Глава 19
Блафф-Хаус наполнился людьми, шумом и суетой. Эли уже забыл, как могут звучать одновременно много голосов, как много дел могут накладываться одно на другое, как много может возникнуть вопросов, требующих немедленного ответа. После короткого первоначального шока он пришел к выводу, что ему даже нравится воцарившийся в доме хаос. Нравится переносить багаж наверх, а тарелки на кухню, нравится наблюдать за шустрой племянницей, сующей нос во все углы, видеть, что сделал матери приятное, когда предложил фрукты и сыр, сказав, что все, наверное, проголодались с дороги.
Но самое большое удовольствие ему доставило наблюдать за стоящей на террасе Эстер. Она смотрела на море, и ветер трепал ее седые волосы. Эли подошел к ней, и они обнялись. Сидящая у ног бабушки Сэди подняла голову, вильнула хвостом и снова погрузилась в сон.
– Солнце согревает старые косточки, – сказала Эстер. – Мои и Сэди. Ох, как же я соскучилась по дому.
– Понимаю тебя, – ответил Эли. – Думаю, что и дом соскучился по тебе.
– Мне тоже хочется так думать. Смотрю, ты высадил в горшки анютины глазки.
– Это не я, это Эйбра. Я их только поливаю.
– Коллективная работа – хорошее дело. Меня согревала мысль о том, что в доме теперь ты, Эли. Для меня самым главным было не то, что за ним кто-то присматривает, а то, что в нем поселился ты, мой внук. Мне кажется, дом соскучился и по тебе тоже.
Эли испытал знакомое чувство раскаяния.
– Прости, что я так долго не приезжал в Блафф-Хаус. Нужно было сделать это раньше.
– Ты знаешь, что я терпеть не могла заниматься домом?
Эли оторопел.
– Ты?! Эстер Лэндон? Я всегда думал, что ты любишь этот дом.
– Твой дед в нем души не чаял. Мне приходилось принимать пилюли, чтобы мой желудок работал исправно. Я люблю море, но предпочитаю любоваться им с берега. Мы часто отправлялись в море на корабле, и я не жалею ни об одной минуте, проведенной там вместе с мужем. Брак – это непрерывная цепочка компромиссов, и в лучших своих проявлениях они становятся основой жизни и брачного союза. Ты постоянно шел на уступки, Эли, и тебе не за что извиняться.
– Я готов завтра выйти с тобой в море.
– Нет, спасибо, лучше не надо, – рассмеялась Эстер.
– Тогда зачем ты держишь яхту?
Когда Эстер, ничего не сказав, лишь улыбнулась ему, он все понял. Ради любви, подумал он, и прижался губами к щеке бабушки. Она отодвинулась и заглянула ему в глаза.
– Говорят, теперь у тебя есть собака.
– Можно сказать и так. Барби было нужно жилье. Я взял ее к себе.
– Обзавестись собакой – разумное дело. – Эстер оперлась на трость и еще раз посмотрела на внука. – Ты выглядишь лучше, чем раньше.
– Хочу надеяться. Кстати, ты тоже, бабуля.
– Знаешь, я тоже на это надеюсь. Мы с тобой парочка израненных воинов, разве не так, юный Эли? – усмехнулась она.
– И теперь мы с тобой идем на поправку, чтобы снова встать в строй. Пойдем-ка в дом, тут прохладно.
Эстер вздохнула и, крепко взяв его за руку, позволила отвести себя в комнату и усадить в кресло.
– Мне еще долго предстоит выздоравливать.
– Ты прекрасно подлечишься здесь. Я буду с тобой столько, сколько понадобится.
– Садись, Эли, – велела она ему. – Да, я намерена вернуться, но чуть позже. Было бы непрактично и неразумно переехать сюда и постоянно ездить в Бостон к опостылевшим врачам.
– Я могу отвозить тебя туда, когда понадобится. – Он только сейчас, увидев, как Эстер с террасы любуется морем, понял, как сильно истосковался по ее возвращению в Блафф-Хаус. – Мы можем договориться о твоем лечении здесь, в Виски и Бич.
– Боже, мы даже думаем одинаково! Это первое, что мне пришло в голову, когда я очнулась в больничной палате. Желание вернуться сюда, в наш дом, помогло мне пережить самое тяжелое время. В нашем роду никогда не было хлюпиков, а жизнь с твоим дедом закалила мой дух. Доктора, которые были во мне не уверены, еще удивятся, когда я окончательно стану на ноги.
