• Кузены О'Двайер, #1

Глава 16

 Айона переобулась в сапоги и на скорую руку подкрасила губы — на случай, если вдруг встретит Бойла. Вечером у обоих были дела — у него бумажная работа, у нее — урок ворожбы, — но она надеялась уговорить его совершить завтра верховую прогулку после работы, потом, может быть, скромно поужинать, после чего провести вместе ночь в его квартире.

 На улице она взяла Коннора под руку. Хотя воздух был промозглым и студеным, но уже вовсю веяло весной, и терн в лесу начинал распускаться.

 — А ты когда-нибудь был влюблен? — спросила она.

 — Да тысячу раз, но ни разу в том смысле, какой ты в это вкладываешь. И сердце у меня хоть и в синяках и шишках, но разбитым ни разу не было.

 — У меня тоже были и шишки, и синяки. В старших классах я активно хотела испытать настоящую сердечную боль, просто чтобы понять, что это такое. Я, знаешь ли, всегда мечтала о больших чувствах. Подъемах и падениях. А мне все больше доставалась ровная земля. Когда у тебя отношения с кем-то хорошо знакомым, это все равно что отношения с самой собой. От этого чувствуешь себя вечной посредственностью.

 — А теперь?

 — Теперь я чувствую себя значительной, содержательной личностью. — Она округлила пальцы и изобразила «танец фонариков». — Веселой.

 — И все тебе представляется в положительном свете.

 — А тебе хочется? Влюбиться?

 — Когда-нибудь — конечно. Она войдет в комнату, неотразимо прекрасная, секс-богиня с головой исследователя и ангельским характером. Будет готовить, как моя тетя Фиона — непревзойденный кулинар, — пить пиво наравне со мной и больше всего на свете любить ходить со мной на соколиную охоту.

 — Скромные у тебя запросы.

 Его зеленые, как мох, глаза сверкнули.

 — Всегда надо запрашивать по максимуму — мы же не знаем, что нам жизнь уготовила.

 — Хорошая мысль, — согласилась Айона и еще раз показала «танец фонариков».

 

 На конюшне Бойл усиленно скреб Дарлинг — не столько чтобы почистить ее, сколько чтобы самому успокоиться. Он пораньше отпустил конюхов, ему хотелось побыть одному. Теперь, наедине со своей любимой лошадкой, он мог в тишине прокрутить в мозгу все, что там накопилось.

 Надо было оплатить кое-какие счета и отдать распоряжения, но всем этим он займется потом, да? Впереди еще целый вечер, времени более чем достаточно.

 Не «достаточно», а «желательно», поправил он себя.

 Мужчине необходимо время и пространство, где женщина не будет требовать его внимания.

 Значит, не следует думать, как он поедет и заберет ее — ведь она-то как раз заполнит все его время и все пространство.

 Во всяком случае, разобравшись с бумагами, можно уделить часть своего времени осмыслению всего случившегося за день.

 Фину надо будет, конечно, рассказать все — это он сделает, как только Фин вернется. Они обсудят это за пинтой пива, и Айона туда никак не вписывается, даже если бы он и жаждал ее общества.

 А он жаждал, причем постоянно.

 И что это, черт побери, означает, когда мужчина не может освободиться от присутствия женщины, не говоря уж о том, чтобы выкинуть ее из головы?

 Околдовала — вот что она с ним сделала. Своими синими глазами, и заразительным смехом, и прелестным телом, от которого невозможно оторвать руки. И живущей в ней безоговорочной верой в добро и счастье, хотя он все больше понимал, что и того, и другого ей доставалось ой как немного.

 Мысль о том, что он и сам жаждет дарить ей это добро и счастье, встревожила его не на шутку. И действительно ведь он распланировал весь этот день с единственной целью — доставить ей удовольствие. Не во всем его план сработал, учитывая мрачные видения и страх за нее, от которого у него чуть не остановилось сердце. Но когда он обдумывал поездку, его мысли были о ней.

 Она все время у него на уме. Неотступно.

 Пора было напомнить себе, что, если уж на то пошло, мужику требуется жизненное пространство, работа, хороший конь и кружка пива в конце трудного дня.

 — Вот ведь как. Правда, Дарлинг? Все самое важное у нас уже есть.

 В соседнем стойле Аластар громко фыркнул и раздул ноздри.

