойра вставила в лук еще одну стрелу. — Могу выпустить пару штук в лес. Отгоню тварей подальше.
— Не трать зря стрелы.
К окну подошел Киан и встал за ее спиной. Он выглядел помятым и немного раздраженным. Мойра инстинктивно отстранилась.
— Вовсе не зря. Если попаду в цель.
— Теперь они уйдут. Если бы у них были более серьезные намерения, чем просто досадить нам, они напали бы, пока имели численное превосходство.
Киан прошел мимо Мойры к боковой двери и вышел из дома.
— Рано проснулся? — спросила Гленна.
— Поспишь тут, когда такое творится. Как землетрясение, черт его подери. — Он окинул взглядом огород и повернулся к Хойту. — Твоя работа?
— Нет. — В голосе мага сквозила обида и боль. — Моей матери.
— Послушай, когда в следующий раз соберешься разбивать сад, предупреди меня. А то я боялся, что дом рухнет мне на голову. И скольких вы уничтожили?
— Пятерых. Четырех из них — Мойра. — Ларкин вложил меч в ножны. — Один мой.
Киан оглянулся на окно.
— Маленькая королева набирает очки.
— Мы хотели разведать обстановку, — сказал Ларкин. — И прибраться в конюшне.
— Спасибо.
— Если не возражаешь, я мог бы время от времени выезжать жеребца.
— Я не возражаю, а Владу[21] это пойдет на пользу.
— Владу? — переспросила Гленна.
— Моя маленькая шутка. Если вы успокоились, то я вернусь в постель.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Хойт подождал, пока Киан ответит на его взгляд. — Наедине.
— А для этого обязательно мокнуть под дождем?
— Пройдемся.
— Как знаешь. — Киан пожал плечами и улыбнулся Гленне. — Сегодня утром ты такая румяная.
— И мокрая. Хойт, в доме полно сухих укромных уголков.
— Мне нужен свежий воздух.
Все умолкли.
— Он туго соображает. Девушка хочет, чтобы ее поцеловали. Так она будет меньше волноваться, что тебе перережут горло из-за того, что тебе взбрело в голову погулять под дождем.
— Идите в дом. — Немного стесняясь, Хойт взял Гленну за подбородок и поцеловал в губы. — Не волнуйся за меня.
Ларкин вновь вытащил меч и протянул его Киану:
— Лучше быть вооруженным.
— Золотые слова. — Киан наклонился и, не спрашивая разрешения, поцеловал Гленну. — И за меня тоже.
Они молча удалялись от Гленны и Ларкина, и Хойт все острее ощущал, что между ними лежит пропасть. Прежде они с братом понимали друг друга без слов. Теперь же мысли Киана оставались тайной для Хойта; вероятно, и брат уже не мог читать его мысли.
— Ты сохранил розы, но позволил исчезнуть травам. А мать так любила свой огород.
— С тех пор, как я приобрел это владение, розы пересаживали бессчетное количество раз. Травы? Они исчезли давным-давно.
— Это не владение — вроде твоей квартиры в Нью-Йорке. Это родовой дом.
— Для тебя. — Гнев Хойта дождем обрушился на спину Киана. — Ожидая от меня больше того, что я могу и хочу дать, ты обречен на вечное разочарование. Я купил землю и стоящий на ней дом за свои деньги. И я оплачиваю их содержание. Мне казалось, сегодня утром у тебя должно быть хорошее настроение — после бурной ночи с хорошенькой ведьмой.
— Поосторожнее, — негромко произнес Хойт.
— Я отвечаю за свои слова. — Киан не смог побороть искушение и принялся поддразнивать брата. — Она хороша, в этом можно не сомневаться. Но мой опыт с женщинами на несколько веков больше, чем твой. В ее пронзительных зеленых глазах светится не только страсть. Она видит будущее. И я спрашиваю себя: что ты собираешься с этим делать.
— Не твоя забота.
