• Кузены О'Двайер, #1

Глава 20

 Для защиты дома они воспользовались не темнотой, а светом. Если Кэвон и заглянет, неважно, в каком обличье — волчьем, человеческом или вообще как тень, — он не увидит ничего, кроме света и ярких красок, услышит только музыку и смех.

 По расчетам Брэнны, это вызовет у него скуку или раздражение. И он станет думать, что, пока он плетет свои сети, враги беспечно развлекаются.

 — В ночь солнцестояния, едва взойдет луна, мы нарисуем на земле, вокруг того места, где жила и умерла Сорка, круг, — объясняла Брэнна.

 По всей кухне горели свечи. Разговор шел о вещах экстраординарных, но запахи готовящейся еды, потрескивание огня в очаге, ритмичное дыхание уснувшего под столом пса — все говорило о самом обыденном вечере в кругу друзей.

 В этом, догадалась Айона, и состоял план.

 — Искать его, заманивать должен Фин. Кровь за кровь.

 — Ты все еще во мне сомневаешься.

 Брэнна покачала головой.

 — Я — нет. Разве совсем немного, — призналась она. — Не настолько, чтобы остановить задуманное. Что мне совершенно ясно, так это то, что без тебя нам не справиться, да это было бы и неправильно. Разве этого мало?

 — Придется довольствоваться.

 Они встретились взглядами и долго не отводили глаз. В этих взглядах Айона прочла тысячу слов и миллион самых невероятных эмоций.

 — Я его достану, — произнес Фин, нарушив их безмолвный диалог.

 — Мира и Бойл должны будут оставаться внутри круга — любой ценой. И не только ради собственной безопасности. — Брэнна повернулась к ним лицом. — Это усилит защитные свойства круга. Фину тоже надо находиться внутри.

 — А вот это вряд ли.

 — Фин, ты должен! — с нажимом повторила Брэнна. — Круг не даст ему использовать твою кровь против тебя либо против нас, у него сил не хватит. А твои способности, в свою очередь, помогут сохранять круг целостным и крепким.

 — Четверо сильнее троих — я говорю о тех из нас, кто будет действовать за пределами круга.

 Глядя ему в лицо, Брэнна выставила вперед обе ладони. И пламя каждой свечи стало ярче.

 — Мы — те самые трое. В нас течет ее кровь, и сделать это должны мы.

 — Я останусь внутри круга, — смирился Фин. — Но ровно до того момента, как станет ясно, — если до этого дойдет, — что от меня будет больше проку за его пределами. Большего обещать не могу.

 — На это мы можем пойти, — вступил Коннор, перевел взгляд с Фина на Брэнну и холодно уперся в нее взором. — Решено.

 Брэнна хотела было возразить, но лишь вздохнула:

 — Значит, решено.

 — Нам понадобятся наши советчики, — догадалась Айона.

 — Конечно. — Брэнна вытащила из-под свитера амулет и погладила пальцем резное изображение собачьей головы, напоминающей морду Катла. — Конь, собака, сокол. И оружие с инструментами. Я долго работала над заклинанием и надеюсь, оно сделает свое дело, но только если удастся выманить его на нужное место в нужное время. И скрепить его кровью.

 — А что за заклинание? — поинтересовался Фин.

 — То, которое я составила, — повторила Брэнна. — Что-то взяла из заговоров Сорки, что-то — из более поздних, и еще кое-что моего изобретения.

 — Уже опробовала?

 По лицу Брэнны промелькнула досада.

 — Это слишком рискованно. Стоит ему о нем прознать — и он примется возводить защиту. На земле Сорки оно должно быть применено впервые. А вам придется поверить, что я знаю, о чем говорю.

 — Тебе мы точно должны верить, — поддакнул Фин.

 — Как пить дать. — Брэнна стала подниматься, но Айона жестом остановила ее.

 — Минутку. Какого рода это заклинание? Изгнание? Вызывание? Усмирение? Что именно?

 — Усмирение плюс заклинание светом и заклинание огнем. Соединенные воедино и скрепленные магией на крови.

 — Свет побеждает тьму. Огонь очищает. А кровь — в сердце всего сущего.

 Брэнна улыбнулась.

