• Братья Хорнблауэр, #2

Глава 5

 

 Пусть она называла это простой жизнью. Пусть он называл это примитивной жизнью. Но в процессе приготовления на огне попкорна он нашел что-то утешительное, мирное и успокаивающее.

 А она здорово натаскалась, отметил он, глядя, как ловко она встряхивает старомодным устройством, похожим на глубокую кастрюлю с длинной ручкой. От аппетитного запаха рот у него увлажнился; зерна подпрыгивали и взрывались. Он, конечно, мог представить себе процесс, в результате которого зерна превращаются в хрустящий белый попкорн, но куда интереснее оказалось просто наблюдать.

 — Мы здесь всегда так готовили попкорн, — прошептала Санни, глядя в огонь. — Даже летом, когда изнемогали от жары. Мама или папа разжигали камин, а мы с Либби вырывали друг у друга кукурузницу. — При этом воспоминании губы у нее невольно растянулись в улыбке.

 — Здесь ты была счастлива.

 — Конечно! Может, я бы и дальше была счастлива здесь, но открыла для себя весь мир. А ты что думаешь о мире, Джей-Ти?

 — О каком?

 Смеясь, она еще раз встряхнула кукурузницу.

 — Зря я спросила, ты ведь астро… как тебя там? Наверное, половину времени твоя голова пребывает в космосе.

 — Да уж.

 Санни села на пол по-турецки. Ее лицо освещалось отблесками пламени. Красивое лицо, правильные черты… Вот сейчас она наконец расслабилась. Видимо, всерьез относится к заключенному перемирию и произносит первое, что приходит в голову, — как будто они давние друзья.

 Джейкоб попивал пиво и слушал, хотя почти ничего не знал ни о кино, ни о музыке, о которых говорила она. И о книгах тоже. Некоторые названия казались смутно знакомыми, но на чтение художественной литературы он тратил мало времени.

 Исследуя жизнь в XX веке, он бегло прочел о бытовавших тогда развлечениях, но, конечно, полностью не освоил те сферы, в которых сейчас витала Санни.

 — Ты что, не любишь кино? — спросила она наконец.

 — Я этого не говорил.

 — Ты не видел ни одного фильма из тех, о которых я упомянула! Ни одного популярного фильма за последние полтора года.

 Интересно, подумал Джейкоб, что она скажет, если он ответит: последний видеообраз, который он успел посмотреть, снят в 2250 году.

 — Просто я последнее время много работал в лаборатории.

 Санни невольно пожалела его. Она ничего не имела против работы; иногда она и сама трудилась, не жалея сил, но предпочитала оставлять время и для отдыха.

 — Что, крепко тебя прижали?

 — Кто?

 — Те, на кого ты работаешь. — Она держала устройство для приготовления попкорна обеими руками.

 Джейкоб невольно улыбнулся: последние пять лет он сам себе хозяин и сам принимает на работу новых сотрудников.

 — Нет, просто работа, которой я занимаюсь, поглощает все мое время.

 — Чем же ты занимаешься?

 Подумав, он решил, что правда не повредит. Более того, ему хотелось посмотреть, как она отреагирует.

 — Путешествиями во времени.

 Санни рассмеялась, но потом увидела выражение его лица и откашлялась.

 — Ты не шутишь?

 — Нет. — Он покосился на допотопную кукурузницу. — Кажется, сейчас сгорит.

 — Ой! — Она выдернула кукурузницу из огня и поставила на решетку. — Ты правда занимаешься путешествиями во времени, как у Герберта Уэллса?

 — Не совсем. — Джейкоб вытянул ноги; пламя приятно согревало подошвы. — Дело в том, что… грубо говоря, время и пространство относительны. Важно все рассчитать, воплотить теорию на практике.

 — Ага… Е равно мц-квадрат… Нет, правда, Джей-Ти, ты серьезно хочешь путешествовать во времени? — Она тряхнула головой, очевидно озадаченная. — Как мистер Пибоди и Шерман в «Приключениях Рокки и Бульвинкля»?

