Глава 37
Темнота и боль. Она разливается по телу, теплым красным океаном накрывает ее, давит, не пропуская воздух и свет. Эмма старалась подняться над ней или опуститься под нее. Однако не могла обмануть эту ноющую боль. Ее она способна вытерпеть. Но не темноту, не тишину.
Эмма попыталась шевельнуться, но, когда осознала, что не имеет понятия, стоит она, сидит или лежит, ее охватила паника. Она не чувствовала ни рук, ни ног, только выматывающую боль. Она пыталась заговорить, позвать кого-нибудь, все равно кого. Мысленно кричала, но никто ей не отвечал.
Эмма знала, что ее били, помнила, как на нее смотрел Дрю. Возможно, он еще здесь, следит за ней, ждет в темноте. На этот раз он… Возможно, она уже мертва.
Теперь она чувствовала не только боль. Она чувствовала гнев. Ей не хотелось умирать. Застонав от отчаяния, Эмма напрягла все силы и волю, чтобы открыть глаза. Наверное, веки просто зашили.
Чья-то рука коснулась ее волос. Эмма ощутила это слабое прикосновение, и к боли тут же примешался ужас.
— Спокойно, Эмма. Все хорошо. Успокойся.
Это не Дрю. Не его голос, не его прикосновение.
— Ты в безопасности. Обещаю.
Майкл. Ей захотелось произнести имя вслух, поблагодарить за то, что она в темноте не одна. Что жива. Но Эмму опять накрыла темно-красная волна.
Большую часть ночи она тонула и всплывала. Майклу сказали, что она будет крепко спать, однако ее страх боролся со снотворным. Майкл чувствовал, что этот страх выплескивается из нее каждый раз, когда Эмма всплывает на поверхность.
Он разговаривал с ней, час за часом повторяя одни и те же заверения. Его голос или слова, кажется, успокаивали Эмму, поэтому он сидел рядом, смотрел на нее, держал за руку.
Ему хотелось сделать что-то еще. Ни его подготовка, ни годы службы в полиции не научили его терпению. Беспомощно сидеть рядом, когда любимая женщина ведет молчаливую борьбу. Ее нежное лицо изуродовано, стройное тело покрыто ссадинами.
Врачи заверили, что она не умрет. О тяжести повреждений можно будет судить позднее. А сейчас он может только ждать. И сожалеть.
Если бы он в нужный момент поднажал, то смог бы уговорить ее рассказать о том, насколько плохи дела. Ведь он же полицейский, черт возьми, и знает, как получить информацию.
Но он отступил, желая предоставить ей время и дать возможность успокоиться. Господи, он оставил ее, когда нужно было взять ее под охрану. Он далией время, когда нужно было немедленно запрашивать в Нью-Йорке ордер на арест.
И потому, что Майкл не выполнил свой долг, а позволил вмешаться чувствам, Эмма теперь лежит в больнице.
Он оставил ее только раз, когда из Нью-Йорка прилетели Марианна с Джонно.
— Майкл, что случилось?
Тот потер глаза руками. Свет в коридоре ослепил его.
— Латимер. Похоже, он проник в ее номер.
— О боже! — Марианна стиснула плюшевую собачку. — Насколько плохо обстоят дела?
— Очень плохо. Он сломал ей три ребра, вывихнул плечо. У нее травмированы внутренние органы, синяки и ссадины даже не берусь считать… Врачи говорят, что хирургического вмешательства не потребуется.
— Где этот ублюдок? — процедил Джонно, глядя на закрытую дверь.
— Мертв.
— Хорошо. Мы хотим взглянуть на нее.
Майкл уже и так надоел врачам, но, воспользовавшись своим значком, он все-таки уговорил их впустить Марианну и Джонно в палату.
— Идите к ней, а мы с сиделкой подождем в коридоре. — Он тоже посмотрел на закрытую дверь. — Эмме дали успокоительное.
Пока их не было, Майкл перебирал в памяти все дневные события, пытаясь определить, мог ли он что-нибудь изменить. Дело во времени. Если бы он взломал дверь на пять минут раньше, может, все было бы по-другому.
Увидев выходящих из палаты, Майкл встал и уступил Марианне свой стул. Глаза у нее покраснели, но он решил, что она справится.
— Я не должна была оставлять ее одну.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Джонно.
— Не виновата. Но я не должна была оставлять ее одну.
Не обращая внимания на запрещающую надпись, Джонно зажег сигарету и передал Марианне.
— В самолете Марианна рассказала мне все. Полагаю, ты знаешь, что этот Латимер больше года издевался над Эммой.
Майкл раздавил пластиковую чашку.