 — С тобой вообще никто не разговаривает, ясно? Невоспитанная скотина.

 — И пора это усвоить, — поддакнул Фин из-за его спины. — О чем задумался, братишка?

 Этот умеет подкрасться бесшумно, как дым из трубы, подумал Бойл.

 — Кто сказал, что я задумался?

 — Я говорю. — Фин протянул руку и погладил кобылу по шее. — Всех пораньше отослал, верно?

 — А что, если так? На сегодня все дела переделаны.

 — Я думал, вы с Айоной еще из своей поездки не вернулись.

 — Мы достаточно успели. Даже больше того.

 — То есть что-то случилось? На личном фронте или на колдовском?

 — Пожалуй, на обоих. Началось с раннего утра, как тебе известно, когда мы с ней видели один и тот же сон и дело дошло до рукопашной с этим мерзавцем.

 — Хочешь сказать, неприятности этим не ограничились?

 Фин взял его за плечо, но Бойл продолжил чистить лошадь.

 — Больше ничего серьезного или сколь-нибудь продолжительного. Я тебе все расскажу.

 И он рассказал все по порядку, до самого момента, когда на руках вынес Айону из монастырских развалин. И только поворчал, когда Фин схватил его за раненую руку.

 — Я же сказал, она все залечила. И Коннор потом смотрел.

 — А теперь я хочу взглянуть. — Внимательно изучив рану, Фин кивнул и отпустил руку. — Ты сказал, что попал в него. Теперь, по некотором размышлении, остаешься при том же мнении?

 Бойл сжал кулак.

 — Я знаю, когда удар пришелся в цель, приятель.

 — Да, пожалуй. — Фин отошел, потом вернулся. — Я тут поразмышлял. Мы должны воспользоваться тем, что он ранен. Я еще подумаю, но не воспользоваться глупо. И я приготовил тебе защитный заговор, прежде чем отправишься спать. Она придет?

 — Нет, она не придет. Мне нужно побыть одному, не считаешь? У меня есть дела, и мне нужно о многом подумать, и так, чтоб никто не мешал.

 Фина насторожил его тон.

 — Поссорились?

 — Не поссорились. После того как я вывез ее из этого чертова монастыря, она уминала рыбу с картошкой так, будто неделю не ела. Потом свозил ее в Клу-Бей — ей захотелось полюбоваться на воду, потом она углядела еще какие-то развалины и очередное кладбище, побродила там, но ничего похожего больше не повторялось. И это было большим облегчением.

 — Она хорошо справляется для человека, который окунулся во все это позже всех.

 — Да, согласен. А ведь ей достается. Вот я и думаю…

 Фин сделал приглашающий жест.

 — Выкладывай.

 — Мне вроде она сейчас не нужна, а все равно хочется, чтобы она была здесь. А то еще так: думаю — не хочу ее видеть, а через минуту — хочу. — Бойл и сам слышал, что его слова похожи на бред сумасшедшего, но, начав говорить, остановиться уже не мог. — И мне никогда особенно не нравилось пускать баб к себе, от них одна суета, да еще вечно забудут что-нибудь или, наоборот, чего-то натащат — им же всегда хочется что-то изменить.

 — Хм-м… А она?

 — С ней не так, и это подозрительно, скажешь — нет? — Бойл выставил вперед палец, давая понять, что высказался.

 — Иными словами, если бы она это делала, это называлось бы вторжением в твою жизнь. А если нет, то это подозрительно? Ты, братишка, ведешь себя глупо.

 — Не скажи! — Бойл оскорбленно повернулся к приятелю. — Что, глупо разве подозревать, не преследует ли она своей тайной цели? Она, кстати, и насчет свадьбы уже прохаживалась, в абстрактном смысле. О венчании в аббатстве Бэллинтаббер.

 — Которое этим и славится. И что же она, сделала тебе предложение? Прямо там, на крестном пути? Что-то кольца не вижу — ни на пальце, ни в носу.

 — Смейся, смейся, раз так хочется. А я вот не уверен. Уж слишком много я о ней думаю. И от этого мне не по себе. А когда мы в постели, у меня вообще такое чувство, будто я ничего похожего в жизни не испытывал. Ни с одной другой бабой. А в результате либо я у нее остаюсь, либо она у меня, а потом еще завтрак — и на работу. Работать-то я должен или нет? Но она и тут у меня из головы не идет. Сейчас, когда вслух об этом говорю, вообще звучит как черт знает что! Бесит меня ужасно!