 — Кто?

 — Да-а… Судя по всему, детство у тебя было трудное. Это мультик такой, неужели не знаешь? И там ученый пес…

 Джейкоб поднял руку и прищурился; его глаза превратились в две зеленые щелочки.

 — Пес — ученый?!

 — В мультике, — терпеливо объяснила Санни. — Признайся, ведь у него был друг, мальчик Шерман. Да ладно, не важно, — добавила она, заметив, какое у него сделалось лицо. — Они меняли годы, в которые могли путешествовать на своей машине.

 — На машине времени.

 — Вот именно. И отправлялись в прошлое. Например, попадали в Рим времен Нерона или в Британию времен короля Артура.

 — Очаровательно!

 — Очень занятно. Был такой мультик, Джей-Ти. На самом деле в такое невозможно поверить.

 Он загадочно улыбнулся:

 — Ты веришь только тому, что видишь собственными глазами?

 — Нет. — Санни нахмурилась, взяла прихватку и сняла крышку с кукурузницы. — Не всегда. — Она усмехнулась и попробовала попкорн. — А может, и да. Я реалистка. В нашей семье определенно нужен хоть один реалист.

 — Даже реалисту приходится с чем-то соглашаться.

 — Да, наверное. — Санни зачерпнула еще горсть попкорна и принялась фантазировать: — Ну ладно. Итак, мы находимся в машине времени мистера Пибоди. Куда… или, точнее, в какое время ты бы отправился? Куда бы переместился, будь у тебя такая возможность?

 Джейкоб залюбовался ею. Она смеялась, и в ее глазах плясали веселые огоньки.

 — Возможности безграничны. Ну а ты?

 — Сейчас, дай подумать… — Забыв о бутылке с пивом, которую она держала в руке, она продолжала: — Либби, наверное, с ходу назвала бы сотню мест, куда она захотела бы переместиться, — и все в прошлом. Она бы полетела к ацтекам, инкам, майя. Не сомневаюсь, что папа тоже отправился бы в прошлое… в прошлый век, побывал бы в городках, ставших легендами Дикого Запада, — Тумстоуне или Додж-Сити. Ну и мама бы поехала туда же — чтобы присматривать за отцом.

 Джейкоб тоже взял себе попкорна.

 — Я спрашивал о тебе.

 — Я бы полетела вперед. Хочу посмотреть, что будет потом, дальше.

 Он ничего не ответил; сидел и молча смотрел в огонь.

 — Охотно бы переместилась на сто, а может, и на двести лет вперед, в будущее. В конце концов, о том, какой жизнь была раньше, можно узнать из книг и учебников истории. А вот что будет потом… Мне кажется, гораздо интереснее взглянуть на то, что же потом получилось. — Санни покосилась на него и рассмеялась. — Неужели тебе в самом деле платят деньги за такие исследования? По-моему, гораздо практичнее вычислять, как проехать по Манхэттену в час пик менее чем за сорок минут!

 — Я имею право сам выбирать тему своей работы.

 — Наверное, приятно самому решать, что делать. — Санни размякла; сейчас его общество вполне устраивало ее. — А я вот львиную долю своей жизни пытаюсь понять, чем мне хочется заниматься. Наверное, я никудышный работник, — продолжала она со вздохом. — Терпеть не могу всяких правил и начальства. Зато люблю поспорить.

 — Неужели?

 Ей понравилась его улыбка.

 — Да, представь себе! Но, видишь ли, я так часто бываю права, что мне очень трудно признать себя неправой. Иногда я жалею, что я не такая… гибкая.

 — Почему? В мире полно людей, которые умеют прогибаться.

 — Наверное, они счастливее меня, — прошептала Санни. — А идти на компромисс тебе ведь всегда неприятно? Да и признавать свою неправоту тоже не хочется.

 — Мне уж точно не хочется.

