• Квартет невест, #2

19

 Эмма целый час с удовольствием раскладывала покупки, украшала кухонный стол подсолнечниками в вазе, выбранной из личных запасов, разбирала купленные для крыльца растения.

 Идеальное обрамление двери. Яркие, дерзкие цветовые пятна, думала она, вкапывая красный шалфей позади пурпурного гелиотропа. Комбинация выбранных растений будет радовать Джека цветами все лето и станет еще красивее, когда распустится лобелия и выплеснутся из ваз пышные облака лобулярии.

 Цветы будут приветствовать Джека и напоминать о женщине, которая придумала это приветствие.

 Откинувшись на пятки, Эмма с улыбкой оценила результаты своих трудов.

 — Потрясающе, хотя и не принято себя хвалить.

 Собрав пустые горшки и пакеты, она начала копировать композицию во втором вазоне. Интересно, есть ли у Джека лейка? Скорее всего, нет. Ничего, пока можно обойтись и без лейки. Счастливо ковыряясь в земле, Эмма напевала под включенное радио и размышляла, что неплохо бы украсить и парадный вход. На следующей неделе можно подобрать новые растения.

 Закончив работу, Эмма смела рассыпанную землю, отнесла горшки, пластмассовые подносы и свои садовые инструменты в багажник и, очищая руки, с восхищением осмотрела свою работу.

 Цветы, как она всегда думала, очень важный элемент дома. И теперь у Джека есть цветы. И она всегда верила, что цветы, посаженные с любовью, лучше цветут. Если это правда, у Джека будут прекрасные цветы до глубоких заморозков.

 Взглянув на часы, Эмма бросилась наверх. Пора отмыться и приступать к приготовлению ужина, тем более что она решила добавить в меню закуску.

 Грязный, потный и разозленный исчезновением водопроводчика и заносчивостью неопытного строительного инспектора, Джек свернул к дому.

 Он хотел принять душ, выпить пива, может, заглотить пригоршню аспирина. Если бы генеральный подрядчик не занимался увольнением придурка-водопроводчика, являющегося ко всему прочему братом его жены, то именно генподрядчик объяснялся бы с клиентом. И генподрядчик разобрался бы с инспектором, который нагло придрался к тому, что дверной проем оказался смещенным на каких-то семь восьмых дюйма.

 Или сначала аспирин, а затем душ и пиво. Вот в таком порядке.

 Может, это как-то поможет ему отвлечься от событий неудачного дня, начавшегося со звонка клиента в шесть утра: тот сорвался с катушек из-за того, что ему привезли барную стойку длиной в пять футов восемь дюймов вместо шести футов.

 Нет, Джек не винил клиента. Он сам чуть не сорвался. Шесть футов на чертеже означает ровно шесть футов в работе, а не столько, сколько решит подрядчик.

 И, думал Джек, поводя плечами, чтобы хоть чуточку снять напряжение, с того момента все и покатилось под откос.

 Ладно, пусть его сегодняшний рабочий день оказался двенадцатичасовым, но Джек надеялся получить хоть какое-то удовлетворение от сделанного, а вместо этого ему пришлось мотаться по всему чертову округу, пытаясь гасить тут и там вспыхивающие скандалы.

 Джек сделал последний поворот к заднему крыльцу, уговаривая себя радоваться, что дотащился до дома. Слава богу, офис уже закрыт, не придется разговаривать, объяснять, спорить. Увидев машину Эммы, Джек попробовал напрячь закипающие мозги, Он что-то перепутал? Кажется, они планировали встретиться в городе и начать оттуда или нет?

 Ужин, возможно, кино — все это он собирался свести к готовой еде из ресторана и просмотру DVD, и только после того, как немного отдохнет и успокоится. Правда, утонув в проблемах и жалобах клиентов, он забыл позвонить Эмме.

 Но если бы она была где-то в городе, он просто мог бы…

 Его мысли приобрели совсем другое направление, когда он заметил горшки с цветами и распахнутую сплошную дверь, Прикрыта была только та, что затянута сеткой. Джек замер на мгновенье, швырнул солнцезащитные очки на приборную доску… А когда выбрался из машины, услышал музыку.