 — Это я заметил. Девушка, прелестная и свежая, как весеннее утро, милая, обаятельная, отнимает у тебя время и внимание… Конечно, для тебя это настоящая пытка!

 — У меня своя жизнь, ведь так? — огрызнулся Бойл, разозлившись еще больше, ибо по словам Фина выходило, что он действительно ведет себя как идиот. — И у меня есть право жить так, как я живу, — точнее, как жил раньше!

 — Вот стою и думаю: как бы мне поменяться с тобой местами, чтобы какая-нибудь женщина занимала мои мысли и сердце, да чтобы при этом только обо мне и думала? Но у тебя, естественно, есть полное право жить своей жизнью и не впускать в нее никаких девушек, будь они хоть трижды прелестные и свежие.

 — Этим дело не ограничивается, и ты это знаешь. Я таких людей еще не встречал, хотя я знаком с тобой, с Брэнной, с Коннором. Но у нее этот дар совсем не похож на ваш. У меня от нее перехватывает дыхание. Почему так? Не знаю…

 — Есть у меня на этот счет некоторые соображения.

 — Выкладывай, — повторил Бойл за приятелем.

 — По-моему, ты просто влюблен.

 — Большое тебе спасибо, помог. — Бойл не зашвырнул в Фина щеткой лишь потому, что не хотел испугать Дарлинг. — Говорю тебе, она в меня с ногами влезла! В мою башку, в мою жизнь, в мою постель! У меня на себя и минуты не осталось. Я взял выходной — чего, как ты знаешь, я никогда не делаю, — только для того, чтобы повозить ее по Мейо и Гэлоуэю. Я даже во сне не могу от нее отделаться! Думаю, она меня околдовала.

 — О господи, Бойл…

 Но тот уже закусил удила.

 — Ты сам говоришь: она появилась позже всех и уже все умеет! Чего ей стоило опутать меня каким-нибудь приворотом?

 — Бред собачий! Даже если бы она захотела — а я этого не наблюдаю, — Брэнна бы этого не допустила.

 — Брэнна не все знает, — пробурчал Бойл и угрюмо обернулся, услышав, как Аластар бьет копытом по стенке стойла. — Она здесь на новенького, Айона, и, так сказать, пробует силы. Причем пробует на мне! И вот я уже опутан с ног до головы, прогуливаюсь с ней то пешком, то в седле, готовлю ей завтрак после того, как она целую ночь провела в моей постели, обвив меня, как лиана. Короче: если она применила ко мне любовный приворот, ты должен его снять.

 — Так вот как ты считаешь? — Айона неслышно шагнула к деннику. — Мне очень жаль, но ты так кричал, что даже не слышал, как я вошла. Как же ты много о себе воображаешь, Бойл, и как низко ценишь меня!

 — Айона…

 Она шагнула назад, подняв подбородок.

 — Значит, я настолько слабая и жалкая, что хочу заполучить мужчину, который меня ни в каком виде не желает? И что я стала бы применять колдовство, чтобы приворожить тебя и заставить проводить со мной время и даже испытывать какие-то чувства?

 — Нет! Я просто пытаюсь разобраться!

 — Разобраться. — На глаза ее навернулись слезы, у Бойла дрогнуло сердце, но ни одна слезинка так и не пролилась. — Я понимаю, если кому-то нравлюсь, с этим надо немедленно разобраться. Облегчу тебе задачу. Ты ничем мне не обязан. И никакого приворота не было. Я слишком уважительно отношусь к тому, что мне дано, чтобы тратить свои способности в столь мелких, корыстных целях. И я слишком тебя люблю, чтобы использовать в каком бы то ни было смысле.

 Каждое ее слово было для него как удар кинжала в сердце.

 — Пойдем наверх, все обсудим.

 — Мне больше нечего тебе сказать. И говорить с тобой у меня сейчас нет никакого желания. — Она демонстративно отвернулась. — Фин, ты меня домой не подбросишь?

 — Я тебя сам… — начал было Бойл.

 — Нет. Нет. Я не хочу быть с тобой. Если Фин не может, я позвоню Коннору.

 — Конечно, могу.

 — Ты же не уйдешь вот так, после…

 — Не уйду? Ну так смотри… — Айона бросила на него уничтожающий взгляд и вышла, а он, разинув рот, только смотрел ей вслед.