 Она рассмеялась и лениво потянулась.

 — Мне тоже. Придется нам всю ночь следить за огнем, чтобы не замерзнуть. Будем меняться. — Она зевнула и подложила руки под голову. — Разбуди меня через два часа, и я тебя сменю.

 Убедившись, что она спит, Джейкоб накрыл ее пестрым покрывалом и поднялся на второй этаж. Менее чем за десять минут он изменил необходимые настройки и подключил к ее настольному компьютеру свое микроустройство. Конечно, памяти в микроустройстве гораздо меньше, чем в бортовом компьютере на звездолете, но ее хватит, чтобы написать отчет и найти ответы на накопившиеся у него вопросы.

 — Компьютер, включайся!

 — Есть! — отозвался тихий, бесстрастный механический голос.

 — Диктую отчет. Хорнблауэр Джейкоб. Сегодня 20 января. Из-за метели вынужден остаться в хижине. Здесь отключилось электричество — в XX веке энергоснабжение крайне ненадежно. Видимо, электричество передается по проводам, которые повреждаются во время метели. Около восемнадцати ноль-ноль свет отключился. Каково приблизительное время починки?

 — Загрузка данных… Сведений недостаточно.

 — Этого я и боялся. — Подумав, он продолжал: — Санбим Стоун очень изобретательна. Для освещения она использует свечи… восковые свечи! Для тепла жгутся дрова. Тепла, конечно, не хватает; камин обогревает лишь небольшую площадь. Однако живой огонь… — он долго подыскивал нужное слово, — создает уют. — Злясь на себя, он снова замолчал. Лучше не вспоминать, какой соблазнительной она показалась ему при свете пламени. — Как я уже сообщал ранее, характер у Санбим Стоун тяжелый. Она агрессивна и вспыльчива. Но, несмотря на недостатки, она щедрая, великодушная, время от времени вполне доброжелательная и всегда… — С губ едва не слетело слово «желанная». Джейкоб поспешил прикусить язык. — Весьма интересная особа, — продолжал он. — Считаю необходимым дальнейшее наблюдение. И все же не верится, что она — типичная представительница своего времени. — Он снова помолчал и побарабанил пальцами по столешнице. — Компьютер, как женщины в XX веке относились к процессу сочетания?

 — Загрузка данных.

 Как только Джейкоб задал вопрос, ему захотелось отозвать его. Но компьютер ответил быстро:

 — Необходимой составляющей считалось физическое влечение, которое иногда именовали алхимией. Девяносто семь целых и шесть десятых особей женского пола предпочитали испытывать и эмоциональное притяжение. Кратковременные половые связи на данном отрезке XXстолетия вышли из моды. Приветствовалась взаимная ответственность сексуальных партнеров. Приветствовалось умение красиво ухаживать…

 — Что такое «красиво ухаживать»?

 — Загрузка данных… Ухаживать — значит окружать заботой, комплиментами и подарками, создавать романтическую обстановку. Олицетворением романтической обстановки признавались слабое освещение, тихая музыка, цветы. Признаками ухаживания также считались…

 — Хватит! — Джейкоб потер лицо. Может, он сходит с ума? С чего вдруг он задает компьютеру такие антинаучные вопросы? И с чего вдруг его тянет завязать такие совершенно антинаучные отношения с Санни Стоун?

 Он приехал сюда с одной целью… нет, с двумя. Первая цель самая важная — он должен найти брата и вернуть его домой. Вторая — собрать как можно больше сведений об интересующей его эпохе. Санни Стоун — живая свидетельница. Она предоставит ему необходимые данные, и больше ничего.

 Его влечет к ней. Совершенно антинаучно и вопреки всякому здравому смыслу, зато вполне осязаемо. Можно ли хотеть женщину, которая раздражает его почти так же, как забавляет? Почему его волнует женщина, с которой у него так мало общего? Их разделяют столетия. Ее мир, хотя и привлекательный в строго научном, так сказать, клиническом смысле, в целом ужасно расстраивает его. И она… тоже его расстраивает, доводит до бешенства.