— Вообще-то, конечно, не моя, но мне любопытно знать о твоих планах, особенно с учетом того, что в данный момент у меня нет женщины. Она не глупая деревенская девчонка, готовая за безделушку поваляться с тобой в стогу сена. Она хочет и ждет от тебя большего — подобно всем женщинам, особенно умным.
Повинуясь инстинкту, Киан взглянул на небо. Ирландская погода переменчива, и сквозь облака в любой момент могло проглянуть солнце.
— Рассчитываешь на то, что если через три месяца останешься в живых и удовлетворишь своих богов, они разрешат тебе взять ее с собой?
— Почему тебя это так волнует?
— Неважно. Ты можешь представить ее в Керри, в своем домике на скалах? Где нет ни электричества, ни водопровода, ни универмага за углом. Готовить обед придется в горшке на очаге, который топится дровами. Жизнь ее сократится наполовину из-за отсутствия здравоохранения и неправильного питания. И все это ради любви?
— Что ты знаешь о любви? — огрызнулся Хойт. — Ты не способен любить.
А вот тут ты ошибаешься. Мы способны любить, и очень сильно. Даже безрассудно — в этом мы похожи на людей. Итак, ты не можешь взять ее с собой, потому что это будет высшим проявлением эгоизма. Мой брат слишком благороден и чист, чтобы так поступить. Роль мученика тоже тебе не подходит. Значит, ты оставишь ее тут, и она будет сохнуть по тебе. Тогда я смогу немного развлечься, предложив ей утешение. А с учетом нашего сходства, она примет его. И меня тоже.
Удар заставил его попятиться, но не сбил с ног. Почувствовав пьянящий вкус крови, Киан поднес руку к губам. Чтобы спровоцировать брата, потребовалось больше времени, чем он ожидал.
— Ладно, это давно назревало. — По примеру Хойта он отбросил меч. — Приступим.
Кулак Киана перемещался с такой скоростью, что выглядел размытым пятном, и от этого пятна из глаз Хойта брызнули искры. Из носа хлынула кровь. Братья сшиблись, словно бараны.
Киан получил удар по почкам, а от последующей оплеухи у него зазвенело в ушах. Он забыл, что Хойт, если его раздразнить, может драться, как дьявол. Поднырнув, он сбил Хойта с ног ударом по корпусу. И тут же с размаху шлепнулся на землю — брат выбил у него почву из-под ног.
Киан почувствовал, как закипает его кровь. А в таком состоянии он предпочитал борьбу.
Они покатились по земле, колошматя друг друга и изрыгая проклятия. Кулаки и локти крушили плоть и кости.
Вдруг Киан со стоном отпрянул. Хойт увидел на ладони брата ожог в форме креста.
— Проклятье, — пробормотал Киан, приникая губами к обожженной коже, из которой сочилась кровь. — Похоже, тебе требуется оружие, чтобы победить меня.
— Пошел ты. Хватит и кулаков. — Хойт схватил цепочку и едва не сорвал с себя крест. Затем медленно опустил руку, осознав невообразимую глупость такого поступка.
— Превосходно, правда? — Вместе со словами из его рта вылетали капли крови. — Просто превосходно. Сцепились тут, как пара уличных крыс, забыв о безопасности. Окажись враг поблизости, мы бы уже были мертвы.
— Обо мне речь не идет — я и так мертв.
— Послушай, я звал тебя не для того, чтобы обмениваться тумаками. — Хойт, все еще возбужденный, вытирал кровь со своих губ. — Это ничего не решает.
— Зато приятно.
Разбитые губы Хойта дернулись в улыбке, и он почувствовал, что гнев постепенно уходит.
— Чистая правда — приятно. Святые великомученики, черт бы меня побрал.
— Знаю, как тебя достать.
— И всегда знал. Если нам не суждено оставаться братьями, кто же мы тогда друг для друга?
Киан сел, рассеянно поглаживая траву и пятно крови на своей рубашке.