— Подробности мне неизвестны. Как только Эмма сможет говорить, ей придется дать показания.
— Показания? — удивилась Марианна. — Разве она обязана давать показания?
— Так положено. — Майкл снова взглянул на дверь. — Простая формальность.
— Но этим займешься ты, — вставил Джонно. — Мне бы не хотелось, чтобы Эмме пришлось говорить с чужим человеком.
— Я возьму у нее показания.
Марианна изучала Майкла. Он сильно повзрослел по сравнению с тем парнем на фотографии десятилетней давности. А сейчас, с темными кругами под глазами и усталыми морщинами, он выглядел даже постаревшим. Но Марианна решила, что на этого человека можно положиться. Что бы там ни заявляла ее подруга, Майкл Кессельринг абсолютно соответствовал образу полицейского, который сложился у Марианны. — Это вы убили Дрю?
Больше всего на свете Майклу хотелось ответить «да».
— Нет, я опоздал.
— Кто это сделал?
— Эмма.
— О господи, — только и сказал Джонно.
— Слушайте, я не хочу оставлять ее одну, а вы поезжайте в гостиницу, отдохните.
— Мы останемся. — Марианна взяла Джонно за руку. — И будем сидеть с ней по очереди.
Кивнув, Майкл вернулся к Эмме.
Она вынырнула на поверхность, и даже неяркий свет принес ей облегчение. Всю ночь снились бесконечные сны, причем такие странные. Большинство уже исчезло, как полночные миражи в лучах солнца. Но скоро опять начнутся кошмары. Эмма слышала отголоски музыки и шелест теней.
Она пыталась стряхнуть остатки сна, открыть глаза. Но открылся только один. Подняв руку, она нащупала повязку и сразу все вспомнила.
Страх, как дым, наполнил легкие, буквально задушив ее. Эмма повернула голову и увидела Майкла, который дремал на стуле у кровати, уронив голову на грудь и держа ее за руку. Она чуть пошевелила пальцами, и Майкл тотчас проснулся.
— Эй, — улыбнулся он, поднося ее руку к губам. — Доброе утро.
— Как… — Эмма закрыла глаза, негодуя на свой едва слышный шепот. — Как долго?
— Ты проспала целую ночь, только и всего. Больно? Очень. Но она отрицательно покачала головой. Это заставило ее поверить, что она жива.
— Это произошло на самом деле, правда?
— Все уже позади. — Желая успокоить ее не меньше, чем себя, он прижал руку Эммы к своей щеке. — Сейчас позову сиделку. Врачи просили сообщить, когда ты проснешься.
— Майкл… Я его убила?
Тот ответил не сразу. Лица Эммы он не видел, но рука у нее не дрогнула.
— Да. И я буду до конца жизни жалеть о том, что ты меня опередила.
Эмма не выпускала руки Майкла.
— Мне кажется, я ничего не чувствую. Ни горя, ни облегчения, ни сожаления. Только опустошенность.
Майкл знал, что такое держать оружие, целиться, стрелять в человеческое существо. Повинуясь долгу. Защищая себя. Но какой бы необходимой или жизненно важной ни была причина, этого уже не забыть никогда.
— Ты сделала единственно возможное. Помни только это. Об остальном сейчас не беспокойся.
— У него был такой прекрасный голос. Я влюбилась в него. Почему все так получилось?
Майкл не мог утешить ее, не мог ответить.
Оставив Эмму на попечение сиделки, он вышел в холл. Марианна дремала, положив голову на плечо Джонно. Комната была окрашена в мягкие пастельные тона. Видимо, они должны успокаивать и подбадривать близких, которым оставалось только сидеть и ждать. У стены — включенный телевизор, на столе — чайники, корзинки с пакетиками растворимого кофе и чая, в противоположных углах комнаты по телефону.
— Она проснулась, — сказал Майкл.
— Проснулась? — тотчас же встрепенулась Марианна. — Как она?
— С ней все в порядке. — Майкл налил себе кофе, машинально размешивая. — Она помнит случившееся и привыкает к этому. С ней сиделка, доктора уже вызвали. Скоро сможете с ней увидеться.
Все замолчали, когда на экране телевизора возникло лицо Эммы. Сообщение было кратким, показали фотографии Эммы и Дрю, затем последовали интервью с администратором гостиницы и двумя свидетелями, которые, услышав шум, вызвали полицию.
Говорил лысеющий мужчина средних лет, раскрасневшийся от возбуждения. Майкл вспомнил, что оттолкнул его, когда высаживал дверь.