 — Ты хорошо усвоила. Но все это может не сработать, если применить задуманное несвоевременно и не в том месте. И если мы все, каждый из нас, не будем действовать согласованно именно в этом месте и в это время.

 — Значит, будем. — Айона обвела взглядом собравшихся и подняла ладони. — Мы все знаем, что мы к этому готовы. Ты, — обратилась она к Фину, — готов на все, лишь бы его уничтожить. Ради Брэнны, ради себя, ради всех нас — именно в этой последовательности. А Брэнна сделает все, чтобы оборвать любую ниточку, связывающую тебя с ним, чтобы ты от него освободился. Коннор с Мирой будут стоять насмерть ради дружбы и любви, во имя торжества справедливости и добра. Бойл вступит в бой, потому что это в его характере. Ему надо только сказать, где и когда, и он будет с вами. И еще потому, что он ни за что не допустит, чтобы со мной что-то случилось, — независимо от того, что произошло между нами. А я ни за что не допущу, чтобы что-то случилось с ним. Ради любви и дружбы, ради семьи и друзей мы все как один встанем в нужное время в нужном месте и будем сражаться. Вместе и друг за друга.

 Все помолчали. Потом Фин поднял бокал с шампанским и чокнулся с Айоной.

 — Все верно, сестренка. Мы все за тебя. — Он повернулся к Брэнне. — Верь мне! — сказал он и замолчал.

 — Верю. — Брэнна подняла свой бокал и чокнулась с ним. В этот момент вспыхнула искра и тут же погасла.

 — Принципиально мы договорились, пора переходить к деталям, — подался вперед Коннор. — Поэтапно, шаг за шагом.

 Пока Брэнна излагала свой план, пока его обсуждали, дорабатывали и уточняли, Бойл хранил молчание. Хранил молчание потому, что ответы на все вопросы он получил, глядя на Айону, пока та произносила тост.

 И он будет руководствоваться этими ответами, пока не настанет время самому дать ей ответ.

 

 Истек май, настал июнь. Айона вела обратный отсчет и старалась максимально насладиться каждым днем. В ясную погоду она радовалась голубому небу, в дождливую находила прелесть в каплях дождя. Она пришла к убеждению, что, независимо от того, что произойдет в самый длинный день в году, в ее жизни уже случились эти недели и месяцы и эти люди, а стало быть, ее жизнь, пусть на короткое время, уже сделалась богаче, чем когда-либо в прошлом.

 Ей были дарованы сверхъестественные способности, и она научилась ими распоряжаться, верить в них и почитать их.

 Она была — и всегда останется — одной из троих избранных. Она была — и всегда останется — Смуглой Ведьмой Мейо, наделенной могуществом и светом.

 Она верила, что они победят, сама ее натура требовала этой убежденности. Но владение родовым даром заставляло ее действовать с исключительной осторожностью и вниманием.

 Летнее солнцестояние было все ближе, и Айона написала пространное письмо бабушке. Ручкой на бумаге, решила она. Старомодно, зато, как ей казалось, выглядит более значительно, ведь требует времени и усилий. Она писала о любви — к бабушке, к двоюродному брату и сестре, к друзьям. К Бойлу. И о том, каких она наделала ошибок.

 Айона писала об обретении себя, своего места и времени, о том, сколь важным стал для нее переезд в Ирландию. Возвращение в Ирландию.

 И кое о чем просила. Если что-то случится, ее бабушка должна будет отыскать ее амулет, забрать его и Аластара и передать дальше.

 Если она провалит свою миссию, обязательно найдется преемница. В это она тоже верила безоговорочно.

 Сколько бы на это ни понадобилось времени, в конечном итоге силы света одержат верх над силами тьмы.

 

 Утром накануне солнцестояния она спустилась рано. Письмо лежало у нее в кармане. Она предприняла попытку приготовить полноценный британский завтрак, и хотя она считала, что настоящим кулинаром ей ни за что не быть, это не означало, что не стоит и пытаться.

 Вошел Коннор и повел носом.

 — И как это понимать?

 — Завтра мы все будем очень заняты, вот я и решила потренироваться, чтобы избавить Брэнну от кулинарного бдения. Опять сидела допоздна, да?