 Сейчас самое лучшее — вернуться на звездолет, запрограммировать компьютер на возвращение и лететь домой. Если бы не Кэл, он бы так и поступил. Джейкоб внушал себе, что остается здесь только ради Кэла.

 Он осторожно отсоединил от компьютера свое мини-устройство и сунул его в карман. Когда он спустился вниз, Санни еще спала. Стараясь двигаться тихо, он подбросил в огонь еще одно полено и сел на пол рядом с ней.

 Шли часы, но ему не хотелось ее будить. Сам он приучился спать мало или обходиться вовсе без сна. Больше года подряд его стандартный рабочий день продолжался восемнадцать часов. Чем ближе было к концу расчетов, необходимых для успешного путешествия в прошлое и обратно, тем больше он спешил. И ведь он добился успеха! Джейкоб смотрел, как огонь пожирает дрова. Он добрался в то место и время, куда хотел. Правда, появился на несколько месяцев позже запланированного срока.

 И что же? Оказывается, его брат успел жениться! Если верить Санни, он счастлив и доволен жизнью. Кэлу трудно будет прочистить мозги. Но он постарается.

 Конечно, Кэлу придется нелегко, но он, Джейкоб, все ему растолкует. Все ясно как день. Человек принадлежит тому времени, в котором он родился. У него своя жизнь. И кроме того, его опрометчивая выходка способна вызвать самые неожиданные и нежелательные последствия. Как круги по воде… точнее, по всей Вселенной.

 Поэтому он просто обязан забрать брата в будущее, откуда они оба родом. Постепенно Кэл забудет женщину по имени Либби. Точно так же, как он, Джейкоб, забудет Санбим Стоун… так он себе внушал.

 И тут она пошевелилась и тихо вздохнула. Его словно током ударило. Несмотря на то что он только что пришел к вполне логичным выводам, он повернулся к ней и стал смотреть, как она просыпается.

 Она взмахнула ресницами и открыла глаза. В полумраке ее веки и ресницы походили на крылья экзотической бабочки. Глаза, еще затуманенные спросонок, были огромными, темными. Его она не замечала; она недоуменно смотрела на мерцающее пламя и медленно потягивалась всем телом — каждой мышцей. Толстый красный свитер натянулся, подчеркнув все изгибы ее фигуры.

 У него пересохло во рту. Сердцебиение участилось. Он проклял бы ее, но на это не было сил. Сейчас она была так невероятно красива, что он мог лишь тихо сидеть на месте и молиться о том, чтобы ему вернули здравый рассудок.

 Санни тихо застонала. Джейкоб прищурился. Она перевернулась на спину, закинула руки за голову, потом подняла их к потолку. Впервые в жизни ему страстно захотелось выпить.

 Наконец она повернула к нему голову:

 — Почему ты меня не разбудил?

 Голос у нее спросонок был низкий, хрипловатый. При звуках этого голоса кровь отлила от головы Джейкоба и устремилась вниз.

 — Я… — Смешно, но оказалось, что ему трудно говорить. — Раз уж мы здесь вместе, то…

 Голова отключилась. Позже, когда у него появится время для размышлений, он скажет себе, что у него сработал рефлекс — такой же непроизвольный, как, скажем, коленный или глотательный. Он действовал интуитивно. Он ничего не планировал заранее. И конечно, его поступок нельзя было назвать умным.

 Он притянул ее к себе и, положив руку ей на затылок, прильнул губами к ее губам. Она забилась; изумление и гнев прибавили ей сил. Но он лишь крепче прижал ее к себе. Так страстно он еще никогда не хотел поцеловать ни одну женщину. Ради единственного поцелуя он готов был умереть!