– Просто они не знали, кто такая Эстер Лэндон.
– Теперь знают, – ответила Эстер. – Не все делается так быстро, как хочется. Мне нужна твоя мать. Мне нужен твой отец. Он хороший сын и всегда был таким. Я уже встала на ноги, но мне часто нужен отдых, подолгу ходить я пока не могу. Так что я, мой дорогой, побуду в Бостоне, пока не пойму, что здоровье мое полностью восстановилось. А ты, Эли, оставайся здесь.
– Как скажешь. Если тебе этого хочется.
– Вот и решили. Сейчас мне хочется лишь этого. Как, впрочем, и всегда. Было время, когда мне казалось, что я буду последней из рода Лэндонов, кто жил в Блафф-Хаусе. Я не раз задавала себе вопрос: неужели моя неприязнь к Линдси была вызвана тем, что она так старалась привязать тебя к Бостону?
– Бабушка…
– Это может показаться неприятным, но отчасти все было именно так. Я бы примирилась с этим или хотя бы попыталась примириться, если бы она сделала тебя счастливым, как Триша – своего мужа.
– В этом моя сестра – дока, великий талант, согласна?
– Она пошла в вашего деда и вашего отца. Она была рождена и воспитана для того, чтобы продолжить семейное дело. Ты, Эли, больше похож на меня. Мы справляемся с делами и можем вести наш бизнес, когда того требует судьба, да и разумом господь нас не обделил. Но все-таки главная наша стезя – служение высокому искусству. – Эстер потрепала внука по руке и добавила: – Даже когда ты решил стать юристом, истинное счастье тебе все-таки приносила литература.
– Да, творчество казалось мне развлечением, забавой, а не работой. Но сейчас оно стало работой, смыслом жизни. Когда я был юристом, мои адвокатские дела представлялись мне куда более важным делом – в отличие от грез наяву, как тогда я воспринимал литературное творчество.
– Ты считал это грезами?
– Не совсем. Это Линдси так говорила. – Эли почти забыл об этом. – Вряд ли она хотела меня обидеть… но несколько коротких рассказов – это действительно не слишком впечатляет. Ей больше нравилось то, что производит впечатление, так что у нее и в мыслях не было меня оскорблять. Она не притворялась, она всегда была самой собой. Но если считать брак цепочкой компромиссов, то, увы, следует признать, что Линдси редко шла на уступки. Или я просто не замечал ее уступок. Те, кто утверждает, что о мертвых следует говорить только хорошее, просто не имеют мужества говорить правду.
– Но ты мужественней человек.
Эли не ожидал, что с кем-то заговорит о Линдси, тем более с собственной бабушкой. Но, наверное, это случилось потому, что они с Эстер сейчас в их родовом гнезде.
– Не могу сказать, что это была исключительно ее вина.
– Согласна. Так не бывает, чтобы кто-то был полностью в чем-то виноват.
– Я думал, что мы с ней пойдем по жизни вместе, соединим наши сильные и слабые стороны для достижения общих целей. Но я женился на принцессе. Отец Линдси ее так всегда и называл, принцессой.
– Да, верно, теперь я вспоминаю.
– Она всегда получала то, что хотела. Ее воспитали в убеждении, что в жизни ей все будет доставаться легко, без особых усилий. Она от природы была обаятельна, красива и непоколебимо уверена в том, что ее жизнь должна быть совершенной, такой, как она захочет.
– Но жизнь – не сказка даже если ты считаешь себя принцессой.
– Верно, – согласился Эли. – Оказалось, что ее жизнь со мной была далека от сказочной.
– Да, она была молодой и избалованной, но думаю, что с возрастом стала бы мудрее. Она была обаятельна, разбиралась в искусстве, моде, интерьере. Но надо честно признать: Линдси была тебе не пара. Вы с ней были слишком разными, совершенно не созданы друг для друга.
– Ты права, – согласился Эли. – Совместная жизнь у нас не сложилась.
– Самое мягкое, что можно о вас сказать, – вы оба допустили ошибку. Но она заплатила за свою ошибку слишком большую цену, и мне ее жаль. Такая молодая, такая красивая женщина. Ей бы жить и жить, но ее жизнь оборвала смерть, бессмысленная и жестокая. И тут уж ничего не поделаешь.