 — Пока оставь все, как есть, — тихонько посоветовал ему Фин. — И употреби свое драгоценное время и свободу на то, чтобы придумать, как лучше перед ней извиниться.

 — Черт бы меня побрал!

 — Вот это ближе к правде. — Фин поспешил вслед за Айоной и распахнул перед ней дверь автомобиля.

 — У него никогда ни с кем такого не было, — сделал он попытку вступиться за друга.

 — Пожалуйста, не пытайся подсластить мне пилюлю. Буду тебе очень признательна, если ты вообще ничего не станешь говорить. Вообще ничего! Я просто хочу попасть домой.

 Он сделал, как она просила, и всю дорогу молчал. Он чувствовал ее боль. Боль как будто пульсировала в ней, накаляя атмосферу в кабине до такой степени, что, казалось, можно обжечься.

 Любовь, ему ли не знать, умеет исполосовать на кусочки и не оставить заметного шрама.

 Он подрулил к дому, из трубы вился дым, и в сумерках цветы перед крыльцом мерцали всевозможными красками и оттенками.

 — Войти с тобой?

 — Да нет. Спасибо, что довез.

 Айона стала выходить, но Фин легонько тронул ее за руку.

 — Тебя любить нетрудно, сестренка, но для некоторых любовь — странная материя. Вроде трясины.

 — Он может смотреть, куда ступает. — Губы у нее дрожали, но с голосом она справилась. — Только никто не виноват, если он забредет не туда.

 — Ты права. Мне жаль, что ты слышала, что он там…

 — Не извиняйся. Лучше видеть и знать, что ты дура, чем оставаться в неведении и продолжать вести себя глупо.

 Она быстро вышла из машины. Он дождался, пока она войдет в дом, прежде чем ехать назад. Отчасти Фин даже жалел, что не влюблен в нее сам. Тогда бы он показал ей, что значит быть желанной.

 Но поскольку этот вариант не рассматривался, а ехать домой и стучать по каменной башке Бойла молотком смысла не было, он решил захватить с собой Коннора. Лучше они втроем уговорят бутылку виски и дадут Бойлу напиться, как и подобает друзьям.

 Айона прошла прямиком в дом. У нее не было желания плакаться кому-то в жилетку, будь это Брэнна или кто-то другой. Да она и не собиралась плакать. Она решила, что справиться поможет злость, и потому дала волю гневу.

 И она вошла в дом и на кухню, где Брэнна сидела за своей огромной книгой заклинаний в видавшем виды переплете из тисненой кожи. Перед ней лежал айпэд, ноутбук и несколько остро заточенных карандашей.

 Брэнна подняла глаза и вопросительно наклонила голову.

 — Ты что — туда и обратно?

 — Ага. Мне нужен большой бокал вина. — Айона подошла к шкафчику. — Ты будешь?

 Брэнна сдвинула брови.

 — Не откажусь. А что случилось? Опять с Кэвоном повстречалась?

 — Не всегда дело в Кэвоне и мировом зле, будь оно неладно. — Верная своему решению, Айона налила себе огромный бокал вина и второй, поменьше, для сестры.

 — Ну и ну! Как может настроение так измениться за какие-то двадцать минут? Твой конь тебе не обрадовался?

 — До Аластара я так и не дошла, и это тоже можно считать одной из причин, почему я такая злая. До коня не дошла. И не покаталась. — Она протянула Брэнне бокал и чокнулась. — Слэнче, черт возьми.

 Когда Айона плюхнулась за стол, Брэнна поднесла вино к губам и поверх бокала внимательно посмотрела на сестру. Злость — это факт. Но еще и обида. Она заговорила нарочито бодрым тоном:

 — Если не Кэвон и не конь — тогда что остается? Дай-ка подумать… Уж не Бойл ли?

 — В точку. Я как раз вошла в конюшню, когда он распинался перед Фином насчет того, как ему неудобно, что я все время кручусь рядом, отнимаю у него время и свободу, чтоб ее… Все время под ногами, да еще в постель запрыгнуть норовлю… Обвилась вокруг него, как лиана. Это я все цитирую.

 — Вот идиот! Надеюсь, ты ему врезала как следует? Мужики иногда такие сволочи, особенно как соберутся вместе.