— Если ты победишь, то через несколько месяцев тебе придется вернуться. В противном случае, я увижу, как ты умираешь. Знаешь, сколько смертей я уже видел?
— У нас мало времени, и это важнее.
— Ты ничего не знаешь о времени. — Киан поднялся. — Давай продолжим нашу прогулку и я кое-что расскажу тебе о времени.
Он пошел по мокрой траве, и Хойту пришлось последовать за ним.
— Ты по-прежнему ею владеешь? Землей?
— В основном. Часть была продана несколько столетий назад, а часть отнята англичанами во время одной из войн и отдана какому-то дружку Кромвеля[22].
— Что за Кромвель?
— Жил на свете такой ублюдок, потративший много времени и сил, чтобы разграбить и сжечь Ирландию на потребу британской короне. Политика и войны — без них, кажется, люди, боги и демоны не могут обойтись. Я убедил его сына, получившего землю в наследство, продать ее мне. За хорошие деньги.
— Убедил? Ты его просто убил!
— А что, если и так? — устало возразил Киан. — Дело давнее.
— Значит, ты так нажил свое богатство? С помощью убийств?
— У меня было больше девятисот лет, чтобы заработать капитал, и мне приходилось использовать самые разные средства. Я люблю деньги, и у меня всегда были способности к финансам.
— Это уж точно.
— Поначалу пришлось туго. Не один десяток лет я был ограничен в средствах, но не сдавался. Путешествовал. Мир велик и удивителен, и мне нравится его исследовать. Вот почему у меня не вызывает восторга желание Лилит стать новым Кромвелем.
— Ты просто защищаешь свои капиталы, — проговорил Хойт.
— Да. И буду их защищать. Все это заработано. Кстати, я бегло говорю на пятнадцати языках — очень помогает в делах.
— Пятнадцати? — Хойту показалось, что идти и разговаривать стало легче. — Очень странно. Тебе не давалась даже латынь.
— У меня было достаточно времени, чтобы учиться и наслаждаться плодами обучения. Что я и делаю.
— Не понимаю. Она лишила тебя жизни, лишила человеческой сущности.
— Но дала бессмертие. Возможно, я не испытываю особой благодарности к ней, поскольку сделано это было не ради меня, но и не вижу смысла злиться всю подаренную мне вечность. Мой век долог, а вам уготовано вот что. — Он махнул рукой в сторону могил. — Несколько жалких десятков лет, а потом только прах и тлен.
Каменные руины заросли вьюнком, среди листьев которого торчали шипы и чернели ягоды. Сохранилась только задняя стена. На ней, словно в раме, были вырезаны фигуры, но время и непогода практически стерли их.
Цветы и даже мелкий кустарник, пробившиеся сквозь трещины в камне, опустили пушистые фиолетовые головки, отяжелевшие от дождя.
— Часовня? Мама о ней мечтала.
— И ее построили, — подтвердил Киан. — Но вот что от нее осталось. Как и от всех них. И тех, кто пришел за ними. Камни, мох и сорняки.
Хойт покачал головой. Камни, вкопанные в землю, или положенные плашмя, обозначали могилы. Он шагал среди них по влажной скользкой траве, ощущая под ногами бугристую, много раз перекопанную землю.
Подобно резным фигурам на развалинах часовни, буквы, вырезанные на некоторых могильных плитах, стали почти неразличимыми, а сами плиты заросли мхом и лишайником. Какие-то надписи еще можно было прочесть, но этих имен он не знал: «Майкл Томас Маккена, возлюбленный муж Эллис. Предан земле 6 мая 1825 года». Сама Эллис присоединилась к супругу шестью годами позже. Один из их детей покинул этот мир через несколько дней после появления на свет, а трое других — прожив всего лишь несколько десятков лет.
Томас и Эллис жили и умерли через несколько веков после его рождения. И почти за двести лет до этого момента, когда он стоит здесь и читает их высеченные на камне имена.