— Я слышал ужасный грохот. И женщина кричала, умоляя мужчину остановиться. Мне показалось, дела плохи, и я начал стучать в дверь. У меня соседний номер. Затем появились копы. Один из них вышиб дверь. На секунду я увидел женщину, распростертую на полу, всю в крови. У нее был пистолет, она выстрелила, потом стреляла до тех пор, пока у нее не кончились патроны.
Выругавшись, Майкл бросился к телефону. А на экране уже появился вход в больницу. Репортер с важным видом сообщил, что Эмма Макавой-Латимер находится под охраной.
— Слушай, — бросил Майкл в трубку, — мне на это наплевать. Задержи их на время. Я хочу, чтобы у двери ее палаты круглосуточно дежурил полицейский в форме и гнал журналистов, которые вздумают пробраться к ней. После обеда я сделаю заявление.
— Ты не сможешь помешать, — сказал Джонно, когда Майкл бросил трубку.
— Я смогу на время задержать их.
Джонно встал. Не было смысла говорить ему, что Эмма знает цену популярности. Она платит ее всю свою жизнь.
— Марианна, сходи к Эмме, а я угощу копа завтраком.
— Я не хочу…
— Нет, хочешь, — заявил Джонно. — Не каждый день тебе представляется возможность делить омлет с рок-легендой. Марианна, иди к Эмме. Я скоро зайду. — И когда та ушла, он сказал Майклу: — Впервые я увидел Эмму трехлетней крошкой. Она пряталась под кухонной мойкой в грязной квартире Джейн. Ее уже успели достаточно побить. Она справилась тогда. Справится и на этот раз.
— Я обязан был получить ордер на его арест, — сказал Майкл. — Должен был надавить на Эмму и добиться ордера.
— Ты давно любишь ее?
— Большую часть жизни, — вздохнул Майкл. Он распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, и, стиснув руками подоконник, свесился наружу. — Всего пять минут. Если бы ублюдок опоздал на пять минут или я пришел бы на пять минут раньше, я бы убил его. Я ворвался в номер с пистолетом в руке. Мне нужно было убить его… для нее.
— А, мужской эгоизм. — Джонно сохранял на лице саркастическую полуулыбку, когда Майкл резко обернулся к нему. — Представляю твои чувства, но не согласен с тобой. Я рад, что Эмма сама пришила этого подонка. Так справедливее. Жаль только, что она не сделала этого давно.
Майкл слишком устал, чтобы спорить. Они уже подошли к лифту, когда двери открылись и из кабины стремительно вышли Брайан и Бев.
— Где она? — спросил Брайан.
— Здесь. Не спеши, — взял его за руку Джонно. — С ней Марианна. А вам нужно сначала успокоиться. Эмме и так пришлось изрядно поволноваться.
— Джонно прав, Брай. Не нужно волновать ее. К тому же следует узнать, что… как это случилось. Вы можете рассказать, что произошло? — спросила Бев у Майкла. — После вашего звонка мы все время были в пути.
— Вчера Дрю Латимер нашел Эмму в гостинице.
— Нашел? — прервал Брайан. — Ты хочешь сказать, что они были не вместе?
— Она начала бракоразводный процесс и скрывалась от него.
— Бракоразводный процесс? — От недосыпания и тревоги Брайан плохо соображал и сделал медленный вдох-выдох, пытаясь прочистить мозги. — Я разговаривав с Эммой пару недель назад, и она ничего не говорила о разводе.
— Она не могла сказать, — ответил Майкл. — Потому что боялась. Латимер плохо обращался с ней.
— Бред какой-то. Он ее боготворил.
— Да. — Ярость, так долго сдерживаемая Майклом, выплеснулась наружу. — Он был любящим мужем. Принцем, мать его. Поэтому Эмма все время жила в страхе. Поэтому она лежит сейчас здесь с изуродованным лицом и сломанными ребрами. Он, черт возьми, едва не залюбил ее до смерти.
Губы у Брайана задрожали, и он до боли сжал руку Бев.
— Он бил ее? Ты хочешь сказать, Эмма здесь из-за него?
— Вот именно.
— Где он? — Брайан в ярости схватил Майкла за ворот.
— Мертв.
— Спокойно, Брай, — потрепал его по плечу Джонно, раздумывая, не встать ли между двумя разъяренными мужчинами. — Эмме нисколько не поможет, если ты сорвешься.
— Я хочу ее видеть. Мы с Бев хотим видеть ее немедленно.
Он подошел к двери в тот момент, когда Марианна выходила из палаты, и некоторое время молча смотрел на неподвижно лежащую дочь.