 — Да, так это еще не все! Как будто этого было мало… Он решил, раз я сумела втереться в его жизнь, в его голову, его постель — значит, применила любовный приворот.

 — Что еще за фигня! — Брэнна невольно выругалась, хотя изначально была настроена на спокойное сострадание. — Да это шутка, наверное! Фин его небось подначивал по-приятельски, вот он и …

 — Брэнна, он не шутил. Он был злой, кричал. Не слышал даже, как я вошла. Орал, дескать, я до того к нему прилепилась, что у него на себя даже времени не остается. И я, оказывается, его приворожила. Здесь я, мол, новичок, пробую свои силы, вот и решила избрать его объектом для любовной ворожбы. Он еще Фина попросил снять с него приворот.

 — Вот же два идиота! — Последнее слово Брэнна произнесла на родном языке.

 — Не знаю, что это значит, но по звучанию похоже на ругательство, так что я с тобой согласна. Только к Фину это не относится. Он тоже сказал, что это бред.

 — Ну, хоть этот… Рада слышать. По крайней мере одного не придется превращать в слизняка и топить в пиве.

 Айона хотела засмеяться, но боль еще не прошла.

 На глаза ее навернулись слезы, в горле запершило. Айона помотала головой и сделала большой глоток из бокала.

 — Нет, нет и нет. Плакать я не буду! Надо только продолжать злиться.

 — А ты говорила с Бойлом или просто превратила его в маленького слизняка?

 — Говорила. — Одна слезинка все же прорвалась, Айона ее смахнула. — Я дала понять, что слишком уважаю себя, чтобы колдовством принуждать кого-то к любви. И к вожделению. Бойл стал извиняться, понес всякую чушь. Потом я попросила Фина отвезти меня домой. Он был очень мил.

 «Это он умеет, — подумала Брэнна. — Умеет быть невероятно милым. С некоторыми».

 — Тогда остается порадоваться, что он там оказался. Бойла оправдывать не стану. То, что он наговорил, — большое и неоправданное оскорбление для таких, как мы с тобой. Больше того — это обидно, ведь у тебя к нему было такое сильное чувство! С ним, конечно, бывает, иногда ни с того ни с сего ходит чернее тучи, а то, как бы помягче выразиться, не слишком вежлив, но я должна сказать, что не помню случая, чтобы он кого-то так обидел. Могу лишь предположить, что чувство к тебе его самого застигло врасплох.

 — Да плевать он хотел на чувства! И я не собираюсь лить слезы из-за человека, которому чувства ко мне не нужны! Вот возьму и напьюсь, но плакать ни за что не стану!

 — Разумный подход. — У Брэнны зазвонил телефон. — Это Коннор. Извини, я быстро. И где ты? — проговорила она в трубку вместо приветствия. — Да, здесь. Нет, мы уж как-нибудь без тебя обойдемся, ты же мужик как-никак. Это самое лучшее. Вот и прекрасно. Когда мне понадобится твой умный совет, я непременно обращусь. Валяйте в том же духе, продолжайте вести себя как трое ослов, а Бойл пусть вообще спасибо скажет, что я не делаю это пожелание буквальным.

 И она отключилась.

 — Фин заехал в школу за Коннором. Я ему посоветовала, как ты слышала, продолжать в том же духе. От мужиков разве чего хорошего дождешься? Позвоню-ка я Мире, если ты не против. Посидим, еще винца выпьем и выскажем все, что мы о них думаем. Нам есть что сказать!

 — Здорово! Правда! Только у тебя ведь работа…

 — Потом доделаю.

 — Ты меня жалеешь.

 — Еще бы я тебя не жалела! Но я не меньше твоего на них зла — за тебя, за себя, за каждую уважающую себя колдунью и за каждую уважающую себя женщину. Любовный приворот! Надо же такое удумать!

 

 Когда друзья вошли в дом, Бойл мерил шагами гостиную.

 — Где тебя черти носят? — начал он, но тут заметил Коннора. — А, ну ладно. Пока вы на меня не накинулись, хочу сказать: я не знал, что она там, и просто рассуждал вслух. Могу я поговорить в своей собственной конюшне?

 — Один вопрос, пока мы не начали… — Коннор поднял вверх палец. — Ты действительно считаешь, что для того, чтобы тебя заарканить, Айона применила колдовство? Заворожила тебя?