 — В последнюю неделю почти совсем не спит, и уговорить невозможно.

 — Вчера вечером я слышала, как она играет. Эта музыка на меня действует как успокоительное. Она это специально.

 — Говорит, что ей лучше думается, когда мы оба ни о чем не думаем. — Коннор взял себе с блюда жареную сосиску. — Ты чем-то встревожена.

 — Пожалуй. Время-то идет уже не на дни, а на часы. А ты почему так спокоен?

 — То, что мы делаем, предначертано нам судьбой. А если что-то заранее предопределено — что толку беспокоиться?

 Она на мгновение прильнула к нему.

 — Ты меня успокаиваешь не хуже той музыки.

 — У меня просто нет никаких сомнений. Ни в тебе, — он обвил ее рукой за талию и обнял, — ни в Брэнне, ни в себе. И в остальных тоже. Мы осуществим, что нам предначертано, приложим для этого максимум усилий. А большего мы сделать все равно не в силах.

 — Ты прав. Абсолютно. — Она подложила ему еды. — Я чувствую, как он крадется. А ты — нет? И как он вьется у границы моих снов, силясь проникнуть в них. Это ему почти удается, и в глубине души я понимаю, что сама это позволяю. Потом из комнаты Брэнны доносится музыка — и вот уже утро.

 Айона взяла другую тарелку и наложила на нее примерно вполовину меньше еды, чем Коннору.

 — Оставлю для Брэнны в духовке, чтоб не остыло.

 Она повернулась, и Коннор опять по-братски обнял ее. Он как-то по-особому умеет успокоить, подумалось ей.

 — Слушай, хватит трястись. Ему еще не приходилось иметь дело с тремя сразу. Да прибавь к нам еще троих.

 — Ты, как всегда, прав. Так что давай поедим, и я поеду на работу на машине — хочу наконец попытаться осилить дальний маршрут.

 — Да ты пешком доберешься вдвое быстрее, если разрешишь тебя проводить.

 — Верно. А как же практика вождения? — И еще ей надо было заехать в отель и попросить завтра отослать ее письмо.

 Она напряженно смотрела по сторонам, боясь пропустить малейшие следы тумана, тень черного волка или любое другое явление, которое уловили бы ее органы чувств или интуиция. До замка Эшфорд она добралась без происшествий. Сама-то Айона считала, что вполне успешно освоила и машинку, и дороги, и левостороннее движение, хотя Мира придерживалась противоположной точки зрения.

 Точно так же, по мнению Айоны, она научилась справляться и с нервами, и с томительным ожиданием.

 Да, всякий раз, как она выглядывала из окна и всматривалась в лес, в дорогу и холмы, пульс у нее учащался. Да, всякий раз, как она готовилась вести группу самыми тенистыми и густыми участками леса, она чувствовала, как от напряжения у нее начинают ныть спина и плечи.

 И тем не менее она продолжала все так же смотреть в окно, продолжала водить группы. А это самое главное, сказала себе Айона, подъезжая к конюшне.

 Поскольку она приехала первой, то сама открыла двери и потянулась к выключателю.

 И в середине манежа увидела волка.

 Двери за спиной захлопнулись; свет погас. В первый, самый страшный момент она видела в темноте только три светящиеся красные точки. Глаза волка и его магический камень.

 Когда он прыгнул, три точки расплылись в одно пятно.

 Айона выбросила вперед руку — поставила блок. Щит. Волк с такой силой ударил в него, что содрогнулась земля. И она почувствовала, как по ее щиту, словно по разбитому стеклу, расползлись зигзагообразные трещины.

 Она смотрела, как тень в форме волка напружинивается, чтобы ударить снова.

 До ее слуха донеслось испуганное ржание лошадей. И это определило ее действия.

 В тот момент как волк бросился снова, Айона убрала щит и отскочила влево. Зверь по инерции пролетел вперед и с силой пушечного ядра ударился в двери. Те распахнулись, и тут настал черед Айоны нанести ответный удар.

 Она кинулась на улицу и на этот раз воздвигла щит за спиной. Через него зверю не пройти, значит, кони останутся целы. Она напрягла ноги и приготовилась защищаться, а волк уже развернулся назад. Встал на две ноги и обратился в человека.