Время как река, подумал он, а те, кто ступает в ее воды, так хрупки и незащищены.
Кресты, закругленные камни. Могилы утопали в зарослях сорняков, словно выращиваемых беспечными призраками. Хойт ощущал присутствие этих призраков.
За могильным камнем, едва доходившим ему до колена, разросся розовый куст, усеянный крупными алыми бархатистыми цветами. Сердце Хойта пронзил острый укол, постепенно превращаясь в тупую боль.
Он понял, что стоит у могилы матери.
— Как она умерла?
— Остановилось сердце. Обычное дело.
Хойт невольно сжал кулаки.
— Как ты можешь быть таким спокойным — даже здесь, даже теперь?
— Говорили, что оно остановилось от горя. Возможно. Он ушел первым. — Киан указал на второй камень. — Лихорадка забрала его в равноденствие, осенью, после… моего ухода. Она последовала за ним три года спустя.
— А наши сестры?
— Здесь, все здесь. — Киан махнул в сторону группы надгробий. — И их потомки — по крайней мере, те, кто остался в графстве Клэр. Здесь был страшный голод. Люди мерли, словно мухи, или бежали в Америку, Австралию, Англию — лишь бы подальше отсюда. Эта земля видела страдания, боль, мор, грабежи. Смерть.
— Нола?
Киан помолчал немного, затем продолжил тем же намеренно беспечным тоном:
— Прожила больше шестидесяти лет — долгая жизнь для женщины того времени. Родила пятерых детей. Или шестерых.
— Она была счастлива?
— Откуда мне знать? — В голосе Киана послышалось раздражение. — Я с ней больше не разговаривал. Меня не приглашали в дом, которым я теперь владею. Да и с какой стати?
— Она сказала, что я вернусь.
— Вот ты и вернулся, разве нет?
Голос Хойта теперь звучал ровно, даже холодно.
— Но здесь нет моей могилы. Если я вернусь, она появится? Тут может что-то измениться?
— Парадокс. Кто знает? В любом случае ты исчез — такие ходили слухи. Хотя есть разные версии. В этих краях ты превратился в легенду. Тебя называли «Хойт из Клэра»; правда, графство Керри тоже не прочь заявить на тебя права. Твоя история не так популярна, как легенды о богах или даже о Мерлине, но твое имя упоминается в некоторых путеводителях. Тот круг из камней к северу от дома, через который ты прошел, теперь связывают с тобой и называют Пляской Хойта.
Хойт не знал, гордиться ему или смущаться.
— Это Пляска Богов, и круг существовал задолго до меня.
— Так всегда бывает, когда фантазия превосходит реальность. Помнишь пещеры под утесом, с которого ты сбросил меня в море? Говорят, ты лежишь там, в толще скал, охраняемый эльфами, и время от времени встаешь, чтобы вызвать молнии и ветер.
— Глупости.
— Забавная претензия на славу.
Некоторое время они молчали. Просто стояли рядом — двое удивительно похожих друг на друга мужчин в пропитанном дождем мире мертвых.
— Если бы той ночью я выполнил твою просьбу и поехал с тобой в деревенский паб, чтобы выпить и повеселиться… — У Хойта запершило в горле при этих воспоминаниях. — Но меня интересовала только магия, и мне никто не был нужен, даже ты. Пойди я с тобой, и ничего этого не было бы.
Клан отбросил со лба мокрые волосы.
— Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? Впрочем, ты всегда был таким. Если бы ты пошел со мной, скорее всего, Лилит заполучила бы нас обоих. И ничего этого не было бы — тут ты прав, я не спорю.
Выражение лица Хойта привело его в ярость.
— Я что, требую, чтобы ты повинился? Ты мне не сторож и не нянька — ни тогда, ни теперь. Я стою тут, как и много веков назад, проклиная невезение или собственную глупость, позволившую тебе втянуть меня в это дело, когда я рискую получить деревянный кол в сердце, и я буду стоять на этом же месте много веков спустя. А ты, Хойт, — пища для червей. Так кому же из нас улыбнулась судьба?