Не совсем так, подумал Эли. Убийца должен ответить за это.
– Хочу задать тебе вопрос, – продолжила Эстер. – Ты счастлив здесь?
– Я был бы безумцем, если бы не был счастлив в родном доме.
– Тебе хорошо здесь работается?
– Лучше, чем я ожидал или надеялся. Большая часть прошлого года, когда я только взялся за книгу, была, по сути, попыткой бегства от жизни. Теперь писательство – мое главное занятие. Я хочу стать хорошим писателем. Думаю, что мое пребывание здесь помогало мне в этом.
– Потому что это – твой родной дом, Эли, а Виски Бич – твой родной край. Что касается Триши, то ее жизнь, ее семья и ее дом – в Бостоне. – Эстер посмотрела через застекленные двери террасы на Сэди и Барби. – Блафф-Хаус для нее – это место, куда можно приехать на выходные и праздники, где можно проводить отпуск летом и отдыхать зимой. Блафф-Хаус никогда не был для нее родным домом.
– Это твой дом, бабушка.
– Да, ты прав, Эли, – согласилась Эстер и посмотрела на морскую гладь. – Вон на том берегу я влюбилась в твоего деда. Это было пьянящей весенней ночью. Я поняла, что он будет моим и этот дом станет нашим домом, в нем появятся на свет наши дети, в нем мы проживем наши жизни. Это мой дом, и я вольна им распоряжаться как угодно.
Она повернулась к Эли. Ее нежный взгляд сделался решительным и твердым.
– Если только ты не скажешь мне или не убедишь меня в том, что он тебе не нужен и ты не можешь жить в нем и быть счастливым, я отдам распоряжение оставить его тебе в наследство.
Эли в изумлении посмотрел на нее.
– Бабушка, ты не можешь отдать мне Блафф-Хаус.
– Я могу поступить так, как пожелаю, мой мальчик. – С этими словами Эстер похлопала его по руке. – Я всегда довожу до конца то, что задумала.
– Но, бабушка!…
Эстер снова похлопала его по руке, на этот раз строже.
– Блафф-Хаус – это дом, а в доме непременно кто- то должен жить. Ты его наследник, и на тебя ложится ответственность за него. Я хочу знать, желаешь ли ты сделать его своим. Или ты хотел бы жить где-то в другом месте?
– Нет, не хотел бы.
– Тогда решено. Уфф, я как будто сбросила с сердца тяжкий груз, – сказал Эстер и, удовлетворенно вздохнув, снова посмотрела на море.
– Неужели?
– Меня окончательно убедило то, что ты оставил себе собаку, – улыбнулась она и ласково погладила внука по руке.
В следующее мгновение дверь, ведущая на террасу, распахнулась, и на пороге появилась Триша.
– Если вы способны оторваться от кресел, то добро пожаловать в нашу компанию. Пора красить пасхальные яйца.
– Верно, займемся этим важным делом. Дай мне руку, Эли. Садиться я могу легко, а вот встаю я с трудом.
Эли помог бабушке встать, после чего обнял ее за плечи.
– Я возьму на себя заботы о доме, обещаю тебе. Но ты приезжай поскорее.
– Договорились.
Слова Эстер заставили его задуматься, но стоило ему взяться за раскраску пасхальных яиц, как все мысли улетели прочь. Эли самозабвенно отдался этому занятию, и когда зазвонил колокольчик входной двери, весь кухонной стол был завален раскрашенными яйцами и заляпан краской.
В сопровождении верной Барби он пошел открыть дверь. На пороге стояла Эйбра. На обоих плечах по сумке. В руках – поднос.
– Извини, не хватает рук, чтобы самой открыть дверь.
Эли улыбнулся и поцеловал ее.
– Я как раз собирался тебе позвонить, – сообщил он и, взяв поднос, отошел в сторону, чтобы дать ей пройти. – Думал, ты придешь раньше. Знала бы ты, с каким великим трудом мне удалось приберечь для тебя несколько пасхальных яиц.
– Спасибо. Просто меня задержали дела.
– Что-то случилось?
– Почему что-то должно случиться? – вопросом на вопрос ответила Эйбра, ставя сумки на пол. – Привет, Барби! – Она решила рассказать обо всем позже, чтобы не портить людям праздник. – Просто пирожки быстро не испечешь.