 — А ты шустра. И неглупа. — Как в ее снах, голос был подобен гладящей кожу прохладной руке. И звучал обольстительно. — Но молода, и летами, и силой.

 — И того и другого у меня в достатке.

 Он улыбнулся. И хотя она почувствовала, что тело странным образом откликается на обольщение, в душе ее он вызывал омерзение.

 — Я мог бы легко убить тебя одним взглядом.

 — Это вряд ли.

 — Я не желаю твоей смерти, Ясная Айона. Только отдай то, что получила так поздно, то, что есть в тебе, молодое и свежее. — Он не сводил с нее черных глаз и, обволакивая шелковистым голосом, придвигался ближе. — Мне нужен только дар, которого ты пока не осознаешь, и я тебя не трону. Не трону никого из вас.

 Сердце забилось слишком сильно, слишком часто. Но волшебная энергия уже шевельнулась у нее где-то в животе и теперь будет только нарастать. Уж она сделает так, чтобы нарастала!

 — Только-то? Неужели? М-м… Нет! — Над головой раздался крик сокола, и теперь уже улыбалась Айона. — К нам гости.

 — Ты принесешь им смерть. Твои руки обагрятся их кровью. Смотри. Не отводи взгляда. Узнай.

 Она опустила взгляд на руки и увидела, как с них на землю капает кровь. От вида этой крови, от ее тепла через все тело прошел страх и проник глубоко в сердце.

 Когда же она подняла голову, Кэвон исчез. А по грунтовой дорожке, как безумный, мчался на Аластаре Бойл.

 — Со мной все в порядке! — прокричала она, но голос звучал с надломом, а коленки чуть не подкашивались. — Все в порядке.

 Бойл соскочил с коня, с другой стороны к Айоне прибежала собака.

 — Что произошло?

 Он схватил ее за руки, она их машинально отдернула и с изумлением и облегчением увидела, что ладони чистые.

 — Он был здесь, но теперь ушел. — Она прислонилась к коню — и чтобы успокоить его, и в поисках опоры. Сокол легко и точно опустился на седло, как если бы садился на ветку дерева. А Катл тихонько сел рядом с Айоной.

 Все в сборе, подумала она. Конь, сокол, пес.

 И Бойл.

 — Как ты тут оказался?

 — Я только-только оседлал Аластара, чтобы вести сюда, а он как издаст боевой клич — и ринулся вперед, прямо через ограду. Я чудом успел в седло впрыгнуть. Дай-ка я на тебя посмотрю. — Он сгреб ее и повернул кругом. — Не пострадала? Точно?

 — Нет. То есть да, точно. Аластар меня услышал. — Она положила ладонь на шею скакуна. — Они меня все услышали, — прошептала она. Сокол неотрывно следил за ней, Катл стукнул хвостом. Тут подъехали и брат с сестрой, пикап резко остановился, взметнув грязь и щебень.

 — Они… — Айона умолкла — во двор конюшни на своих машинах уже въезжали Фин, а за ним Мира. — Они все меня услышали. Он не смог на это повлиять. Зверь не смог нам помешать.

 — Какого дьявола тут произошло, можешь нам рассказать? — потребовал Бойл.

 — Расскажу. Всем все расскажу! Но сначала надо проверить лошадей. Вреда он им не причинил, в противном случае я бы знала. Но животные напуганы.

 Она взяла с собой Аластара, чувствуя потребность в его близком присутствии, и пошагала в конюшню.

 Манеж надо очистить, подумала она. Этим займется Брэнна.

 Она по очереди успокаивала лошадей и от этого успокаивалась сама. К тому времени как прибыли на работу конюхи и занялись обычными для этого часа делами, Айона уже вместе со всеми сидела в маленьком кабинете Бойла и рассказывала о том, что случилось.

 — И еще — здесь примешана какая-то сексуальность, на самом первобытном уровне, — добавила она в заключение. — И он применяет ее как оружие. Это сильное оружие, тебя будто куда-то тянет. Но хуже всего то, что сегодня он явно был сильнее. Возможно, каким-то образом накапливал силы. Ответа я не знаю, но когда он ударил в щит, тот треснул. Он бы его не сдержал.

