Глава 8

 

 Антикварный магазин и музей «Энтитем» распахнули свои двери в первую неделю декабря. Как и ожидалось, первые несколько дней среди посетителей были в основном знакомые, приходившие не купить, а просто поглазеть. Шейн забавлялась, слыша, как они перемывают ей косточки, вспоминая давние проделки «этой девчонки Эббот», будто это было вчера.

 Пару раз до ее слуха донеслось имя Сая, отчего она недовольно поморщилась. И все же, когда новизна померкла, ручеек посетителей не иссяк. И этого было пока достаточно.

 Помня о своем обещании, Шейн наняла золовку Донны, Пэт, на неполный рабочий день. Девушка была прилежная и исполнительная и с готовностью согласилась заменять ее по выходным. Шейн сочла, что дополнительные расходы окупились с лихвой, когда Пэт, сияя от гордости, доложила ей о своей первой продаже. С помощью Шейн и благодаря своему усердию Пэт приобрела начальные знания по классификации антиквариата и могла ответить на некоторые вопросы, которые задавали посетители в музее.

 Шейн была занята как никогда: она вела дела в магазине, отслеживала объявления о распродажах и надзирала за ремонтом на втором этаже. Напряженная работа стимулировала ее энергию и помогала смириться с медленной, но неуклонной убылью бабушкиных сокровищ. Шейн снова и снова напоминала себе, что это необходимость, связанная с бизнесом, и что счета, накопившиеся во время подготовки к открытию магазина и музея, требуют оплаты.

 С Вэнсом они виделись почти ежедневно, когда он приходил отделывать верхний этаж. От прежней его замкнутости не осталось и следа, но интимность, сблизившая их в тот вечер в ресторанчике, сошла на нет. Он относился к ней по-дружески, кажется совершенно забыв о женщине, чью ладонь так страстно целовал.

 Шейн решила, что ему просто нравилось разыгрывать спектакль на глазах у Сая, а теперь их отношения вернулись в деловое русло. Это ее не разочаровало. Признаться, тот ужин заставил ее немало понервничать. Она чувствовала себя более уверенной, когда он злился, чем когда шептал ласковые слова и расточал нежности. Хорошо себя зная, Шейн была уверена, что ей было бы трудно не наделать глупостей, если бы он продолжал за ней галантно ухаживать. Средств защиты от галантности у нее не было.

 И все же день ото дня ее любовь к нему росла, как и росла уверенность в том, что именно он ее мужчина. Требовалось только время, чтобы он понял, что она — его женщина.

 Однажды вечером Шейн, раскрасневшаяся от холода и гордости за себя, втащила по новым ступенькам в магазин свое последнее приобретение — стол. Она была очень довольна собой и покупкой. Она научилась беспощадно торговаться.

 — Только посмотри, что я привезла! — с порога закричала она своей помощнице. — Шеридан! И ни одной царапины!

 Пэт, протиравшая стекло в витрине, прервала свое занятие.

 — Но у тебя же сегодня выходной! Ты должна отдыхать хоть иногда, — возмущенно сказала она. — Для этого ты меня и наняла.

 — Да-да, — рассеянно отвечала Шейн, — в машине еще настольные часы и набор солонок граненого стекла.

 Пэт вздохнула, понимая, что Шейн попросту не слышит ее слов, и пошла за ней в главный зал.

 Установив стол у хичкоковского стула, Шейн отступила, чтобы полюбоваться результатом.

 — Уж не знаю, — задумчиво проговорила она, — может быть, он будет лучше смотреться в прихожей, под окном. Ладно, сначала все равно нужно его отполировать. — И она схватила с полки полироль для мебели. — Как у нас сегодня дела?

 Пэт укоризненно покачала головой.

 — Я сама, — сказала она, отбирая у Шейн полироль и тряпку. Та усмехнулась, но возражать не стала. — В музее было семь посетителей, — сказала Пэт, начиная полировать шеридановский стол. — Купили несколько открыток и литографию с видом Бернсайд-Бридж. Женщина из Хейгерстауна купила столик с резными краями.

 Шейн, расстегивавшая пальто, остановилась.

 — Тот, розового дерева?