 Санни яростно вырывалась; она цеплялась за свою злость, потому что ее раздирали на части противоречивые чувства. Радость, желание, исступление. Хотелось отыграться на нем, но с губ слетел лишь стон удовольствия. Не помня себя, она закинула руки ему на голову. Никогда еще телесная жажда так сильно не томила ее.

 Он понял ее, сначала рывком посадил ее себе на колени, а потом они оба упали на пол. Он дышал затрудненно, прерывисто — как и она. И губы, и руки его словно обезумели. И она, воспламенившись, отвечала ему. В очаге треснуло полено, вверх взметнулся фонтанчик искр. Задул ветер, и в комнату ворвалось облачко дыма. Санни же услышала лишь хриплый стон, сорвавшийся с его губ.

 Ей показалось, что она давно ждала его. Ей не хватало противоборства, вызова, возбуждения… Она бесстрашно отдалась новым ощущениям и позволила новой силе овладеть собой.

 Внутри у него как будто что-то взрывалось; взрывы повторялись снова и снова. Жар, вожделение, похоть все больше распаляли его. И ему все было мало. Чем больше он брал, тем больше ему хотелось. Запрокинув ей голову, он нащупал губами ее шею — длинную, стройную шею, которая так возбуждала его; от нее исходил теплый соблазнительный аромат. Он пробежал губами по ее шелковистой коже, то лаская ее губами и языком, то покусывая губами. Он был похож на томимого жаждой, который пьет и никак не может напиться.

 Отблеск пламени упал ей на лицо; его руки нетерпеливо шарили под толстым свитером. Ее кожа напоминала розовый лепесток, горячий атлас. Он дотронулся до ее груди, и она задрожала всем телом… его тоже начало колотить.

 Не сводя с нее глаз — между ними плясали тени, — он снова прильнул к ней губами.

 Он как будто погружался в сон. Не в сладкий и загадочный, а в яркий, цветной и полный звуков. По мере того как он все глубже утопал в ней, она обволакивала его. Ее руки, следуя его примеру, жадно шарили у него под свитером, ощупывали бугорки мускулов.

 Он покрывал поцелуями ее лицо; она наконец закрыла глаза. И сердце ее, всегда такое сильное и отважное, ухнуло куда-то вниз.

 Любовь стала для нее настоящим откровением. Задыхаясь, она льнула к нему. Ее губы горели огнем, а она вся таяла. Руки беспомощно упали вдоль тела.

 Ощутив свою беспомощность, она вдруг дернулась, движения ее стали хаотичными. Нет, то, что сейчас происходит, не может быть любовью! А обманываться глупо и опасно.

 — Джейкоб, остановись!

 — Остановиться? — Он куснул ее за подбородок — не слишком нежно.

 — Да. Прекрати!

 Он сразу почувствовал в ней перемену; она в досаде вырывалась, хотя тело ее по-прежнему дрожало от страсти.

 — Почему?

 — Потому что я…

 Рассчитанным движением он пробежал пальцами вдоль ее позвоночника. Ее глаза снова подернулись дымкой, голова безвольно откинулась назад.

 — Я хочу тебя, Санни. А ты хочешь меня.

 — Да… — Что же он с ней делает? Она подняла руку, собираясь возразить, потом безвольно бросила ее ему на грудь. — Нет. Не надо!

 — Чего не надо?

 — Делать того, что ты делаешь.

 Дрожь сотрясала все ее тело. Какая она беззащитная! Джейкоб не смог скрыть досаду и в сердцах выругался. Неожиданно он понял: он не может взять ее силой. Раз она не хочет, он не станет пользоваться своим положением… у него тоже есть принципы.

 — Хорошо. — Он рывком поставил ее на ноги.

 По-прежнему дрожа, она опустилась на пол и подтянула колени к груди. Ее словно вынули из раскаленной печи и бросили в снег.

 — Мы не должны были… Нельзя так быстро…

 — Нет, можно, — возразил он. — И глупо делать вид, будто между нами ничего не происходит.