 — И тогда ты убрала защиту и выманила зверя наружу. Умно! — похвалил Фин.

 — Он так и сказал. А потом пообещал оставить нас всех в живых взамен на мою энергию.

 — Он лжец, нет ему веры, — напомнила Брэнна.

 — Я знаю. Знаю. Но кровь у меня на руках… — Айона содрогнулась, — совсем как настоящая — как будто это действительно была ваша кровь. Он знает, что я пока еще слабое звено.

 — Он заблуждается. И ты тоже, если так думаешь. — В тесноте Бойл не мог погасить гнев своим излюбленным способом — меряя шагами комнату, поэтому он лишь сжал кулаки в карманах куртки. — Слабости в тебе нет и в помине!

 — Он хотел меня испугать и обольстить. И то, и другое ему удалось.

 — И что ты с этим сделала?

 — Хочется думать, если бы вы не примчались так быстро, я бы продолжила действовать в том же духе. Но главное — я по-прежнему в центре его внимания. Кэвон считает, что, забрав то, что есть у меня, он завладеет всем.

 — Значит, именно этим мы и воспользуемся, — заключил Фин, не дав Бойлу и рта открыть. — Небольшая корректировка нашего плана — и он будет считать ее уязвимой, решит, что самое время атаковать — тут-то мы его и накроем.

 — Это будет посложнее, — попробовала возразить Брэнна.

 — С каких это пор тебя пугают трудности?

 — И опаснее, — добавил Коннор.

 — Но не идти же теперь на попятную? — объявила Мира. — То, что случилось сегодня, нам показало, что Айоне опасно даже просто появляться на работе. И что, она должна так жить? Или любой другой из нас?

 — В следующий раз он может покалечить лошадей, — заметила Айона. — Чтобы навредить мне. Отвлечь. Да я умру тогда от угрызений совести! Так какие корректировки, Брэнна?

 — Пусть он считает, что завтра на развалины ты придешь одна.

 Айона посмотрела на Бойла — тот был взбешен.

 — Я буду приманкой. Но такой, которая знает, что делает, и обладает необходимой силой. И защищена очень сильным магическим кругом.

 Бойл хотел было выругаться, но Брэнна взяла его за руку.

 — Девочка ни на минуту не останется одна, ни на миг. Даю тебе слово. Буду и я, будут и все остальные.

 Она погладила его по руке, потом задумалась.

 — Это может сработать. Мне кажется, это можно провернуть весьма успешно.

 — Тогда сегодня ты меня подготовишь? — спросил Фин.

 Брэнна поглядела на Фина, переборола внутреннее сопротивление.

 — Да, ради Айоны. И чтобы наш круг не ослабить.

 — Давай сразу и начнем. А ты чтоб все время была у остальных на виду! — улыбнулся Фин, погладив Айону по щеке. — Пожалуйста, сестренка, всего один денек побудь на виду у ребят, а?

 — Не проблема.

 Это оказалось несложно, тем более что Бойл с Мирой все время находились с ней рядом.

 На сегодняшний день Бойл снял Айону со всех туристических маршрутов — она очень огорчилась — и оставил за ней только работу на конюшне.

 Она скребла коней, задавала корм, чистила денники, чинила упряжь, начищала сапоги.

 И день тянулся как никогда долго.

 Потом, чтобы провести назначенный на конец дня урок, она отвела Аластара на большую конюшню — в компании с Бойлом на Спаде.

 Завтра в это же время, думала Айона, она будет заниматься последними приготовлениями. И сделает следующий шаг навстречу своей судьбе.

 — Мы его одолеем, — сказала она Бойлу.

 — Самонадеянность — не самая умная штука.

 — Это не самонадеянность и не бахвальство. — Она припомнила, что говорил утром Коннор и что она тогда почувствовала. — Это убежденность, а убежденность — штука сильная, позитивная.

 — Мне не нравится, что во всей этой истории ты будешь служить наконечником копья.

 — Я, по правде, и сама этого не планировала, но раз так получается, самонадеянным и неумным как раз будет он. Сам подумай!

 — Все время об этом думаю. И еще много о чем.

 Прибыв на место, Бойл спешился и дождался, пока и она спрыгнет на землю.

 — Хочу тебе кое-что показать.