 — Я так сказал, тебе это отлично известно, но я так не считаю! Я просто выпускал пар, вот и все. Ну, почти…

 — Так ты все-таки думаешь, что она применила приворот?

 — Нет, но когда я…

 — Пока достаточно одного «нет», — оборвал его Коннор. — Это означает, что мне не обязательно бить тебе морду, а то ведь кончится тем, что ты меня отделаешь в хлам, а я бы лучше выпил пива. Твою-то мать, Бойл, тебе ли не знать, чем мы занимаемся и что для нас — за запретной чертой. То же относится и к Айоне, понимаешь?

 — Да знаю я! Но все это… Черт, ну врежь мне, что ли! Я не стану давать сдачи. Я это заслужил.

 — На таких условиях бить неинтересно.

 — Давай я! — вызвался Фин.

 — Ты ей не брат, — возразил Бойл, но тут же поднял руки и подставил подбородок. — Валяй, не стесняйся.

 Фин лишь улыбнулся.

 — Оставлю твое предложение про запас, а воспользуюсь им тогда, когда ты будешь меньше всего ожидать этого.

 — Как я не додумался? — Коннор скинул куртку. — Хочу пива, а потом ты мне расскажешь, как собираешься улаживать ссору.

 — Если бы только она проявила благоразумие…

 — Э-э, так не пойдет, приятель. — Коннор плюхнулся на большой кожаный диван. — А к пиву чипсов не найдется?

 — Сейчас организуем. Есть стейки, пускай Бойл у плиты чуток постоит, — решил Фин. — Попрактикуется в смирении и покаянии.

 — Послушай. — Бойл сел и подался вперед. — Ты спросил, говорил ли я серьезно, так? Я сказал, что нет, и точка. Достаточно?

 — А ей достаточно будет, как думаешь?

 — Я выпускал пар, — твердил Бойл. — Когда она успокоится, я ей скажу, что просто, так сказать, изливал душу и ничего такого не имел в виду. Вот и все.

 Коннор помолчал, потом оглянулся на Фина — тот нес бутылки «Смитвикса»[8] и пакет картофельных чипсов.

 — Я знал, что у него раньше тоже бывали бабы, — продолжил разговор Коннор. — Сам видел, а с некоторыми даже был знаком. Но если бы я этого не знал, то сейчас бы голову дал на отсечение, что этот парень только-только из пещеры, причем выполз сразу взрослым и ни разу в жизни женщину в глаза не видел.

 — Да пошел ты…

 — Покаяние. — Фин раздал пиво, плюхнулся на диван, вытянул ноги на большой журнальный стол, привезенный из какой-то поездки.

 — И не надейся.

 — Бьюсь об заклад, братишка, ты это сделаешь, и очень быстро. Сотню ставлю. Он же по ней с ума сходит! — повернулся он к Коннору.

 — Ну, ясное дело. Потому и истерику закатил.

 — Вот прямо сейчас поеду и поговорю с ней. И дело с концом!

 — Не советую. — Коннор взял горсть чипсов. — Она сейчас у Брэнны, а сестрица моя в данный момент не очень довольна твоим поведением. Наверняка еще и Миру позовет, и начнут они втроем слать на тебя проклятья.

 — Господи, но как же я тогда все исправлю, если она не желает со мной разговаривать, да еще позвала на помощь ведьму и бабу с острым, как бритва, языком?

 — Заварил кашу — теперь терпи до завтра, если не дольше, — посоветовал Фин. — Вот пара дней пройдет, тогда… Думаю, цветами тут не обойтись.

 Коннор запил чипсы пивом.

 — Наша Айона — натура романтическая, но в данном случае цветы — ничто в сравнении с нанесенным ей оскорблением.

 — Да не оскорблял я ее! — возразил было Бойл, потом смачно выругался и сделал большой глоток. — Ну ладно, допустим. Согласен. Думаю, признать свою неправоту и извиниться будет достаточно.

 Фин развалился на диване.

 — Вынужден с тобой согласиться насчет пещерного человека, Коннор, хотя мне это и больно. Она не мужик, братишка, и с ней не прокатит простое «извини, приятель». Попробую тебе помочь. Во-первых, цветы, поскольку она девушка романтически настроенная, а во-вторых, что-нибудь блестящее, чтобы видно было, что ты осознал глубину своей вины.

 Бойл в недоумении выпрямился в кресле.