 Столик стоял в летней гостиной с незапамятных времен.

 — Да. И еще она интересовалась креслом-качалкой. — Пэт убрала за ухо выбившуюся прядь. — Думаю, она вернется.

 — Хорошо.

 — Еще спрашивали про дядюшку Фетуса.

 — Да ты что? — Шейн усмехнулась, вспомнив портрет сурового викторианца, перед которым не смогла устоять. Она приобрела его, потому что он показался ей забавным, хотя было мало надежд, что его купят. — Мне будет жаль потерять его. Он привносит в нашу атмосферу благородство.

 — А у меня от него мурашки по коже, — призналась Пэт. — Ах да, чуть не забыла! Я ведь не знала, что ты уже продала столовый гарнитур.

 — Что? — Озадаченная Шейн остановилась, держась за ручку двери.

 — Ну, столовый гарнитур, стулья со спинками в виде сердечек, Хепплуайт, — пояснила Пэт, довольная, что запомнила имя производителя. — Я чуть не продала его по второму разу.

 — По второму разу? — Шейн отпустила ручку и обернулась к Пэт. — Ты это о чем?

 — Приезжали какие-то люди, хотели его купить. Их дочка выходит замуж, так они собирались подарить ей его на свадьбу. Они, похоже, богатые, — с чувством вздохнула она. — Свадьба будет в закрытом клубе, в Балтиморе. С оркестром. — Пэт увлеклась, но, заметив тяжелый взгляд Шейн, поспешила объяснить: — Ну и вот, я уже собралась чек пробивать, и тут сверху приходит Вэнс и говорит, что гарнитур уже продан другим людям.

 Глаза Шейн превратились в две щелки.

 — Вэнс? Вэнс сказал, что он уже продан?

 — Ну да, — подтвердила смущенная ее тоном Пэт. Будь она ближе знакома с Шейн, ей стало бы ясно, что вот-вот грянет буря. Но она невинно продолжала: — Хорошо, что он успел предупредить, а не то они купили бы гарнитур и сразу увезли бы его. И тогда бы мне конец.

 — Конец, — сквозь зубы процедила Шейн. — Кое-кому точно конец. — Она резко повернулась и направилась в глубь магазина.

 Пэт смотрела на нее широко раскрыв глаза.

 — Шейн? Шейн, что случилось? — Она засеменила следом. — Куда ты?

 — Уладить одно дельце, — глухо ответила Шейн. — Достань из машины остальное, ладно?! — крикнула она на ходу. — И запри здесь все. Я, может быть, вернусь не скоро.

 — Как скажешь, но… — Пэт умолкла, слыша, как хлопнула задняя дверь. Она еще постояла, потом пожала плечами и отправилась выполнять указание.

 — Конец, — бормотала Шейн, топча сухие листья. — Хорошо еще, что он успел предупредить. — Она мчалась по тропинке меж голых деревьев. — Уже продан! — Бешенство опасно клокотало в горле.

 Она издали увидела его дом, из трубы медленно поднимался в плотное синее небо дым. Шейн сжала зубы и прибавила шагу. Тишину нарушали хорошо знакомые монотонные, размеренные удары — бух-бух-бух, поэтому Шейн сразу побежала на задний двор.

 Вэнс положил полено на пень, служивший ему колодой для рубки дров, ловко разрубил его надвое и тут же, не нарушая ритма, подхватил следующее. Шейн не стала тратить время на то, чтобы полюбоваться точностью и грацией его движений.

 — Эй, вы! — закричала она, ударив себя кулаками по бедрам.

 Вэнс взмахнул топором, лениво отмечая про себя, что в гневе, с блестящими глазами и пылающим лицом она чудо как хороша. Очередное полено раскололось на две части, которые упали по обе стороны пня. Рядом высилась внушительная куча дров, свидетельствовавшая о том, что работал он уже давно.

 — Здравствуйте, Шейн.

 — Что значит «здравствуйте, Шейн»? — выкрикнула она, подходя ближе. — Да как вы смеете?

 — Многие считают, что здороваться при встрече — это нормально, — парировал Вэнс, принимаясь за следующее полено.

 Шейн рукой смахнула полено на землю.