— К чему вся моя магия, если я не могу изменить всего одну ночь, вернуть одно мгновение? Я должен был пойти с тобой. Умереть за тебя.
Киан вскинул голову, и на его лице проступила ярость, как во время драки.
— Не взваливай на меня свою смерть и свои сожаления.
Но Хойт оставался спокоен.
— А ты бы принял смерть ради меня. И ради них. — Он обвел рукой могилы.
— Когда-то…
— Ты — моя половина. И тут ничего не изменишь — в кого бы ты ни превратился. Ты знаешь это не хуже меня. И дело не только в крови и плоти. Под внешней оболочкой мы такие же, какими были всегда.
— Я не могу существовать в этом мире, чувствуя это. — Эмоции Киана прорвались наружу, проступили на лице, в интонациях голоса. — Я не могу все время оплакивать себя или тебя. Или их. А ты все время заставляешь меня возвращаться к этим мыслям, черт бы тебя побрал!
— Я люблю тебя. С этим ничего не поделать.
— Того, что ты любишь, давно нет.
Неправда, подумал Хойт. И доказательством тому служат розы, посаженные Кианом на могиле матери.
— Ты стоишь тут со мной среди могил наших родных. Ты не слишком изменился, Киан, — иначе не пришел бы сюда. — Хойт дотронулся до лепестков розы. — И не посадил бы их.
Внезапно глаза Клана наполнились неизбывной тоской.
— Я видел смерть. Тысячи и тысячи смертей. Старость, болезни, убийства, войны. Но не видел их смерти. А цветы… Большего я не мог для них сделать.
Хойт убрал руку, и лепестки полностью раскрывшейся розы посыпались на могилу матери.
— Этого достаточно.
Киан посмотрел на протянутую руку Хойта, тяжело вздохнул.
— Черт побери нас обоих. — Он пожал руку брата. — Мы слишком долго гуляем. Не стоит больше испытывать судьбу. К тому же я хочу спать.
Они направились к дому.
— Ты скучаешь по солнцу? — спросил Хойт. — По тому, как его лучи скользят по лицу?
— Говорят, солнце вызывает рак кожи.
— Гм. — Хойт задумался. — Но его тепло летним утром…
— Я об этом не думаю. Мне нравится ночь.
Хойт подумал, что еще рановато просить Киана пожертвовать немного крови для эксперимента.
— Чем ты зарабатываешь? А в свободное время чем любишь заниматься? Ты…
— Всем, что доставляет удовольствие. Но больше я люблю работать, работа приносит удовлетворение. И делает игру еще более привлекательной. Невозможно за время одной утренней прогулки под дождем охватить несколько столетий — даже если бы я захотел. — Он положил меч на плечо. — Скорее всего, это закончилось бы твоей смертью, которая избавила бы меня от дальнейших расспросов.
— Я не слабак, — парировал Хойт, и голос его зазвучал бодрее. — И я доказал это. Посмотри на фонарь у себя под глазом.
— Он пройдет быстрее, чем твой, разве что снова вмешается эта ведьма. В любом случае я дрался не в полную силу.
— Чушь.
Мрачное настроение, охватившее Киана на кладбище, начало рассеиваться.
— Если бы я не сдерживался, пришлось бы копать тебе могилу.
— Давай повторим.
Киан покосился на Хойта. Воспоминания — приятные, которым он так долго противился, обрушились на него.
— В другой раз. И я вздую тебя как следует. И даже если ты придешь в себя, то уже не сможешь кувыркаться со своей рыжей.
— Я скучал по тебе, — улыбнулся Хойт.
Киан ускорил шаг, направляясь к показавшемуся из-за деревьев дому.
— Будь я проклят, но мне тоже тебя не хватало.