 — То есть за то, что я выпустил немного пара, когда ее вообще не должно было быть рядом, я теперь должен покупать ей украшения? Ни за что! — Есть же у мужика какая-то гордость? Характер, в конце концов? — Это будет обычная взятка.

 — А ты смотри на это как на инвестицию, — предложил Фин. — Господи, парень, да ты что, никогда не вляпывался с бабой в дерьмо и потом из него не вылезал?

 Бойл стиснул зубы.

 — Если я не прав, так и говорю: я не прав. Если этого мало — до свидания. У меня никогда не было женщины, которая бы для меня что-то значила, так что…

 — А она — значит, — договорил Коннор.

 — Да уж это очевидно. — Он надулся над пивом. — Я не собираюсь налаживать отношения с помощью дурацких цветочков и побрякушек. Извинюсь, потому что мне действительно очень жаль… Видел бы ты ее лицо! Если бы она просто разозлилась, тут проще: наори на меня — и точка. Но я ее обидел, вот о чем действительно сожалею.

 Бойл поднялся.

 — Займусь мясом.

 — Парень от нее без ума, — констатировал Фин, когда Бойл вышел.

 — И поэтому паникует. И все бы хорошо, если бы не этот конфуз. Айона его простит, потому что сердце у нее доброе и она по нему точно так же с ума сходит. Но счастье к ней вернется только тогда, когда он даст ей то, что она готова дать ему.

 — То есть?

 — Любовь. Безраздельную и безоглядную. Цветы, побрякушки — все это только для поднятия настроения, да и то когда она созреет. Но чтобы она опять засветилась, ему придется отдать ей себя целиком.

 — Кто ж от этого не засветится, — проворчал Фин.

 

 В лесном домике, в гостиной, происходил другой разговор.

 Айона забилась в угол дивана. Приехала Мира, да не с пустыми руками — с пиццей и мороженым.

 — Пицца, мороженое с бисквитной крошкой, вино и девочки. — Айона подняла бокал. — О чем еще можно мечтать?

 — А у меня всегда в морозилке пицца и мороженое — на всякий пожарный.

 — И отлично. Надо нам всем стать лесбиянками.

 — Давай ты будешь только за себя говорить, а? — Мира с улыбкой взяла себе еще кусок.

 — Мне кажется, амазонки, скорее всего, были лесбиянками. Во всяком случае, некоторые из них. Кстати, когда я тебя в первый раз увидела, подумала, что ты похожа…

 Мира чуть не подавилась и поспешила запить пиццу вином.

 — То есть ты на меня взглянула и думаешь: «Ого, вон лесбиянка!» Да?

 — … на амазонку! О твоей сексуальной ориентации у меня и мысли не было. Потом я увидела вас с Бойлом вместе и решила, что у вас отношения, но оказалось, что нет. Амазонка, — повторила Айона. — Высокая, красивая и статная. Кажется, я немного пьяна. — Она улыбнулась Брэнне. — Спасибо.

 — Обращайтесь.

 — Мы все можем стать амазонками.

 — Ты для этого росточком не вышла, — заметила Мира.

 — У меня другие достоинства!

 — И немалые, — добавила Брэнна.

 — Вот именно! Смотри, что я умею! — На ладони у Айоны затрепетал огненный шарик.

 — Когда ты немного пьяна, как ты говоришь, — предостерегла Брэнна, — лучше не играть ни с огнем, ни с магией.

 — Правильно. — Шар исчез. — Но главное, я это умею. И я в состоянии о себе позаботиться. Вот куплю машину и, когда захочется прокатиться по окрестностям, прекрасно съезжу сама. И силы, и характера у меня в достатке. Никакой мужик мне сто лет не нужен.

 — Раз мы собрались стать амазонками, то мужиков будем использовать исключительно для секса — или что нам еще взбредет в голову, а потом гнать взашей или вообще убивать.

 — Так и сделаем! — подхватила Айона с одобрительным кивком. — Убивать не будем — это уж чересчур, а секс и всякое разное — за милую душу. Я секс люблю.

 — За это выпьем! — Мира подняла бокал, выпила и взглянула на Брэнну.

 — Ты что, за секс не пьешь?

 — Выпить-то я выпью, только у меня уже давно никакого секса не было…

 Айона вздохнула с пьяной грустью.

 — Да у тебя секс с любым мог бы быть! Ты такая красивая.