 — Вы не имеете права вмешиваться в мои дела! — закричала она. — Срывать мне продажу, очень важную продажу. — В холодном воздухе ее дыхание превращалось в пар. — Да кто вы такой, чтобы говорить моим покупателям, что вещь уже продана? Если бы это даже было так, что неправда, какое ваше дело?

 Вэнс спокойно поднял сброшенное ею полено. Он ждал ее и ждал ее негодования. Он действовал под влиянием порыва, но не жалел об этом — уж очень хорошо ему запомнилось выражение лица Шейн, с которым она показывала ему бабушкину радость и гордость, и он не собирался молча стоять и смотреть, как гарнитур выносят из дома.

 — Вы же не хотите продавать гарнитур, Шейн.

 От этих слов ее глаза еще ярче запылали гневом.

 — Вас не касается, чего я хочу и чего не хочу! Я должна продать его. И я его продам! Если бы вы помалкивали, я бы уже его продала!

 — Чтобы потом ненавидеть себя и вытирать слезы чеком, — возразил он, с размаху рубя полено. — Деньги того не стоят.

 — Не говорите мне, чего они стоят. — Ее палец уперся ему в грудь. — Вы не знаете, что я чувствую. Вы не знаете, что я должна делать. А я знаю. Мне, черт побери, нужны деньги.

 С убийственным спокойствием он обхватил рукой ее палец, сверливший ему грудь, подержал секунду и сбросил.

 — Вы не настолько нуждаетесь, чтобы продавать то, что вам дорого.

 — Сантиментами счетов не оплатишь. — Ее щеки побурели. — У меня в столе их полный ящик!

 — Продайте что-нибудь другое! — тоже заорал он. Она смотрела на него, задрав голову, с пылающими от бешенства глазами. Желание защитить ее боролось в нем с желанием удушить. — У вас весь дом забит таким старьем!

 — Старьем! — Это было объявлением войны. — Старьем! — Ее голос взлетел до небывалых высот.

 — Сплавьте, в самом деле, другие вещи из своих запасов, — посоветовал он с хладнокровием, которое насторожило бы его деловых партнеров.

 В ответ Шейн угрожающе зашипела сквозь стиснутые зубы.

 — Вы ни черта в этом не смыслите. — Она толкнула его, так что он попятился. — Я отыскиваю самое лучшее, а вы… — она продолжала толкать его, — вы не отличите Хепплуайта от куска картона. Держите ваш пижонский нос подальше от моих дел, Вэнс Бэннинг! Я не нуждаюсь в советах профанов!

 — Ну хватит, — пробурчал он. Сказав так, он ловко схватил ее поперек туловища и взвалил себе на плечо.

 — Что вы делаете?! — завизжала она, отчаянно брыкаясь и колотя его по спине кулаками.

 — Я несу тебя в дом, чтобы заняться с тобой любовью, — заявил он. — С меня довольно.

 Сраженная наповал, Шейн перестала брыкаться.

 — Чего?

 — Что слышала.

 — Ты с ума сошел! — Она возобновила бешеное сопротивление, колотя его по чем попало.

 Вэнс вошел в дом через заднюю дверь.

 — Отпусти! — кричала она, когда он проносил ее через кухню. — Я с тобой не пойду!

 — Ты идешь туда, куда я тебя несу! — заметил он.

 — Ты заплатишь за это!

 — Да уж не сомневаюсь. — Он начал подниматься по лестнице.

 — Немедленно отпусти, я с этим не смирюсь!

 Ему надоели ее пинки, и он сорвал с нее туфли, бросил их через перила и крепче ухватил ее под коленями.

 — Тебе еще не с таким придется сейчас смириться.

 Она беспомощно извивалась в его хватке.

 — Ну все, тебе конец. Я тебе этого не прощу. Если ты немедленно не отпустишь меня, ты уволен! — Шейн с визгом пронеслась по воздуху и тяжело шлепнулась на кровать. Задыхаясь от гнева, она вскочила на колени. — Идиот! — бушевала она. — Что ты делаешь?

 — Я сказал тебе, что делаю. — Вэнс сорвал с себя куртку и отбросил в сторону.