 «Откуда, черт побери, взялись эти лютики? — удивился он, застигнутый новой вспышкой раздражения и головной боли. — И почему, черт побери, распахнута дверь?»

 Он мечтал о кондиционере, прохладном душе и хотя бы пяти чертовых минутах покоя. А получил цветы, которые придется поливать, ревущую музыку и кого-то, требующего внимания и разговоров в собственном доме.

 Джек тяжело поднялся на крыльцо, хмуро взглянул на растения и ввалился в дом.

 Эмма возилась у плиты, хотя он настроился на готовую пиццу, и подпевала грохочущему радио-приемнику, усугубляя его дикую головную боль. А на кухонном столе рядом с вазой огромных подсолнечников, от которых рябило в глазах, лежали его запасные ключи.

 Одной рукой Эмма встряхнула сковородку, другой потянулась к бокалу с вином… и заметила его.

 — Ой! — Рука со сковородкой дернулась, Эмма рассмеялась. — Я не слышала, как ты вошел.

 — Неудивительно, поскольку ты развлекаешь весь квартал… Иисусе, это АББА?

 — Что? А, музыка. Действительно, громкая. — Эмма снова встряхнула сковородку, уменьшила огонь. И, дотянувшись до пульта, приглушила звук. — Под нее приятно стряпать. Я хотела сделать тебе сюрприз — домашний ужин. Устрицы будут готовы через минутку. Соус уже можешь попробовать. Хочешь вина?

 — Нет, спасибо. — Джек потянулся через ее голову в шкафчик за бутылочкой аспирина.

 — Тяжелый день. — Эмма с сочувствием потерла его руку, открывающую бутылочку. — Мишель мне сказала. Присядь на минутку, приди в себя.

 — Я грязный. Мне нужно в душ.

 — Ну, в этом ты прав. — Эмма привстала на цыпочки, легко провела губами по его губам. — Я принесу тебе воды со льдом.

 — Я сам могу взять. — Джек протиснулся к холодильнику. — Мишель дала тебе ключ?

 — Она сказала, что ты застрял на работе и у тебя тяжелый день. У меня в машине была еда, поэтому… — Эмма снова встряхнула сковородку и выключила плиту. — Стейк маринуется. Красное мясо снимет головную боль. Ты просто вымойся и расслабься. Ужин подождет, пока ты придешь в себя.

 — Эмма, что происходит? — Даже тихая музыка скребла по его нервам. Он схватил пульт и выключил приемник. — Это ты втащила на крыльцо горшки?

 — Втаскивал Чип. А я с удовольствием выбирала вазоны, растения. — Эмма посыпала устрицы смесью кинзы, чеснока и лайма, полила приготовленным соусом. — Они так красиво смотрятся на фоне дома, правда? Я хотела чем-то отблагодарить тебя за Нью-Йорк, и вот сделала тебе сюрприз.

 Эмма поставила пустую миску в раковину, обернулась… и ее улыбка растаяла.

 — Я ошиблась, да?

 — У меня был паршивый день, только и всего.

 — И я, похоже, сделала его еще паршивее.

 — Да. Нет. — Джек прижал пальцы к вискам, в которые словно впились электрические дрели. — У меня был плохой день. Просто нужно немного прийти в себя. Ты должна была позвонить, если хотела… все эго сделать.

 Машинально, просто по привычке, он схватил запасные ключи и сунул в карман.

 Эмма восприняла его жест как оплеуху.

 — Не переживай, Джек, я не повесила в твой шкаф ни одной своей вещи, ничего не положила в ящик. Моя зубная щетка еще в сумке.

 — О чем ты, черт побери?

 — Я вторглась только в твою кухню, и больше это никогда не повторится. Я не выскакивала из дома, чтобы заказать дубликаты твоих бесценных ключей, и я надеюсь, ты не устроишь скандал Мишель за то, что она дала их мне.

 — Эмма, просто дай мне отдышаться.

 — Дать отдышаться тебе? Ты хоть представляешь, как унизительно признаваться, что у меня нет ключа? Сознавать, что мы спим с апреля, а ты мне не доверяешь.