– Пирожки?
– Пирожки. – Она забрала у Эли поднос, и они вместе прошли в дом. – Судя по звукам, к тебе кое-кто приехал.
– Такое впечатление, будто они здесь уже неделю.
– Это хорошо или плохо?
– Это хорошо, даже очень хорошо.
Эйбра и сама это поняла, как только вошла в кухню. Семья в полном составе сидела за столом. Здесь же подсыхали пасхальные яйца, раскрашенные с разной степенью художественного вкуса и изобретательности. Когда на нее обратились взгляды присутствующих, она широко улыбнулась и постаралась выбросить из головы все неприятности.
– Всех с Пасхой! – объявила она, ставя поднос с пирожками на стол. Затем подошла к Эстер и обняла ее: – Рада снова видеть тебя. Рада видеть вас всех!
– Дай мне посмотреть на тебя. Я скучала по тебе, Эйбра.
– Хочу, чтобы ты чаще приезжала.
– Так ведь у тебя всегда полно забот. Но я еще побуду здесь, и мы посидим с тобой, ты с бокалом вина, а я с бокалом мартини, и всласть посплетничаем. Знаешь, мне тоже нисколько не стыдно признаться, что я тоже скучала по тебе.
– Спасибо. Привет, Роб! – Чтобы обнять отца Эли, Эйбре пришлось встать на цыпочки. Затем она обняла всех остальных членов семьи. Естественно и искренне. Наблюдая за ней в окружении близких ему людей, Эли понял, что она самым непостижимым образом вошла в их жизнь и стала ее неотъемлемой частью.
Только сейчас до него дошло, что он сам… отдалился от семьи. Причем сделал это сам. И довольно давно.
Через считаные минуты Эйбра оказалась рядом с его сестрой, и у них завязался разговор о том, как лучше расписывать пасхальные яйца и какое имя стоит дать будущему ребенку.
Отец отвел Эли в сторону:
– Пока они тут занимаются делами, отведи меня в подвал. Посмотрим, что там такое.
Не самое приятное дело, однако отговорок у Эли не нашлось. Они с отцом спустились в подвал. Роб задержался возле винного погреба, встал, сунув руки в карманы брюк. Эли же неожиданно подумалось, насколько они с ним похожи: одинаковый рост и телосложение, одинаковый цвет глаз и походка.
– Когда была жива моя бабушка, здесь все было заставлено банками с желе, джемами, консервированными овощами и фруктами. Вот тут стояли ящики с яблоками и мешки с картошкой. Мне казалось, Эли, что в подвале пахнет осенью и ее дарами. Твоя бабушка продолжила эту традицию, правда, в более скромных масштабах. К тому времени понемногу сошли на нет бесконечные пышные званые вечера и приемы.
– Я застал кое-какие пышные званые вечера.
– Ну, это не сравнить с тем, что бывало раньше, – сказал отец, когда они прошли дальше, в глубь подвала. – Мы принимали сотни гостей, из которых несколько десятков оставались на несколько дней или даже недель. Это отнимало массу свободного времени, горы продуктов и реки напитков. Не говоря уже о прислуге. Мой отец был предпринимателем до мозга костей. Если он и исповедовал какую-то религию, то это был бизнес и только бизнес.
– Я никогда раньше не слышал про коридоры для прислуги. Лишь недавно о них узнал.
– В детстве, к своему великому разочарованию, я узнал о том, что их закрыли еще до моего рождения. Мама говорила, что это нужно сделать и с частью подвала. Мне нравилось тайком спускаться туда вместе с моими приятелями. Одному богу известно, почему подвал так манил нас.
– Меня тоже. Я делал то же самое.
– Думаешь, я это не знал? – усмехнулся Роб и похлопал сына по плечу. Когда они подошли к старой части подвала, он остановился.
– Боже праведный! Ты мне сказал, что яма большая, но я и представить себе не мог, насколько она велика! Что это за безумие такое?
– Думаю, это лихорадка кладоискательства. Все остальные мотивы просто не имеют смысла. Жить в Виски Бич и не заразиться этой лихорадкой, кажется, невозможно.
– Да, ею все тут переболели, пусть даже в самой легкой форме.
– Значит, и ты тоже?