 Он встал и подошел к камину. Санни подняла голову. От поленьев до сих пор исходил жар. Несколько свечей, которые они не потушили, почти догорели. За окном занимался серый рассвет; метель продолжалась, но стало чуть светлее. За окнами по-прежнему завывал ветер.

 В его объятиях она забыла обо всем. И о метели, и об окружающем их мире. В те минуты для нее не существовало никакой метели, кроме той, что бушевала внутри ее. Пропал внешний жар — и остался только тот, который она испытывала сама. Она нарушила слово, данное самой себе. Когда-то давно она поклялась, что никогда не потеряет голову из-за мужчины.

 — Тебе-то легко… — протянула она с удивившей ее саму горечью.

 Джейкоб оглянулся и внимательно посмотрел на нее. Нет, ему совсем нелегко. Казалось бы, что тут такого — а ему нелегко. Он сам себе удивлялся.

 — А почему все должно быть сложно? — спросил он скорее не ее, а самого себя.

 — Я не занимаюсь любовью с незнакомцами. — Санни вскочила на ноги.

 Вдруг ей ужасно захотелось выпить кофе — и побыть одной. Оставив его в гостиной, она убежала на кухню и вынула из холодильника газированную воду. С кофе придется подождать.

 Глядя ей вслед, он вспоминал все, что сообщил ему компьютер. Физическое влечение между ними, безусловно, есть. И, как ни неприятно сознаваться в этом, эмоциональное притяжение тоже. Если он будет злиться, ничего хорошего не выйдет. Видимо, она реагирует совершенно нормально для своего времени. Это он идет не в ногу. Печально, но… ничего не поделаешь.

 Как же сильно он хочет ее! Он обязательно ее добьется. Если рассуждать логически, его шансы на успех возрастут, если он будет добиваться ее способами, какие она ожидает от типичного мужчины XX столетия, то есть если будет ухаживать за ней.

 Джейкоб досадливо вздохнул. Он так и не понял, что такое «ухаживать», но, кажется, угадал, каким должен быть первый шаг. Судя по всему, за прошедшие века изменилось немного.

 Когда он зашел на кухню, она стояла у окна и смотрела на беспрестанно падающий снег.

 — Санни! — Видимо, напугал ее — она вздрогнула от неожиданности. — Прости меня.

 — Мне не нужны твои извинения.

 Джейкоб возвел глаза к потолку. Терпение, терпение!

 — Что же тебе нужно?

 — Ничего. — Она удивилась, поняв, что вот-вот расплачется. Санни никогда не плакала! Она терпеть не могла слезы и считала их проявлением слабости. Слезы приводили ее в замешательство. Санни всегда предпочитала слезам вспышку гнева. Но слезы невольно наворачивались на глаза. Она упрямо боролась с ними. — Забудь обо всем.

 — О чем? О том, что случилось, или о том, что меня к тебе тянет?

 — Обо всем. — Она повернулась к нему. Хотя глаза ее были сухими, они ярко горели, отчего ему стало очень не по себе. — Не имеет значения.

 — А по-моему, имеет. — Джейкоб не понимал, что делать дальше. Если она будет и впредь смотреть на него так, ему придется снова прикоснуться к ней. Движимый инстинктом самосохранения, он сунул руки в карманы. — Наверное, мы неправильно истолковали сигналы друг друга.

 Несмотря на раздиравшие ее чувства, Санни удивилась странному подбору слов.

 — Я не… хочешь сказать, мы неправильно истолковали знаки?

 — Да, наверное.

 На нее вдруг навалилась огромная усталость. Она медленно провела рукой по волосам.

 — Вряд ли… Давай назовем то, что было, временным помешательством.

 — Что же нам теперь делать?

 Если бы она знала!

 — Слушай, Джей-Ти. Мы с тобой оба взрослые люди. Значит, давай и вести себя как взрослые.

 — Да, я тоже так считаю. — Он натужно улыбнулся. — Извини, что огорчил тебя.