 — При чем тут доверие? Я просто никогда…

 — Чушь собачья, Джек. Чушь собачья. Каждый раз, как я остаюсь здесь — что бывает крайне редко, поскольку это твоя территория, — мне приходится уничтожать все следы своего пребывания вплоть до случайно выпавшей шпильки, потому что, боже милостивый, что дальше? Щетка для волос? Сорочка? Не успеешь ты глазом моргнуть, как я с комфортом расположусь здесь?

 — Да располагайся как хочешь. И не говори глупостей. Я не хочу с тобой ссориться.

 — Очень жаль, потому что я хочу ссориться с тобой. Тебя раздражает мое присутствие, потому что я вторглась в твое личное пространство, расположилась как дома. И это только доказывает, что я попусту трачу свое время. Я попусту трачу свои чувства, потому что заслуживаю лучшего.

 — Эмма, послушай, ты просто застала меня в неудачный момент.

 — Нет, Джек, дело не в моменте, не только в моменте. Так происходит всегда. Ты не пускаешь меня сюда, потому что не хочешь связывать себя обязательствами.

 — Господи, Эмма, я связан обязательствами. Никого, кроме тебя. С того момента, как я до тебя дотронулся, никого больше не было.

 — Мы говорим не о других. Мы говорим о тебе и обо мне. Ты хочешь меня, но только на своих условиях, по своим… своему плану. — Эмма взмахнула руками. — И пока мы придерживаемся твоего плана, никаких проблем. Но меня это больше не устраивает. Меня не устраивает то, что я не могу купить тебе пакет молока или оставить чертову губную помаду на полке в твоей ванной комнате. Или подарить чертовы цветы, не обозлив тебя до смерти.

 — Молоко? Какое молоко? Боже милостивый. Я тебя не понимаю.

 — У нас ничего не получится, если какой-то паршивый ужин ты воспринимаешь как преступление. — Эмма схватила тарелку с устрицами и швырнула в раковину. Керамика с грохотом разлетелась на кусочки.

 — Ладно, хватит.

 — Нет, не хватит. — Эмма развернулась, яростно отпихнула его обеими руками. В ее затуманенных печалью глазах засверкали слезы. — И я не собираюсь довольствоваться тем, что ты мне предлагаешь. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты любил меня. Я хочу прожить с тобой жизнь. Я хочу свадьбу, детей и будущее. А это? Этого мне недостаточно, нисколечко не достаточно. Получается, ты был прав, Джек. Ты был абсолютно прав. Дай им дюйм, они захватят милю.

 — Что? Как? Постой.

 — Но не волнуйся, нет нужды пускаться наутек, Я сама отвечаю за свои чувства, за свои потребности, за свой выбор. Я здесь закончила. Я покончила с этим.

 — Подожди. — Джек удивился, что его несчастная голова не взорвалась. А может, взорвалась, только он не заметил. — Подожди одну чертову минуту. Дай мне подумать.

 — Время раздумий закончилось. Не прикасайся ко мне, — предупредила она, когда Джек шагнул к ней. — Не вздумай дотрагиваться до меня. У тебя был твой шанс. Я отдала тебе все, что могла. Если бы тебе нужно было больше, я бы нашла это и отдала тебе. Так я люблю. И только так я умею любить. Но я не могу отдавать тому, кто меня не хочет и не ценит.

 — Можешь злиться! — рявкнул Джек. — Можешь бить посуду! Но не смей говорить, что я не хочу и не ценю тебя.

 — Не так, как я хочу, как мне необходимо. И знаешь, Джек, у меня разрывается сердце, когда я пытаюсь не хотеть и не любить тебя так, как только и умею. — Эмма схватила сумочку. — Не приближайся ко мне. Прочь с дороги.

 Джек загородил собой дверь.

 — Я хочу, чтобы ты села. Не только тебе есть что сказать.

 — Плевать мне на то, что ты хочешь. Меня это больше не волнует. Я сказала, прочь с дороги.

 Она подняла на него глаза, и он увидел в них не ярость, не злость. С яростью и злостью он справился бы, просто дождался бы, когда они выгорят. Но он не знал, что делать с ее болью.

 — Эмма, пожалуйста.

 Она только затрясла головой и, протиснувшись мимо него, побежала к своей машине.