— Детка. — Рука об руку с Бев он вошел в палату. Эмма взглянула на них и попыталась прикрыть распухшую щеку, не желая, чтобы отец видел ее в таком состоянии. Брайан нежно отвел ее руки. — Эмма. — Нагнувшись, он поцеловал дочь в лоб. — Прости. Прости.
Тут она дала волю слезам, заикаясь, выпаливая извинения и объяснения. Потом откинулась на подушку, не выпуская руку отца.
— Я даже не знаю, как все случилось. И почему. Я хотела, чтобы меня кто-то любил, меня саму. Хотела иметь семью и решила… что он похож на тебя. — Эмма вздохнула.
Брайану хотелось положить голову на грудь дочери и дать волю слезам, но он только поднес ее руку к губам.
— Не тревожься об этом. Даже перестань об этом думать. Никто больше не причинит тебе зла. Клянусь.
— Сейчас важно только то, что ты в безопасности. — Бев нежно убрала ее волосы с перебинтованного лба. — Остальное не имеет для всех нас значения.
— Я убила его, — пробормотала Эмма. — Вам уже сказали?
— Все… сейчас все позади. — Брайан потрясенно взглянул на Бев.
— Я не слушала тебя. Не хотела слушать. Мне было обидно, ведь ты говорил, что он хочет жениться на мне, чтобы стать ближе к тебе.
— Не надо.
— Ты был прав. — За этими словами последовал долгий усталый вздох. — Он никогда меня не любил. А когда понял, что обладания мной недостаточно, чтобы получить желаемое, он возненавидел меня.
— Не думай об этом, — настаивал Брайан. — Отдохни, сосредоточься на том, чтобы выздороветь.
«Он прав», — решила Эмма. Она слишком устала.
— Я рада, что ты здесь. Извини, папа, я все время избегала тебя. Не впускала в свою жизнь.
— Мы оба были не правы, — наконец улыбнулся Брайан. — Но впереди у нас целая жизнь.
— Когда ты поправишься, мы бы хотели, чтобы ты вернулась домой. — Бев прикоснулась к щеке Брайана. — К нам.
— К обоим?
— Да. Нам многое предстоит наверстать. Всем.
— Сегодня утром я даже не представляла, что когда-нибудь снова буду счастливой, — сказала Эмма. — Но я счастлива за вас. Мне нужно подумать обо всем остальном.
— Не спеши. — Наклонившись, Бев поцеловала ее в щеку. — А сейчас мы дадим тебе немного поспать.
* * *
— Кессельринг, ты переехал сюда? — осведомился Маккарти, увидев напарника в холле больницы.
— Кофе?
— Нет, если от него я стану выглядеть так же, как ты. — Он бросил Майклу сумку. — Чистое белье и туалетные принадлежности. Твою собаку я покормил.
— Спасибо.
Маккарти передумал и, налив кофе, заворчал по поводу сливок в пакетике. По большей части он получал удовольствие, огорчая своего коллегу. Однако сейчас решил, что у старины Майкла и без него огорчений по горло.
— Как она?
— Страдает от боли.
— Дьюэр требует взять показания, — с издевкой в голосе упомянул он о заместителе капитана.
— Я займусь этим.
— Ему известно, что ты… дружишь с жертвой. Он хочет, чтобы их взял я.
— Я сам займусь этим, — повторил Майкл, накладывая в чашку сахар. Не для вкуса, а для поддержания сил. Ощущать вкус он уже давно перестал. — Ты привел стенографиста?
— Да. Он ждет.
— Я посмотрю, готова ли Эмма. — Проглотив кофе, словно лекарство, Майкл выбросил стаканчик. — Как пресса?
— Ждет какого-нибудь заявления к двум часам.
Взглянув на часы, Майкл ушел переодеваться и через пятнадцать минут заглянул в палату Эммы. У нее был Пи Эм. Как и все остальные, он выглядел измученным, потрясенным. Но заставил Эмму улыбнуться.
— Пи Эм готовится стать папой, — сказала она.
— Поздравляю.
— Спасибо.
Они летели из Лондона вместе со Стиви и в киоске аэропорта увидели газеты. Они не знали, что сказать друг другу, тем более что говорить Эмме.
— Ну я пойду. — Пи Эм поцеловал ее, затем, помедлив, добавил: — Мы зайдем вечером.
— Спасибо за фиалки. Они чудесные.
— Ну…
Постояв еще немного, Пи Эм ушел со щемящим сердцем.
— Он очень смущается. Они все смущаются, — пробормотала Эмма, теребя простыню, затем погладила Чарли. — Тяжело видеть их глаза, когда они приходят сюда первый раз. Наверное, я выгляжу ужасно.