– Да, и я тоже. Подростком я, как и все, верил в приданое Эсмеральды. Перечитал все книги, охотился за старинными картами. Брал уроки подводного плавания, чтобы стать настоящим искателем сокровищ. Потом стал старше и вырос, так сказать, из коротких штанишек кладоискателя. Но все равно в моей душе остался уголок, где по-прежнему живет способность верить в чудеса. Но это… бессмысленно. И опасно. Полиция выяснила, кто это делал?
– Не знаю. Может, они что-то и выяснили, но мне ничего не сказали. Их можно понять, они расследуют убийство.
Эли уже много думал об этом, взвешивал все «за» и «против», но так и не решил, стоит ли рассказать отцу все. Однако в самый последний момент пришел к выводу, что молчать не стоит.
– Думается, убийство и поиск клада в подвале как-то связаны, – признался он.
Роб пристально посмотрел на сына.
– Мне кажется, что пора вывести собак на прогулку. Давай пройдемся, и ты расскажешь мне, как и почему это может быть связано.
* * *
Эйбра и Эстер перешли в утреннюю комнату и устроились в креслах.
– Здесь так красиво, – похвалила Эйбра. – Мне нравится приходить сюда.
– Ты прекрасно ведешь хозяйство. Я знала, что на тебя можно понадеяться, – ответила Эстер и указала на горшки с цветами, выставленные на наружную террасу. – Говорят, что это твоя работа.
– Мне оказали небольшую помощь. Хотя Эли не слишком умелый садовод.
– Ну, это дело поправимое. Он здорово изменился, после того как перебрался в Блафф-Хаус.
– Ему понадобилось время и новое пространство.
– И не только это. Я заметила, что в чем-то он остался прежним, а в чем-то сильно изменился. И меня это радует, Эйбра.
– Эли стал другим, не таким, как сразу после приезда. Он выглядит счастливым, а тогда был каким-то потерянным, печальным и раздражительным.
– Знаю. Он столько всего пережил за прошлый год. Даже, как говорится, махнул на себя рукой, но потом дал обещание снова вернуться к нормальной жизни. Сдержать обещание – важное для мужчин дело.
– Он любил ее? Я боюсь задать ему этот вопрос.
– Наверное, он любил в ней какие-то отдельные черты, надеялся, что им все-таки удастся найти общий язык. Хотел сильно всей душой и потому дал себе такое обещание.
– Обещание – страшная вещь.
– Для кого-то – да, страшная. Но не для таких мужчин, как Эли. И не для тебя, Эйбра. Будь он счастлив в браке, он мог бы стать совсем другим человеком, мог бы по-другому реализовать себя в жизни. Мог быть доволен своей адвокатской карьерой, жизнью в Бостоне и непременно сдержал, бы данное себе обещание. Я потеряла бы того мальчика, которому когда-то нравилось жить в Виски Бич, но обрела бы внука, у которого нет никаких проблем. То же самое можно сказать и про тебя.
– Пожалуй, ты права, Эстер.
– Он общается с другими людьми?
– Ему нравится одиночество, хотя это естественно для литературного творчества, которому он себя посвятил. Но Эли понемногу расширяет круг общения. Он уже немного подружился с Майком О'Малли, стал снова видеться с Винни Хансоном.
– Помню этого лохматого парня. Он все время ходил полуголый, вечно таскал с собой доску для серфинга и, подозреваю, покуривал «травку». Неужели он действительно стал полицейским?
– Мне казалось, Винни тебе всегда нравился.
– Да, он был приветливым юношей. Я рада, что Эли снова подружился с ним и с Майком.
– Мне показалось, что Эли довольно легко сошелся с ними. Однажды он провел весь вечер вместе с Майком в нашем пабе и там же познакомился со Стоуни. Они тогда оттянулись по полной!
– О господи! Надеюсь, его довезли до дома. Ты понимаешь, что я не Стоуни имею в виду.
– Мы дошли до дома пешком, – ответила Эйбра и тут же поняла, что это самое «мы» прозвучало двусмысленно, особенно когда заметила, как Эстер удивленно подняла брови.
– Понятно. – Скривив уголки губ, Эстер сделала глоток мартини из бокала. – Мне кажется, что все очень рады, что ты пришла и проведешь с нами этот уик-энд.
– Не хочу быть источником неловкой ситуации. Ведь ты так многое для меня значишь.