 — Если ты думаешь, что тебе позволено таскать меня и швырять, точно мешок сена, то ты крупно ошибаешься. — Вне себя от возмущения, Шейн смотрела, как он расстегивает рубашку. — Немедленно прекрати. Ты не заставишь меня заниматься с тобой любовью.

 — Ах как страшно! — Вэнс стащил рубашку.

 — Перестань. — Хотя она решительно уперла руки в бедра, ее негодование сникло. — Немедленно оденься.

 Вэнс с невозмутимым видом уронил рубашку на пол и наклонился, чтобы снять ботинки.

 — Думаешь, тебе достаточно бросить меня на кровать, и дело сделано?

 — Да я еще не начинал, — возразил он, с грохотом роняя на пол второй ботинок.

 — Ты безмозглый идиот! — Она швырнула в него подушку. — Я бы не позволила тебе прикоснуться ко мне, даже если бы… — тут она задумалась, подыскивая какое-нибудь оригинальное и особенно уничижительное оскорбление, но остановилась на самом безотказном, — даже если бы ты был последним мужчиной на земле.

 Вэнс посмотрел на нее долгим взглядом и расстегнул ремень.

 — Я тебе сказала: прекрати! — Шейн предостерегающе воздела палец. — Я не шучу. Не смей больше ничего снимать.

 Вэнс потянулся к застежке на джинсах.

 — Я серьезно. — Она уже смеялась.

 Его руки замерли, глаза сузились.

 — Оденься сейчас же! — велела она и зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

 — И чего тут смешного? — удивился Вэнс.

 — Да ничего, ровным счетом ничего. — Шейн повалилась на спину, изнемогая от хохота. — Что смешного? Да ничего, это очень серьезная ситуация. — Она судорожно била кулаками по кровати. — Человек стоит, раздевается, а лицо такое, будто он убить кого собрался. Куда уж серьезнее. И это лицо любовника, одержимого страстью!

 Она смеялась, пока из глаз не брызнули слезы.

 Вэнс улыбнулся. Подошел, сел рядом на кровать и обнял Шейн. Чем больше он старался успокоить ее, тем сильнее разгоралось ее веселье.

 — Рад, что доставляю тебе такое удовольствие.

 — О нет, — просипела она, — я просто убить тебя готова, но это было так романтично!

 — Да ну?

 — Да! Когда ты вдруг схватил меня и потащил! Ничто меня так не возбуждало!

 — Правда? — Он очень осторожно провел губами по подбородку хохочущей Шейн.

 — Ну разве что колючки!

 — Колючки?

 — Да, во втором классе, когда Билли Хаффман толкнул меня в шиповник. Очевидно, я провоцирую у мужчин приступы свирепой страсти.

 — Очевидно, — согласился Вэнс и стал заправлять ей волосы за уши. — Я уже испытал несколько таких приступов. И кажется, они будут повторяться.

 — Вэнс…

 — Вот, сейчас начнется, — промычал он, целуя ее в шею.

 — Мне нужно домой, — прошептала она и попыталась встать, но он удержал ее за плечи.

 — А мне хочется знать, что еще тебя возбуждает. — Он прихватил зубами ее кожу. — Вот это?

 — Нет, я…

 — Нет? — усмехнулся он. — Ну, значит, что-то другое. — Он расстегнул пальто и пуговицы на ее блузке. — Это? — Его язык коснулся ее груди.

 Шейн, хрипло вскрикнув, выгнулась ему навстречу. Он взял в рот сосок, упиваясь его вкусом, и ногти Шейн вонзились в его голые плечи. Но, стараясь погасить первую жаркую вспышку желания, Вэнс заставил себя отстраниться, чтобы все не кончилось слишком скоро. С того вечера в ресторане он нарочно соблюдал осторожность и дистанцию. Он не хотел торопить ее. Теперь, когда она была в его постели, он хотел подольше насладиться каждым мгновением. Он поднял голову и встретил пристальный взгляд ее расширившихся глаз. Мгновение они молча смотрели друг на друга. Затем Шейн медленно улыбнулась.

 — Ну же, — прошептала она, притягивая к себе его голову и овладевая губами.