 Он зашагал на конюшню. Не дав конюху и слова сказать, Бойл жестом приказал ему удалиться. После чего прошел в шорную, где пахло кожей и растительным маслом.

 — Вот.

 Она проследила за его рукой и замурлыкала от удовольствия при виде роскошного седла.

 — Новое, да? — Айона шагнула ближе, провела рукой по плавному изгибу, по гладкой черной коже. — Красивая работа. А стремена-то как сияют! Ручная работа, да? Это…

 — Это тебе.

 — Что? Мне?

 — Оно сделано специально для тебя и для Аластара. Для вас двоих.

 — Но…

 — Я не знал, что ребята затеют покупать тебе машину, а седло предназначалось специально тебе на день рождения.

 Предложи он ей пиратский сундук с золотом и камнями, она была бы ошарашена меньше.

 — Ты… Ты заказал его для меня? На день рождения?

 Бойл почти сердито сдвинул брови.

 — Такая миниатюрная наездница, как ты, должна иметь собственное седло, причем хорошее.

 Она промолчала. Тогда он взял седло и повернул к ней тыльной стороной.

 — Видишь, здесь твое имя?

 Она нежно провела рукой по тисненой коже. Просто «Айона». Просто имя, а рядом с ним — изображение огня, имя коня и наискосок — кельтский тройной узел.

 — Мастер — мой знакомый, — продолжал Бойл, нервничая оттого, что молчание затянулось. — Обработка кожи, потом… в общем, мне показалось, должно подойти.

 — Очень красивое! — выдохнула Айона. — Такого красивого подарка я еще не получала.

 — Ты же свое седло продала?

 — Это правда. — Она посмотрела на него. Без всякого выражения. — Когда сюда ехала.

 — Ну вот… А теперь у тебя есть другое. И раз уж завтра нам предстоит осуществить задуманное, то пусть у тебя будет хорошее седло. Вам с Аластаром оно может прийтись кстати. — Он стал вешать седло на место. Айона прижала его руку.

 — Это больше, чем другое седло. Для меня — гораздо больше. — Она приподнялась на цыпочки и легонько поцеловала его в одну щеку, в другую, потом в губы. Просто провела губами по его губам. — Спасибо тебе!

 — На здоровье. И с днем рождения тебя еще раз. У меня сейчас кое-какие дела. За тобой присмотрит Фин, он доложил, что они с Брэнной на сегодня закончили.

 — Ладно. Спасибо, Бойл!

 — Ты уже сказала.

 Она дала ему уйти. Ей надо было готовиться к уроку. И принять некоторые решения.

 

 Закончив урок, Айона подошла к Фину. Тихонько вздохнула.

 — Это был не лучший мой урок.

 — Готов спорить, девочка бы с тобой не согласилась. Даже если ты немного и рассеянна, сегодня у тебя на то есть причины.

 — Пожалуй. — Она оглянулась на гараж. — А как вы с Брэнной?

 — Да вроде сделали то, что хотели. Без лишней драматизации. Для меня это уже подарок. Если тебе нужна твоя машина, я отвезу тебя назад, а домой поеду за тобой следом, для подстраховки.

 — Ой, спасибо, конечно, только… Я хочу… Мне надо… Мне надо поговорить с Бойлом. Есть одно дело. Думаю, он меня и домой подвезет.

 — Ну, ладно. — Фин в душе порадовался и взял под уздцы Аластара. — О твоем мальчике я позабочусь.

 — Ты не обязан…

 — Да мне в охотку. К тому же нам тоже есть о чем поговорить.

 — Ты умеешь говорить с лошадьми, не только с ним. Как и я.

 — Да, умею.

 — И с птицами — и со своей, и с другими. И с Катлом. И даже с Багсом. Со всеми.

 Фин слегка повел плечами, элегантно и немножко грустно.

 — Они все мои — и ни один из них не мой. У меня нет своего советчика, как у вас. Но мы хорошо понимаем друг друга. Ну иди, обсуждай с Бойлом, что ты там хотела с ним обсудить…

 — Завтра…

 — Ты будешь блистать ярче, чем когда-либо. — Он взял ее за подбородок. — Я в этом убежден. Ступай к Бойлу. Я буду поблизости. Если стану нужен — зови.