 

* * *

 Эмма не знала, как смогла сдержать слезы. Она только знала, что сквозь слезы ничего не увидит, а ей надо было добраться до дома. Ей нужно было домой. У нее затряслись руки, и она крепче вцепилась в рулевое колесо. Дыхание причиняло острую боль. Как это возможно? Как может обжигать такое простое действие, как вдох? Она услышала свой стон и крепко сжала губы, чтобы подавить следующий. Уж слишком ее стон был похож на вой раненого животного.

 Она не имеет права на чувства. Не сейчас. Еще не время.

 Игнорируя бодрую мелодию мобильника, она не сводила глаз с дороги.

 Плотина прорвалась, когда машина въехала в парк поместья. Эмма нетерпеливо смахивала слезы, пока не остановилась перед парадным входом главного дома. Дрожа всем телом, она выбралась из машины, ворвалась в дом, родной, надежный, и тут рыдания настигли и скрутили ее.

 — Эмма? — донесся с верхней площадки голос Паркер. — Почему ты вернулась так рано? Я думала, ты…

 Сквозь потоки слез Эмма увидела, что Паркер несется вниз по лестнице.

 — Паркер.

 Сильные руки крепко обхватили ее.

 — Эмма, милая, перестань. Идем со мной.

 — Что случилось? Она… пострадала? — бросилась к ним миссис Грейди.

 — Не физически. Я отведу ее наверх. Вы не могли бы позвонить Мак?

 — Конечно. Успокойся, деточка. — Миссис Грейди погладила Эмму по голове. — Ты дома. Мы обо всем позаботимся. Иди с Паркер.

 — Я не могу остановиться. Я не могу это прекратить.

 — И не надо. — Обняв Эмму за талию, Паркер повела ее наверх. — Плачь сколько хочешь, сколько понадобится. Мы пойдем в гостиную. На наше место.

 Когда они почти достигли третьего этажа, вылетела Лорел и молча обняла Эмму за талию с другой стороны.

 — Как я могла быть такой дурой?

 — Ничего подобного, — прошептала Паркер. — Ты не дура.

 — Я принесу ей воды, — сказала Лорел, и Паркер кивнула, подводя Эмму к дивану.

 — Как больно, как же мне больно. Разве можно это выдержать?

 — Я не знаю.

 Они опустились на диван. Эмма свернулась клубочком и положила голову на колени Паркер.

 — Я должна была добраться до дома. Просто скорее добраться до дома.

 — Ты уже дома. — Лорел села на пол, всунула салфетки в руку Эммы.

 Спрятав в них лицо, Эмма зарыдала от боли и горя, пульсирующих в груди, вонзающих кинжалы в живот. Неудержимые рыдания раздирали ей горло, пока наконец не иссякли. Только слезы беззвучно текли по ее щекам.

 — Это похоже на страшную болезнь. — Эмма на мгновение крепко сжала веки. — Как будто я никогда больше не буду здоровой.

 — Выпей воды. Это поможет. — Паркер приподняла голову Эммы. — И аспирин.

 — Как жуткий грипп. — Эмма глотнула воды, судорожно вздохнула и проглотила таблетку аспирина. — Даже когда он заканчивается, остается слабость, тошнота, беспомощность.

 — А вот чай и суп. — Мак опустилась на пол рядом с Лорел. — От миссис Грейди.

 — Нет. Спасибо. Пока нет.

 — Это была не просто ссора, — сказала Лорел.

 — Да. Не просто ссора. — Совершенно обессиленная, Эмма положила голову на плечо Паркер. — Как вы думаете, все еще хуже, потому что я сама виновата?

 — Не смей винить себя. — Лорел сжала ногу Эммы. — Не смей.

 — Я не освобождаю его от ответственности, поверьте. Но я сама это спровоцировала. Да еще сегодня вечером, особенно сегодня вечером. Я взвинтила себя желаниями… ожиданиями. Я размечталась о том, чего не могло быть. Я же знаю его и все равно прыгнула в пропасть.

 — Ты можешь рассказать нам, что случилось? — спросила Мак.

 — Да.

 Лорел протянула ей чашку.

 — Выпей сначала чаю.

 Эмма глотнула и поперхнулась.

 — Тут виски.

 — Миссис Грейди велела выпить. Это поможет.