 Их дыхание смешалось. Он стал осыпать легкими поцелуями ее лицо, вновь и вновь возвращаясь к ждущим его губам, чтобы каждый раз неторопливо смаковать их вкус, зная, что она вся тут и ничто не мешает ласкать ее, целовать, любить. Впервые ему гораздо больше хотелось доставить женщине удовольствие, чем получить самому, и оттого его поцелуи, от которых закипала его кровь, были так неторопливы. Пока он не ощутил, что желает большего, только губы и язык были его средством.

 Вэнс, слегка приподняв ее, осторожно снял с нее пальто. Он так уверенно и бережно касался ее, что она даже не догадывалась о внутренней борьбе, которую он переживал. Затем он избавил ее и от блузки. У Шейн вырвался стон, когда он скользнул вниз по ее руке и прикусил кожу в сгибе локтя, а затем добрался до запястья.

 Для Шейн окружающее перестало существовать. Для нее существовали только причудливые узоры, которые выводили на ее теле кончики пальцев Вэнса, и теплые дорожки его поцелуев. В забвении она запустила руки в густую копну его волос и наслаждалась его замедленными касаниями, от которых ее сердце билось быстрее. Она могла бы остаться в этом состоянии парения между страстью и безмятежностью навсегда.

 Чередуя поцелуи и покусывания, Вэнс завладел ее сосками, ставшими горячими и твердыми, а потом спустился ниже. Ее тело стало отвечать ему. Они оба хрипло и прерывисто дышали. Теперь он чувствовал ее страсть и нетерпение. Она стонала, повторяла его имя, прижимала его к себе.

 Но Вэнс по-прежнему не торопился. Он повторил томительное путешествие вокруг ее грудей, чувствуя ее судороги, ощущая шторм ее сердцебиения своими голодными и жадными губами.

 — Такая мягкая, — шептал он, — такая красивая.

 На мгновение он утратил контроль и зарылся в нее лицом. Шейн с призывным стоном потянулась к нему, ища его рот, но он скользнул ниже. Подхватив ее судорожно изогнувшиеся бедра, он провел языком по дрожащему животу. Шейн почувствовала, как он расстегнул пояс на ее джинсах, и подвинулась, чтобы помочь ему. Но он только сильнее прижался к ней губами. Она снова задвигалась, изгибаясь и предлагая себя, но он медлил, лениво выводя круги языком на ее животе.

 Наконец он снял с нее джинсы и принялся ласкать мягкую плоть ее бедер, продвигаясь все ниже, по икрам до самых ступней. Ее сотрясали волны удовольствия.

 На ее теле обнаружились неведомые ей ранее точки наслаждения. Когда его язык, как жалом, пронзал их, она чуть не лишилась рассудка.

 Из ее полураскрытых губ, зовущих его, рвалась сама страсть, и он словно обезумел. Он больше не был нежен, вожделение завладело им без остатка. Его рот и пальцы были теперь повсюду. Если бы Шейн была в силах говорить, она умоляла бы взять ее. Мир вращался вокруг нее с устрашающей скоростью, поражающей воображение. Когда наконец их губы слились, он вошел в нее.

 Подхваченные потоком неведомой энергии, они унеслись за границы разумного. Они питались силой друг друга, двигаясь все быстрее и быстрее, поднимаясь все выше и выше, пока не достигли пика, словно источника, и не припали к нему в изнеможении.

 Вэнс не знал, как долго он пролежал без движения. Наверное, он даже дремал. Очнувшись, он обнаружил, что лежит в объятиях Шейн, уткнувшись головой ей в шею. Он был еще внутри ее и чувствовал последние легкие толчки ее стихающей страсти. Он не сразу открыл глаза, удивляясь, как можно одновременно чувствовать удовлетворение и возбуждение. Когда он осторожно пошевелился, боясь потревожить ее, она крепче прижала его к себе.

 — Нет, — пробормотала она, — еще чуть-чуть.

 Он тихо засмеялся, щекоча ей ухо своим дыханием.

 — Ты можешь дышать?

 — Я подышу позже.

 Он снова уткнулся в изгиб ее шеи.