 Айона сделала два шага и обернулась.

 — Она тебя любит.

 Фин погладил Аластара по шее.

 — Да я знаю…

 — Так, наверное, еще труднее — когда знаешь, что человек тебя любит, но не может позволить себе просто любить.

 — Труднее. Самое трудное, что может быть.

 Кивнув, она вышла и поднялась на второй этаж. Перед дверью Бойла расправила плечи и постучала.

 Когда он открыл, она уже улыбалась.

 — Привет. Есть минутка?

 — Конечно. Что-то случилось?

 — Нет. А может, и да. Зависит от обстоятельств. Мне надо… — Она закрыла глаза и расставила руки ладонями вверх.

 Что-то засверкало, свет в комнате неуловимо изменился, воздух стал свежее.

 — В центре его внимания — я, — сказала Айона. — И он может найти способ слышать и видеть нас, даже когда мы в доме. Я не хочу, чтобы он слышал наш разговор.

 — Ладно. Ой, чаю не хочешь? Или пива?

 — Я бы не отказалась от виски.

 — Так в чем проблема? — Он подошел к шкафчику и достал бутылку и два низких стакана. — Ты хочешь поговорить про завтрашний день.

 — В каком-то смысле. Я не изменила своего мнения: завтра мы победим, я в этом не сомневаюсь. И я теперь знаю, что такое «руки в крови». Я знаю, убеждена, что добро и свет побеждают тьму и зло. Но за это приходится платить. Этому есть своя цена, порой очень высокая.

 — Ничего не боится только глупец. Ты не такая.

 Она взяла стакан из его рук.

 — Да, я не такая. — Она опрокинула виски. — Мы не можем знать, что произойдет завтра и какую мы заплатим цену. По-моему, для нас важно сегодня вечером не упустить то светлое, что у нас есть, и держаться за него. Вот почему сегодняшний вечер я хочу провести с тобой.

 Он осторожно отступил назад.

 — Айона…

 — Это нешуточная просьба, особенно учитывая, что совсем недавно я просила о противоположном. Ты дал слово, и ты его сдержал. А теперь я прошу тебя подарить мне этот вечер. Мне хочется ощутить твое прикосновение, твои объятия. И я хочу почувствовать это до того, как наступит завтра. Сегодня ты мне нужен. И я надеюсь, что тоже нужна тебе.

 — Я все это время мечтал к тебе прикоснуться. — Он отставил виски в сторону. — Мечтал быть с тобой.

 — Тогда мы подарим друг другу этот вечер — и будь что будет. Думаю, это сделает нас сильнее. Раз я сама прошу тебя забыть о твоем обещании, это не будет означать, что ты его нарушил. Ты пустишь меня в свою постель? Разрешишь остаться до утра?

 Он много хотел ей сказать, очень много. Вот только поверит ли она, если он произнесет сейчас эти слова?

 И он сказал себе, что слова могут и подождать. До утра, которое последует за самой короткой ночью в году. И тогда она поверит в то, в чем сам он уже убежден.

 Бойл не стал ничего говорить, а просто шагнул к ней. Оба испытывали неловкость и замешательство, но он взял ее за подбородок, нагнулся и приблизил губы к ее рту.

 Она подалась к нему, обхватила его руками, потянулась губами.

 — Слава богу! Слава богу, что ты меня не отослал. Я…

 — Тихо, — прошептал он и поцеловал Айону, очень бережно и нежно, как только что распустившийся бутон.

 До утра мы вдвоем, подумал он. Несколько долгих часов, но только до утра. И он поведет себя так, как никогда даже не думал вести себя с девушкой. Воспользуется каждой минутой, сделает ее бесценной. Покажет ей — пока не зная, как, — что она для него тоже бесценна.

 — Иди ко мне скорей! — Он взял ее за руку и повел в спальню. Потом прошел к окну и опустил шторы. Свет стал тусклым, приглушенным.

 — Я мигом, — сказал он и оставил ее одну.

 У него были свечи. Он держал их скорее на всякий случай, чем для романтической обстановки, но свеча все равно остается свечой, ведь так?

 Сам он пускай и далек от всего романтического, но что такое романтическое настроение, он хорошо понимает.