 — На вкус как лекарство. Наверное, и есть лекарство. — Эмма сделала еще глоточек. — Думаю, можно сказать, что я нарушила его границы. Но я не признаю эти границы. Поэтому все кончено. Нам пришлось расстаться, потому что я не могу чувствовать так, как он.

 — Какие границы? — спросила Паркер.

 — Он не подпускает к себе. — Эмма покачала головой. — Я хотела что-то для него сделать. Конечно, отчасти для себя, но я хотела сделать для него что-то особенное. Поэтому я поехала в питомник…

 Она допила чай, но головная боль лишь притаилась, пульсируя где-то в глубине.

 — А потом мне пришлось сказать Мишель, что у меня нет ключа. И внутренний голос предупредил: стоп.

 — Какого черта? — подала голос Лорел.

 — То же самое я и сказала себе. Мы вместе. Мы пара. И мы добрые друзья. Что плохого, если я войду в его дом, приготовлю ему ужин? Но я знала. Та, другая часть меня знала. Может, я хотела испытать его. Я не знаю. Мне все равно. А может, еще хуже — может, я нарочно перегнула палку, и все рухнуло… Потому что в книжном магазине я столкнулась с Рейчел Моннинг. Паркер, ты ее помнишь? Я ее нянчила.

 — Да, смутно.

 — Она выходит замуж.

 — Нянчила? — Лорел вскинула руки. — Теперь двенадцатилетним разрешают выходить замуж?

 — Она учится в колледже. Заканчивает на будущий год и выходит замуж. Между прочим, свадьбу она хочет устроить здесь. И когда я преодолела первоначальный шок, то могла думать только: я тоже это хочу. Я хочу то, что есть у девчонки, которую я нянчила. Черт побери, я хочу то, что вижу на ее лице. Всю ту радость, уверенность, нетерпение начать жизнь с любимым мужчиной. Почему я не должна это желать? Разве я не имею права? Желание выйти замуж так же законно, как и нежелание.

 — Ты ломишься в открытую дверь, — заметила Мак.

 — Ну, я хочу замуж. Я хочу клятвы, и совместную жизнь, и детей, я все хочу. Все. И сказку я тоже хочу. И танец в освещенном луной саду, но это просто… ну, это как букет или прекрасный торт. Это символ. Я хочу то, что он символизирует. Джек не хочет. — Эмма откинулась на спинку дивана и на секундочку закрыла глаза. — Мы оба правы. Просто мы хотим разные вещи.

 — Он так сказал? Что он не хочет того, чего хочешь ты?

 — Паркс! Он разозлился, когда нашел меня в своем доме. Даже не разозлился. Хуже. Он был раздражен. Я оказалась слишком бесцеремонной.

 — О, бога ради, — пробормотала Мак.

 — Я думала, что он обрадуется мне, что ему понравится, если я поухаживаю за ним после долгого тяжелого дня. Я привезла диск «Верно, безумно, глубоко». Мы до этого шутили насчет двойного сеанса. Я хотела показать ему, почему люблю этот фильм, и мы собирались объединить его с «Крепким орешком».

 — Алан Рикман, — кивнула Лорел.

 — Точно. Я привезла подсолнечники и растения — боже, какие они красивые, — и я уже почти приготовила закуску, когда он вошел. Я просто лепетала некоторое время. Позволь налить тебе вина, почему бы тебе не расслабиться? Господи! Какая же я идиотка. А потом все стало просто и ясно. Он… схватил запасные ключи и сунул их в карман.

 — Жестоко, — с тихой яростью произнесла Лорел. — Мерзко и жестоко.

 — Его ключи, — уточнила Эмма. — Его право. Поэтому я высказала ему все, что думаю, что чувствую и что больше не желаю пытаться не хотеть и не чувствовать. Я сказала, что люблю его. А все, что он смог ответить, мол, дай мне минутку подумать.

 — Вот кто идиот! — Мак так бурно возмутилась, что Эмма чуть не улыбнулась.

 — Я, мол, застала его врасплох, он не ожидал. Даже «застала меня в неудачный момент».

 — О мой бог.

 — Это было еще до того, как я сказала, что люблю его, но это не имеет значения. Поэтому я все это закончила и ушла. Так больно. И, наверное, еще долго-долго будет болеть.