 — Мне нравится твой вкус. С того первого поцелуя у меня была с этим проблема.

 — Проблема? — лениво удивилась она, водя пальцем по его спине. — Ничего себе комплимент.

 — Напрашиваешься? — Он прижался сильнее губами к ее шее. — Хорошо. Ты — самое изящное создание, которое я когда-либо встречал.

 — Первый комплимент был немного более искренний, — усмехнулась Шейн.

 Вэнс приподнял голову и взглянул на нее:

 — Ты мне не веришь?

 «Неужели она и вправду не понимает, что такие бархатные глаза и атласная кожа, не говоря уж о темпераменте, могут сделать с мужчиной? — думал он. — Неужели не осознает власти, которую дают невинно-чувственный рот и открытая, искренняя сексуальность? »

 — Ну ладно, тогда я скажу, что мне нравится твой нос.

 — Если ты сейчас назовешь меня милашкой, я тебе врежу.

 Он усмехнулся и чмокнул ее в ямочки на щеках.

 — Знаешь, как долго я этого хотел?

 — С первой нашей встречи в магазине. — Она улыбнулась, видя, как недоверчиво он уставился на нее. — Я тоже это почувствовала. Это было, как будто я тебя ждала.

 — Я был очень зол, — сказал Вэнс, потершись лбом о ее лоб.

 — А я была потрясена. Я даже забыла в магазине кофе. А ты вел себя ужасно грубо в тот день.

 — Я делал это нарочно, — признался Вэнс, целуя ее. — Я хотел от тебя отделаться.

 — Думал, у тебя получится? Ты никогда не встречал решительно настроенных особ?

 — Я бы и отделался, если бы не видел тебя каждый раз, стоило мне закрыть глаза.

 — Ах, бедняжка!

 — Тебе, конечно, меня искренне жаль. Ведь из-за тебя я лишился сна.

 Шейн издевательски всхлипнула. Вэнс взглянул на нее — она крепко закусила верхнюю губу.

 — Я бы тебя пожалела, — заверила она, — если бы твои страдания меня не радовали.

 — В три часа утра мне частенько хотелось придушить тебя.

 — Я в этом не сомневаюсь. Но зачем же тогда ты меня целуешь?

 Вэнс без лишних церемоний ответил поцелуем на этот вопрос, так как утоленная недавно страсть начала возрождаться.

 — В тот день, когда ты сидела в грязи и хохотала, я так тебя хотел. Черт возьми, Шейн, я несколько недель только о тебе и думал. — Его рот начал жадно терзать ее губы, и она почувствовала тот гнев, который так хорошо помнила. Ее рука утешающе коснулась его затылка.

 Когда он поднял голову, их взгляды встретились, и они долго смотрели друг другу в глаза. Ее ладонь легла ему на щеку.

 Такая неистовость, думала она, столько тайн.

 Такая сладость и искренность, думал он.

 — Я люблю тебя, — произнесли они разом и рассмеялись. Некоторое время они не двигались и не говорили. Казалось, что их дыхание тоже остановилось. Затем крепко обнялись, губы к губам, сердце к сердцу. Их отчаянный поцелуй стал нежным, утешающим, обещающим.

 Вэнс с облегчением закрыл глаза, крепче прижал Шейн к себе и спросил:

 — Ты дрожишь. Почему?

 — Все слишком хорошо выходит, — ответила она тихо, — это меня пугает. Если бы я сейчас тебя потеряла…

 — Ш-ш! — Он перебил ее, целуя. — У нас все хорошо.

 — О, Вэнс, я так тебя люблю! Я все ждала, что ты тоже меня полюбишь, а теперь… Теперь мне страшно.

 Он глядел на нее со странным чувством собственника. Теперь она принадлежала ему, и ничто не могло этого изменить. Никаких ошибок, никаких разочарований. Он услышал, как она прерывисто вздохнула.

 — Я люблю тебя! — твердо сказал он. — Ты будешь со мной, поняла? Мы должны быть вместе, и мы оба это знаем. И ничто, черт возьми, ничто нам не помешает.

 Он взял ее в диком и отчаянном порыве страсти, не обращая внимания на сомнения, стоявшие у него за спиной.