– При чем тут неловкость? Когда я попросила Эли пожить здесь, я надеялась, что родной дом поможет ему восстановить душевное равновесие. Надеялась, что вы… ты и он, подружитесь, начнете вместе приходить в дом.
– Правда?
– Почему бы нет? Если нужно, я вмешалась бы, но, разумеется, после того, как снова встала бы на ноги. Скажи, ты любишь его?
Прежде чем ответить, Эйбра сделала глоток из бокала.
– Ты торопишь события, Эстер.
– Я стара, моя дорогая. Я не могу ждать.
– Какая же ты старая?
– Но я не настолько стара, чтобы не заметить, что ты не ответила на мой вопрос.
– Даже не знаю, что на него ответить. Мне нравится находиться рядом с ним, видеть, как он снова возвращается к нормальной жизни. Я знаю, что у нас с ним будут трудности, но все равно радуюсь этому.
– Трудности – естественная часть человеческой жизни, – изрекла Эстер, вытаскивая из бокала оливку. Я знаю о том, что здесь случилось, но, видимо, знаю далеко не все. Чувствую, что те, кто меня окружает, проявляют такт и деликатность, даже излишнюю. Да, у меня есть провалы в памяти, но в остальном голова у меня пока что в порядке.
– Кто бы сомневался!
– Скоро я совсем поправлюсь. Я слышала, что кто- то взломал дверь и тайно пробрался в Блафф-Хаус. Что крайне неприятно. Я также слышала, что произошло убийство и полиция провела в доме обыск. Что в равной степени неприятно.
– Главный детектив не считает Эли виновным, – быстро сказала Эйбра. – Он уверен, что Эли не убивал Линдси.
– Почему мне никто об этом ничего не рассказывал? – недовольным тоном спросила Эстер.
– Наверно, не хотели лишний раз волновать. Но, знаешь, несмотря ни на что, Эли воспринимает все очень мужественно. Он, конечно, очень зол, но рук опускать не собирается. Готов бороться и доказать свою невиновность. А это хороший признак.
– Да, очень хороший признак. – Эстер снова посмотрела на море. – А это очень хорошее место, которое стоит защищать.
– Извините, что прерываю вашу беседу, – произнесла вошедшая в комнату Лисса и постучала пальцем по циферблату часов.
– Нигде мне не скрыться от моего надзирателя, вздохнула старая дама.
– Эстер, тебе нужно отдохнуть, – произнесла Эйбра.
– Я и так отдыхаю. Сижу с тобой. Пью превосходный мартини.
– Но мы же договорились.
Эстер быстро допила содержимое бокала.
– Хорошо, хорошо. Мне нужно поспать, как малышке Сэлли.
– Если ты не поспишь днем, то становишься такой же капризной, как невыспавшаяся малышка Сэлли.
– Как же ловко моя невестка научилась оскорблять меня!
– Но именно за это ты мена и любишь, – улыбнулась Лисса, помогая Эстер встать.
– Так же, как и всех остальных. Договорим позже, – пообещала Эстер, обращаясь к Эйбре.
Оставшись одна, Эйбра на мгновение дала волю тревожным мыслям. Может, извиниться и сбежать домой? Но зачем? Чтобы убедиться в том, что никто не вломился в ее дом и не подбросил новую фальшивую улику?
Нет, нельзя предаваться унынию и подозрительности, нельзя позволить тревоге завладеть сознанием. Прочь эти дурацкие мысли! Лучше остаться здесь, с людьми. Сейчас праздник, и ему нужно радоваться. Одному только богу известно, что случится потом.
Эйбра встала и вернулась на кухню. Руки чесались приготовить что-нибудь. Но нет, сейчас она в доме лишь гостья, а не хозяйка, так что никакого самоуправства.
Пора отнести вещи наверх и разложить по пакетикам подарки для всей семьи. Ей срочно нужно чем-то заняться. Услышав шаги, она обернулась. В дверном проеме стояла Лисса.
– Эстер всегда жалуется на плохой сон, но после часа дня спит как убитая.
– Она всегда была такой активной и независимой.
– Разве я этого не знаю? И все же час сна – это ерунда. После травмы она много спала и редко бодрствовала больше часа. Мы все беспокоились за нее, но она выкарабкалась, вопреки самым худшим ожиданиям.
– Давайте я налью вам стакан. Я тут как раз думала, чем бы заняться и как вам помочь. Если хотите, могу приготовить ужин.