 — Виноват не ты один. — Ей удалось улыбнуться ему в ответ. — Все дело в обстоятельствах. Мы здесь одни, электричество вырубилось. Свечи, камин… — Она беспомощно и жалко пожала плечами. — Тут кого угодно занесет!

 — Раз ты так говоришь… — Он шагнул к ней. Она отступила назад. Джейкоб решил, что нужно выработать новую тактику. — Но меня тянет к тебе даже и без свечей.

 Санни хотела возразить, поняла, что не знает, что говорить, и снова провела рукой по волосам.

 — Ложись спать. А я принесу еще дров.

 — Хорошо. Знаешь, Санбим…

 Она обернулась. Услышав, как он называет ее полным именем, она удивилась и обиделась.

 — Мне понравилось целоваться с тобой, — признался он. — Очень понравилось!

 Что-то прошептав себе под нос, она закуталась в куртку и бежала на улицу.

 

 День тянулся медленно. Может, Санбим и хочется, чтобы он на время отключился, а ему не спится. Спит он или бодрствует, он здесь. Пока он здесь, он вторгается в ее жизнь. Временами, хотя она пыталась забыться в книгах, Санни так явственно ощущала его близость, что ей хотелось закричать.

 Он читал — прямо глотал — роман за романом, которые брал с книжной полки. Сидеть обоим приходилось в гостиной; они по очереди ходили за дровами и следили за тем, чтобы огонь не погас.

 Обедали холодными сандвичами, хотя Санни удалось вскипятить над очагом воду для чая. Они почти не разговаривали друг с другом.

 К вечеру оба вымотались, устали и злились из-за своего вынужденного заточения. Кроме того, оба втайне гадали, что было бы, если бы они провели день вместе, под одеялом, а не в противоположных углах комнаты.

 Джейкоб подошел к окну. Санни тут же демонстративно отошла подальше и поворошила дрова в очаге. Он листал очередную книгу. Она сходила за пачкой печенья. Он принес еще свечей.

 — Ты это читала?

 Санни обернулась. За час он впервые обратился к ней.

 — Что?

 — «Джен Эйр».

 — Ну да, конечно. — Какое облегчение снова разговаривать! Словно предлагая перемирие, она протянула ему печенье.

 — Ну и как тебе?

 — Люблю читать о прошлом. Тогда нравы были такими строгими и пуританскими, хотя под покровом цивилизованных манер у всех бушевали страсти.

 Джейкоб невольно улыбнулся:

 — Ты так думаешь?

 — Да. И конечно, книга прекрасно написана… и очень романтична. — Она села на диван, а ноги закинула на ручку. Глаза у нее были немного сонные, а ее аромат — черт ее побери — проникал повсюду. — Некрасивая бедная девушка завоевала сердце таинственного и мужественного красавца.

 Он смерил ее озадаченным взглядом:

 — По-твоему, это романтично?

 — Конечно. А еще в книге есть вересковые пустоши, открытые всем ветрам, и страшная трагедия, и жертва. Кстати, несколько лет назад вышел потрясающий фильм. Ты его видел?

 — Нет. — Джейкоб отложил книгу. Озадаченность не проходила. — У мамы дома есть такая. Она любит читать романы.

 — Наверное, ей хочется расслабиться после трудного дня в суде.

 — Наверное.

 — Чем занимается твой отец?

 — Так, всем помаленьку. — Сердце ему сжала тоска. Как бесконечно далеко от него сейчас родители! — Он любит заниматься садоводством.

 — И мой тоже. Естественно, лекарственными травами. — Санни ткнула в свою пустую чашку. — Но и цветы он тоже любит. Когда мы были маленькие, он выращивал овощи в огородике за кухней. Мы практически питались одними овощами… кажется, я наелась ими на всю жизнь, поэтому сейчас я их избегаю.

 Он постарался представить себе ее детство и не смог.

 — Как же вы здесь жили?