 — Он звонил, — сказала Мак.

 — Я не хочу с ним разговаривать.

 — Я так и поняла. Он хотел убедиться, что ты здесь, что добралась до дома. Я не на его стороне, поверь мне, но он был очень взволнован.

 — Мне все равно. Я не хочу об этом думать. Если я сейчас прошу его, если вернусь, если соглашусь на то, что он может мне дать, я потеряю себя. Я должна сначала переболеть им. — Эмма снова свернулась клубочком. — Я должна с этим справиться. Я не хочу видеть его, не хочу разговаривать с ним, пока не справлюсь. Или хотя бы не соберусь с силами.

 — Как скажешь. Я перенесу твои завтрашние консультации.

 — О, Паркер…

 — Тебе необходим выходной.

 — Выплакаться?

 — Да. А сейчас долгая горячая ванна, и мы подогреем суп. А потом ты еще поплачешь… и мы дадим тебе еще супа.

 — Хорошо. — Эмма вздохнула. — Хорошо.

 — А потом мы уложим тебя в постель. И ты будешь спать столько, сколько сможешь.

 — А когда проснусь, то все еще буду любить его.

 — Да, — согласилась Паркер.

 — И все еще будет больно.

 — Да.

 — Но я стану немного сильнее.

 — Обязательно.

 — Я приготовлю ванну. Я знаю рецепт. — Мак вскочила, наклонилась и поцеловала Эмму в щеку. — Мы все с тобой.

 — А я подогрею суп и попрошу миссис Грейди нажарить ее фирменной картошки. Конечно, это клише. Но это очень важное клише. — Лорел еще раз сжала ногу Эммы.

 Когда они остались одни, Эмма закрыла глаза и потянулась к Паркер.

 — Спасибо. Я знала, что найду вас здесь.

 — Всегда.

 — О боже, Паркер. О боже, подступает вторая волна.

 — Ничего. — Паркер обняла разрыдавшуюся Эмму и погладила ее по спине. — Ничего.

 

 В то время как Эмма рыдала, Джек случался в дверь Дела. Он должен был чем-то занять себя, чтобы не броситься к Эмме. Если бы даже она ясно не сказала, что не желает его видеть — а она сказала, — Мак удвоила эту ясность.

 Дел распахнул дверь.

 — Что случилось? Боже, Джек, ну и дерьмово же ты выглядишь.

 — Как и чувствую.

 Дел нахмурился.

 — Если ты явился сюда плакать над пивом из-за ссоры с Эммой…

 — Это была не ссора. Не… не просто ссора.

 Дел вгляделся повнимательнее и сделал шаг назад.

 — Ну, давай выпьем пива.

 Джек захлопнул за собой дверь и только тогда заметил, что Дел в вечернем костюме и при галстуке.

 — Ты куда-то собирался?

 — Еще успею. Доставай пиво. Я должен позвонить.

 — Я мог бы сказать «ничего страшного, может подождать». Но не скажу.

 — Доставай пиво. Я вернусь через минуту.

 Джек достал две бутылки пива и вышел на заднюю веранду. Но не сел в кресло, а подошел к перилам и уставился в темноту. И попытался вспомнить, было ли ему когда-нибудь так же паршиво. Если не считать тот раз, когда он очнулся в больнице после автокатастрофы с сотрясением мозга, сломанной рукой и парой сломанных ребер, то ответ — нет.

 И тогда боль была только физической.

 Нет, вдруг вспомнил он. Ему знакомо это чувство. Почти такое же. Тошнота, смущение, замешательство. Когда родители усадили его и очень цивилизованно сообщили, что разводятся.

 Ты ни в чем не виноват, сказали они. Мы тебя любим и всегда будем любить. Однако…

 В тот момент его мир перевернулся вверх тормашками. Так почему сейчас еще хуже? Почему так страшно сознавать, что Эмма могла уйти… ушла от него? Смогла и ушла, потому что он — пусть не сознательно — унижал ее, а должен был из кожи вон вылезти, лишь бы она чувствовала себя любимой и желанной.

 За его спиной открылась дверь.