 Бойл нашел и принес три свечи и расставил по комнате. Вспомнил про спички, похлопал по карманам.

 — Только спички найду…

 Пальцами она описала в воздухе дугу, и свечи зажглись.

 — Или вот так. — Она помолчала. — Не очень понимаю, что мы делаем, но я рядом с тобой начинаю нервничать.

 — Хорошо. — Бойл вернулся к ней, провел руками от плеч к запястьям и обратно. — Я не возражаю. Мне нравится, когда ты дрожишь, — прошептал он, расстегивая пуговицы на ее рубашке. — Мне бы хотелось смотреть тебе в глаза и видеть, что ты собой не владеешь. Не знаю, от нервов или еще от чего, но тебе хочется моих прикосновений.

 — Хочется. — Айона подняла руку и успела расстегнуть на нем верхнюю пуговицу, но тут он ее остановил.

 — Я хочу, чтобы ты приняла то, что я собираюсь тебе сегодня дать. Я буду давать, а ты просто бери. Как я мечтал увидеть опять твое гибкое тело! — продолжал Бойл, одновременно стягивая с нее рубашку через голову. — Почувствовать под рукой твою нежную кожу.

 Он обвел большими пальцами ее соски, затем подушечками мягко помассировал их, пока ее не охватил трепет.

 Его руки исследовали каждый сантиметр ее тела, губы завладели ее ртом — и все это медленно, мечтательно и нежно, даже когда сердца их бешено застучали в унисон.

 — Бери все, что я дам, — повторил он. Не прерывая ласк, подтолкнул ее к кровати и аккуратно повалил на постель, и все это — при свечах. Не спуская с нее страстного взора, он стянул с девушки сапоги и поставил на пол.

 — Иди ко мне.

 — Приду. Чуть попозже.

 Он расстегнул пуговицу ее джинсов, опустил молнию. Очень медленно. Потом губами повторил тот же путь.

 Что он с ней делает? Она то хваталась за покрывало, то обмякала на нем, превращаясь в желе. Как медленно он ее раздевает, сантиметр за сантиметром, и какая это сладкая мука! Она испытывала неземное блаженство, погружалась в море экзотических наслаждений. Нарастающее желание лишало ее всяких сил. Прижимало к кровати так, что она едва могла шевельнуть рукой.

 Мир вокруг перестал существовать, остались только его руки, его губы, звук его голоса, его запах. Он. Он. Он один.

 Один, два, три раза Бойл подводил ее к самому краю экстаза, удерживал там, не давая совершить столь желанный финальный бросок — и снова отпускал, и так до тех пор, пока от страсти в ее порывистом дыхании не зазвучали страдальческие нотки, безмолвная жажда продолжения.

 И тогда губами, языком, руками он с безжалостной неспешностью довел ее до этого финала.

 Это был не бросок, а падение — захватывающее дух, нескончаемое, с невероятным калейдоскопом чувств и ощущений. И весь мир перевернулся.

 — Боже. О боже! Пожалуйста!

 — Что — пожалуйста?

 — Не останавливайся!

 Его рот — на ее груди, животе, бедре. Потом язык — скользящий по ее телу и внутрь, пока она не закричала опять. И снова — безумная жажда повторного восхождения.

 Он не подозревал, что ему захочется видеть ее такой бессильной. Не знал, каково это будет — довести ее до такого состояния. И одновременно увидеть, как она вспыхивает — сама Айона и не догадывалась, что светится подобно свече, — почувствовать, как навстречу ему дугой изгибается ее тело, после чего опять обрушивается вниз под звуки счастливых стонов. Это было намного больше, чем он ожидал, больше, чем он мог себе вообразить.

 И жажда обладания ею охватила Бойла целиком — его разум, тело и душу.

 — Теперь смотри на меня, Айона. Смотри!

 Она открыла глаза, увидела блеск его зрачков в отблесках свечей. Только это, и ничего больше.

 — Я с тобой, — сказал он и вошел в нее. — Я с тобой.

 Они опять начали все сначала, не размыкая тел, не размыкая взглядов. Она готова была поклясться, что воздух вокруг разредился. И когда в ее глазах заблестели слезы, небо разом опрокинулось на обоих.