– А я как раз собиралась обсудить с вами, что придумать на ужин. Я могу похозяйничать на кухне, когда Элис мне это позволяет, но кулинарных шедевров ждать от меня не стоит. А вот вы наверняка мастерица на все руки.
– Кто? Я?
– Эстер так говорила, а теперь я и сама вижу. Да и мой сын заметно поправился, и все благодаря вашим стараниям. Спасибо вам огромное.
– Я люблю готовить, а он просто вспоминает, что когда-то любил покушать.
– И еще он вспоминает, что ему нравились собаки, прогулки вдоль берега моря и человеческое общение. Я действительно очень вам благодарна, Эйбра.
– Мне нравится напоминать ему о приятном.
– Этого не надо стесняться. У нас были дружеские отношения, прежде чем вы с Эди стали встречаться.
– Вы правы. У меня давно не было ни с кем отношений, особенно с людьми, сохраняющими хорошие связи с родственниками. Я привыкла помогать соседям или находить для себя дела, за которые нужно браться. Но я не знаю, что могу делать в вашем доме, а чего нет, будучи в нем гостьей.
– Почему бы вам, Эйбра, не перестать считать себя гостьей, а не членом нашей семьи? Эстер давно относится к вам именно как к родственнице, как к близкому человеку. Эли тоже. Почему бы вам не признать это?
– Согласна. Рада слышать ваши слова. Мне самой так будет легче.
– Я сказала Максу, чтобы он отнес ваши вещи в комнату Эли, – улыбнулась Лисса. Я не стала гадать, просто решила, и все.
Эйбра улыбнулась в ответ, кивнула и сказала:
– Это существенно упрощает дело. Тогда почему бы вам не сказать мне, что приготовить в этот уик-энд? Я бы охотно занялась покупками.
– Можно взяться за это прямо сейчас. Но пока у нас есть минутка свободного времени, я бы хотела вам рассказать, что тут происходило. Насколько мне известно, Эли с собаками отправился якобы на прогулку, но на самом деле он захотел рассказать отцу о случившемся. Чтобы, так сказать, оградить женщин от излишних треволнений.
– Неужели? – удивилась Эйбра.
– Дела не настолько плохи, но, честно говоря, далеки от идеала. Мне тяжело дался последний год. Каждый его день, каждый час. Я хочу знать, что происходит с моим сыном.
– Тогда я вам расскажу.
* * *
Эйбра надеялась, что поступает правильно. По крайней мере, такой подход казался ей единственно верным. Прямые вопросы заслуживают прямых ответов. Теперь, когда она доверилась Лиссе, родители Эли должны все знать. Никаких умолчаний, никаких утаек.
«Что же я делала? – спросила она себя. – Неужели действительно утаивала правду, обходила молчанием неприятные вещи? У Эли есть полное право знать про подброшенный в ее дом пистолет, про обыск, который провели у нее полицейские. Разве можно ничего ему не рассказать?»
– Вот вы где! – воскликнул вошедший к ним Эли. Было видно, что он замерз, но лицо его светилось улыбкой. – Барби меня бросила, осталась с отцом и Сэди. По-моему, она чересчур легкомысленна.
– Как хорошо, что ее стерилизовали. Иначе любой красивый песик мог бы ее соблазнить.
– Я рад, что ты здесь. Я рассказал отцу все, как было, не упустил ничего. Думается, я сделал это вовремя.
– Все правильно, ведь я только что рассказала о нас твоей матери.
– Моей матери?…
– А как иначе? Она прямо спросила меня. Я ответила. Лисса будет меньше беспокоиться, зная всю правду о наших отношениях.
– Знаешь, я не торопился рассказывать. Хотел, чтобы они пару дней спокойно пожили в доме. И поэтому я… Слушай, что это? Неужели Эстер?
Услышав крик, Эли, прежде чем Эйбра успела договорить, выскочил из комнаты и бросился к спальне бабушки.
Вбежавшая вслед за ним Эйбра увидела, что белая как мел Эстер, часто дыша, сидит в постели и протягивает руки к внуку. Эйбра бросилась в ванную за водой.
– Все в порядке, бабушка, не бойся, я с тобой.
– Вот, Эстер, выпей воды. Помни о дыхании, – произнесла Эйбра ровным спокойным голосом. – Подержи стакан, Эли, а я поправлю ей подушки. Я хочу, чтобы ты успокоилась, Эстер. Дыши, как я тебя учила.