 — Спасибо большое, но «с любым» меня в данный момент не привлекает.

 — Она у нас в этом вопросе девушка щепетильная, — добавила Мира.

 — Я тоже. Вернее сказать — была. Теперь, думаю, не буду. А какой был секс с Бойлом…

 — А ну, расскажи! — попросила Мира. — И поподробнее! Времени у нас вагон.

 Айона рассмеялась и отхлебнула еще вина.

 — Пылкий, бешеный, жаркий. Как будто в любую минуту мир может исчезнуть, а вам кровь из носа надо успеть насладиться друг другом.

 — Ну, такого секса у меня давно не было…

 — Теперь — все. — Айона сделала жест, обозначающий, что делу конец. — Надо стать циничной. А от любви меня просто тошнит. Да и кому она нужна, эта любовь, когда есть пицца, мороженое и девчонки?

 — А я всегда думала, любовь — это самое сладкое. Как глазурь на торте.

 Айона фыкнула, ткнув в Миру пальцем.

 — От сладкого толстеют. И еще кариес…

 — Риск, конечно, есть, но… Сперва торт нужно испечь. Да так, чтобы тебе самой понравилось. А потом уж решаешь, покрывать его глазурью или нет.

 — То есть — любить или нет? — «Ну нет, — подумала Айона. — Любовь сама выбирает, тебя и не спрашивают». — Но как решить? Ты испекла торт, вот он, перед тобой, и ты думаешь, ах, какой хороший тортик, мне в самый раз. Потом ты разок моргнула — и вот тебе, пожалуйста, откуда ни возьмись появляется эта чудесная глазурь.

 Мира развела руками.

 — Ты можешь ее соскрести.

 — Можно, конечно, — согласилась Брэнна. — Но вместе с ней сойдет и часть теста, а всю глазурь все равно убрать не удастся.

 — И это грустно. Но похоже на правду, — пробурчала Айона. — Горькую правду. Нам грустить нельзя! Я против! Нужна музыка, — осенило ее. — Не сыграешь, Брэнна? Мне нравится, как ты играешь.

 — Почему бы и нет? — Брэнна встала. — Настроение как раз подходящее. Пойду принесу скрипку, а ты, Мира, настраивай связки.

 Брэнна вышла. Айона поднялась поворошить кочергой в камине.

 — Ответ Брэнны мне известен, я же видела ее с Фином и историю их знаю. А ты когда-нибудь любила?

 — Если продолжить метафору, мне доводилось макнуть палец в глазурь и попробовать раз или два, но не больше. — Мира чуть подалась вперед. — Я только хотела сказать, что Бойл иногда ведет себя как идиот.

 — Брэнна его тоже каким-то словом обозвала. Вашим ирландским.

 — И это, кстати, относится к большинству мужиков. Но, как ни грустно признать, наша сестра тоже временами совершает глупости. И еще я хочу сказать, я его давно знаю и никогда не видела, чтобы он на девушку смотрел такими глазами, как на тебя смотрит.

 В этом Айону можно было не убеждать. Она это и сама чувствовала. Однако…

 — Жаль, этого недостаточно. Моя проблема в том, что мне вечно хочется большего.

 — Почему ты называешь это проблемой?

 — Это становится проблемой, когда ты этого не понимаешь.

 Вернулась Брэнна со скрипкой в футляре, и Айона плюхнулась на диван.

 — Он там, — сказала Брэнна.

 — Бойл? — Черт возьми, сердечко-то как затрепетало!

 — Нет. Кэвон.

 Теперь затрепетали нервы, и они с Мирой разом вскочили.

 — Вокруг дома сплошной туман, до самых окон. Подглядывает, не иначе.

 — Что же нам делать? — Они дружно подошли к окну, и Айона теперь тоже видела плотную серую пелену. — Нельзя сидеть сложа руки!

 — А мы и не будем. У нас в программе музыка. Дом защищен, моя защита ему не по зубам. — Брэнна достала смычок и скрипку. — Так что можем выпить еще вина, и я вам поиграю. И пусть он эту музыку засунет себе в задницу!

 — Тогда что-нибудь бодренькое, — попросила Мира и поднесла к окну выставленный средний палец. — Танцевальное. Попробую научить Айону паре движений.

 — Я схватываю на лету, — откликнулась та, обращаясь не столько к Мире, сколько к тому, кто крался под окнами.