— Впервые слышу, что ты ждешь комплиментов. — Майкл сел рядом. — Весь день у тебя народ, ты нисколько не отдыхаешь.
— Мне не хочется оставаться одной. Ты провел здесь всю ночь. Я слышала, как ты разговаривал со мной, и понимала, что еще жива. Спасибо.
— Я люблю тебя, Эмма. — Майкл уронил голову на их сплетенные руки. Эмма молчала. Вздохнув, он встал и начал расхаживать по палате. — Не то время, не то место. Наверное, тебе придется обдумать это, раз я признался. А теперь, если ты в состоянии, нам бы хотелось записать твои показания.
Эмма смотрела, как он беспокойно мечется, но сказать ничего не могла. Только не сейчас. Если бы все было по-другому… А сложилось бы по-другому, если бы она доверилась Майклу. Увы, теперь уже ничего вернуть нельзя.
— С кем я должна говорить?
— Можешь говорить со мной. — Когда Майкл повернулся, он уже держал себя в руках. — Или я приглашу женщину-следователя, если так будет лучше для тебя.
— Нет. — Ее пальцы беспокойно теребили фиалки. — Я буду говорить с тобой.
— Стенографист ждет.
— Хорошо. Займемся этим прямо сейчас. Я хочу поскорее со всем покончить.
Ей пришлось нелегко. Почему-то она думала, что, раз ее чувства умерли, говорить будет просто. Но она все еще продолжала испытывать стыд. Эмма не смотрела на Майкла, рассказывая о перенесенных унижениях и жизни в страхе. Она надеялась очиститься от всего этого. Но когда допрос закончился, Эмма почувствовала только усталость.
Майкл кивком отпустил стенографиста. Говорить он не смел.
— Это все, что вам требовалось? — спросила Эмма. Он снова кивнул.
— Когда отпечатают, ты сможешь прочесть и подписать. Я загляну попозже.
Выскочив из палаты, Майкл бросился к лифту, но его остановил Маккарти:
— Дьюэр ждет тебя в участке. У газетчиков уже пена лезет изо рта.
— А пошли они знаешь куда… Мне нужно пройтись.
* * *
Роберт Блэкпул прочел газетное сообщение, и вся эта чушь об убийствах в порыве страсти и крушениях мечты чертовски развеселила его. А две фотографии, правда, не очень резкие, вообще доставили ему огромнейшее удовольствие: Эмму везут на каталке в машину «Скорой помощи», ее лицо — сплошное кровавое месиво.
Он не забыл, как она с ним обошлась.
Жаль, что Латимер не забил ее до смерти. Хотя есть и другие способы расплатиться.
Подняв трубку, Блэкпул набрал номер лондонской «Тайме».
Пит побагровел от ярости, прочтя на следующий день заметку. Роберт Блэкпул выразил сожаление по поводу смерти талантливого музыканта, каким был Латимер, рассказал о своей ссоре с Эммой. По словам Блэкпула, она яростно ревновала его к подруге и после неудачной попытки соблазнения кинулась на него с ножницами.
И наглый заголовок:
«ЖАЖДА ЛЮБВИ ТОЛКАЕТ ЭММУ НА НАСИЛИЕ».
Читатели моментально проглотили эту заметку, но не могли прийти к единому мнению: действовала ли Эмма в целях самозащиты или застрелила мужа, ослепленная ревностью?
Пит схватился за телефон.
—Ты псих. Ненормальный!
— А, доброе утро. — Блэкпул ждал этого звонка.
— Чего ты, черт возьми, добиваешься, распространяя сплетни? Мне и так хватает грязи, которую нужно расчищать.
— Это не моя грязь, приятель. Если хочешь знать, Эмма получила по заслугам.
— Я не хочу ничего знать. И говорю тебе: уймись.
— С чего бы это? Реклама мне на руку. Ты сам утверждал, что пресса способствует продаже пластинок.
— Уймись.
— Или?
— Я не хочу угрожать, Роберт. Но поверь мне на слово: копание в грязном белье пользы не приносит никому.
После долгой паузы Блэкпул сказал:
— Я должен был ей отплатить.
— Возможно. Меня это не волнует. Последние два года твой рейтинг падает, Роберт. Фирмы грамзаписи поразительно не постоянны. Ты ведь не хочешь на данном этапе менять менеджера?
— Мы найдем общий язык. Вряд ли кто-либо из нас желает порвать старую дружбу.
— Помни об этом. Будешь мутить воду, и я выброшу тебя, как грязный носок.
— Я нужен тебе не меньше, чем ты мне.
— Сомневаюсь, — усмехнулся в трубку Пит. — Очень сомневаюсь в этом.