– Я услышала звук.
– Это я забежал наверх, бабушка, – признался Эли. Я не подумал, что разбужу тебя, прости.
– Нет, я не о том. – Не сводя глаз с внука, Эстер встряхнула головой. В ту ночь. В ту ночь я услышала какой-то звук. Я проснулась, когда услышала его… Я помню… Помню, что встала.
– Что это был за звук?
– Шаги. Чьи-то шаги. Я подумала… Но потом решила, что это мне почудилось. Старые дома издают звуки, я к этому привыкла. Решила, что это ветер, но в ту ночь ветра не было. Просто дом скрипел, как старый человек, у которого похрустывают косточки.
Я подумала, что нужно выпить чаю, того самого травяного чаю, который ты мне принесла, Эйбра. Он меня успокаивает, и я после него хорошо сплю. Решила заварить чаю и снова заснуть. Я встала и начала спускаться по лестнице…
– Успокойся, бабушка, ты не обязана все помнить.
Эстер еще крепче ухватилась за его руку.
– Я кое-что увидела. Точнее, кого-то. Того, кто проник в дом. Что же было потом? Я побежала? Упала? Не помню.
– Кого ты увидела?
– Не знаю. – Голос Эстер звучал надтреснуто, как хрупкое стекло. Я не помню его лица. Я попыталась спуститься вниз, но он оказался у меня за спиной… Я думаю… Мне кажется… мне стало страшно, и я побежала по лестнице. Я слышала его, слышала, как он побежал за мной. Потом провал в памяти. Я очнулась в больнице. И ты тоже был там. В больнице, Эли. Ты был первым, кого я увидела, как только пришла в себя. Я поняла, что со мной все будет в порядке, потому что ты рядом со мной.
– С тобой все в порядке, – ответил Эли и поцеловал ей руку.
– В доме кто-то был. Это мне не приснилось.
– Верно, тебе это не приснилось. Я не позволю ему вернуться в наш дом, бабушка. Он ничего тебе не сделает.
– Теперь в доме есть хозяин. Это ты, Эли. Тебе придется защищать и дом, и себя.
– Буду защищать и дом, и себя. Теперь ответственность за Блафф-Хаус лежит на мне. Поверь мне.
– Верю. – Эстер на мгновение закрыла глаза. – На третьем этаже, за большим двойным шкафом, есть скрытый лепным украшением механизм, который отодвигает панель.
– Я думал, все тайные коридоры закрыты.
Дыхание Эстер успокоилось, и она снова открыла глаза.
– Они по большей части давно заколочены, но не все. Любопытные ребятишки никак не могли отодвинуть этот тяжелый шкаф или стеллаж в подвале, в старой его части, где у твоего деда какое-то время была мастерская. За стеллажом есть еще одна панель, которая сдвигается. Все остальные проходы я велела заколотить. Это был своего рода компромисс. – Эстер нашла в себе силы улыбнуться. – Твой дед иногда шел навстречу моим пожеланиям. Я тоже старалась кое в чем соглашаться с ним. Поэтому мы не стали заделывать эти два прохода, но полностью отказались от старой традиции Блафф-Хауса. Я не говорила об этом твоему отцу, даже когда он стал старше и разумнее.
– Почему?
– Его родной дом в Бостоне, твой – здесь. Если у тебя возникнет необходимость спрятаться, можно воспользоваться этими проходами, сдвинув панель. Об этом уже никто не знает, за исключением разве что Стоуни Триббета, если тот, конечно, не забыл.
– Стоуни не забыл. Он нарисовал мне план дома и отметил места тайных проходов. Но он не сказал мне, что два прохода все еще открыты.
– Молодец Стоуни. Умеет держать язык за зубами, – снова улыбнулась Эстер. – Я просила его никому о них не рассказывать.
– Отлично. Теперь я знаю о них, но обо мне можешь не беспокоиться.
– Мне нужно увидеть его лицо, лицо человека, который был в доме в ту ночь. Я увижу его и смогу опознать.
– Может, заварить сейчас для тебя тот чай? – предложила Эйбра.
– Для чая уже поздно, – пожала плечами старая леди. – Ты лучше помоги мне встать и спуститься вниз. Там ты нальешь мне добрый стаканчик виски.