 — Спасибо, — сказал Джек, не оборачиваясь. — Большое спасибо.

 — Я мог бы сказать «не за что». Но не скажу.

 Джек с трудом выдавил смешок.

 — Боже, Дел, я все испортил. Я все испортил и даже сейчас не совсем понимаю как. Но я точно знаю, что обидел ее. Я очень сильно ее обидел, так что можешь избить меня, как обещал, я и пальцем не шевельну. Только подожди, пока я выскажусь.

 — Я подожду.

 — Она сказала, что любит меня.

 Дел отхлебнул пива.

 — Джек, ты же не идиот. Ты будешь уверять меня, что не знал?

 — Ну, не вполне. Это просто случилось, и… Нет, я не идиот и понимаю, что мы куда-то двигались. Но потом этот прыжок, и я оказался не готов. Не смог соответствовать, не знал, что делать, что говорить, и она так обиделась, так обиделась и разозлилась, и не дала мне ни шанса. Она ведь никогда не злится. Ты же ее знаешь. Она же почти никогда не взрывается, но если уж взрывается, и молитвы не помогут.

 — Почему она взорвалась?

 Джек снова схватился за бутылку, но не сел.

 — У меня был отвратительный день. Я говорю о таком дне, когда ад кажется Диснейлендом. Я был грязный и злой, и голова раскалывалась от боли. Я подъезжаю, а она там. В доме.

 — Я не знал, что ты дал ей ключ. Важный шаг для тебя, Кук.

 — Я не давал. Она взяла ключ у Мишель.

 — Ой-ой. Просочилась сквозь линию обороны?

 Джек замер, вытаращил глаза.

 — Неужели я такой? Да брось ты.

 — Ты именно такой с женщинами.

 — И как это меня характеризует? Я монстр? Психопат?

 Дел оперся бедром о перила.

 — Нет, может, у тебя фобия… в легкой форме. Ну, и?

 — Ну, я грязный, настроение соответствующее, и вдруг Эмма. Она поставила эти горшки у задней двери. Над чем ты ржешь?

 — Просто представил твой шок и панику.

 — В общем, она стряпает, везде цветы, ревет музыка, моя голова раскалывается. Боже, если бы я смог отмотать все назад, я бы отмотал. Я бы отмотал. Я бы никогда ее не обидел.

 — Я знаю.

 — Она обижена, она в ярости, потому что… потому что я мерзавец. Без вопросов. Если бы она устроила скандал, мы наорали бы друг на друга, разрядились бы и все уладили. — Поскольку головная боль стала его постоянной спутницей, Джек прижал холодную бутылку к виску. — Нет, она выкладывает все, что думает обо мне. Что я ей не доверяю и не хочу видеть в своем доме. А это ее не устраивает. Она меня любит и хочет…

 — И что она хочет?

 — А ты как думаешь? Брак, детей, весь комплект. Я пытаюсь понять, пытаюсь просто удержать голову на плечах. Я пытаюсь думать, но она не дает мне ни секунды. Не дает разобраться в ее словах. Она покончила со мной, с нами. Я разбил ей сердце. Она заплакала. Она плакала.

 Джек вспомнил ее лицо в тот момент, и ему стало совсем плохо. Сколько бы он ни сожалел, изменить он уже ничего не мог.

 — Я просто хотел, чтобы она села, подождала минутку и посидела, пока я переведу дух, пока смогу соображать. Она не захотела. Она запретила мне приближаться к ней. Сказала, чтобы я убрался с ее дороги.

 — Это все? — спросил Дел после паузы.

 — Тебе мало?

 — Я как-то спрашивал тебя, но ты не ответил. Спрошу снова. И ты ответишь «да» или «нет». Ты ее любишь?

 — Ладно. — Джек хлебнул пива. — Да, думаю, без этой встряски до меня бы еще долго доходило, но да. Я люблю ее. Но…

 — Ты хочешь все уладить?

 — Я только что сказал, что люблю ее. Как я могу не хотеть все уладить?

 — Хочешь узнать как?

 — Черт тебя побери, Дел. — Джек снова присосался к бутылке. — Да, раз уж ты такой умный. И как мне все уладить?

 — Пресмыкайся.

 Джек вздохнул.

 — Это я могу.