 — Мне казалось, что так и должно быть. — Санни лениво поворошила поленья и села рядом с ним на диван, на секунду забыв о бушующей внутри ее буре. — Я думала, все остальные тоже живут так, как мы. Но потом наша семья переехала в большой город, я увидела море огней, толпы людей, высокие здания. Как будто разбили калейдоскоп и подарили мне кучу разноцветных стекляшек. Когда хотели, мы возвращались сюда, и я очень радовалась. — Зевнув, она снова упала на подушки. — А мне хотелось туда, в шумный город. Здесь почти ничего не меняется, и это тоже хорошо, потому что всегда знаешь, чего ждать. Зато в городе всегда происходит что-то новое. В общем, я люблю прогресс.

 — Но сейчас ты здесь.

 — Я вроде как сама наложила на себя епитимью.

 — За что?

 Санни дернула плечом:

 — Долго рассказывать. Ну а ты? Тоже городской мальчишка, который жаждет сельской тишины?

 Джейкоб отвернулся и долго смотрел в окно.

 — Нет.

 Она рассмеялась и похлопала его по руке.

 — Итак, мы оба очутились здесь; мы два горожанина, вынужденно запертые в глуши Северо-Запада. Хочешь сыграть в карты?

 Он тут же повеселел:

 — В покер!

 — Идет!

 Они одновременно вскочили и — этого не могло не случиться! — налетели друг за друга. Он механически взял ее за руку и не выпустил. Напрягся — и она тоже. По-другому и нельзя! Ему с трудом удалось не дотронуться другой рукой до ее лица. Сегодня она ничем не подчеркнула свою красоту. Ни следа косметики. Губы — полные, возбуждающие — не покрыты помадой. Он с трудом оторвал от нее взгляд.

 — Ты очень красивая, Санбим.

 Внутри у нее все закипело. Стало больно дышать.

 — Я же просила не называть меня так!

 — Иногда само вырывается. Я всегда думал, что красота происходит от случайного сочетания генов или достигается благодаря некоторым навыкам. Ты меня удивляешь.

 — Ты очень странный тип, Хорнблауэр!

 Его губы дернулись в подобии улыбки.

 — Ты и не представляешь, до чего я странный! — Он поспешно отступил. — Давай лучше играть в карты.

 — Отличная мысль. — Она облегченно вздохнула, взяв с полки колоду. Если она ненадолго останется одна, возможно, она пороется в себе и поймет, почему он так ее волнует. — Покер у камина. — Она опустилась на пол. — Кстати, это по-настоящему романтично.

 Джейкоб опустился напротив.

 — Неужели?

 — Готовься к проигрышу!

 Но он все время выигрывал… Санни прищурилась и смерила его изумленным взглядом. За неимением лучшего они играли на печенье; кучка печенья рядом с Джейкобом все время росла.

 — Если ты все это слопаешь, то растолстеешь.

 Он только улыбнулся:

 — Нет, не растолстею. У меня отличный обмен веществ!

 — Да, наверное… — С такой фигурой, как у него, по-другому и быть не может. — Две пары, королевы и четверки.

 Он хмыкнул и перевернул карты.

 — А у меня фул. Три десятки и пара пятерок.

 — Ах ты, сукин… — Санни осеклась. Джейкоб придвинул к себе еще печенье. — Не хочется выглядеть неудачницей, но ты выиграл десять раз из двенадцати!

 — Должно быть, сегодня мне везет. — Он перетасовал колоду.

 — Или еще что-то.

 Он только хмыкнул.

 — Покер — такая же наука, как и физика.

 Санни схватила печенье.

 — Сдавай, Хорнблауэр!

 — Что, хочешь съесть свою ставку?

 Обидевшись, она швырнула печенье на середину.

 — Если я не ем несколько раз в день, то становлюсь страшно злая.

 — Так вот в чем дело!

 — Обычно я очень выдержанная.

 — Ничего подобного. — Ухмыльнувшись, он сдал карты. — Но ты мне все равно нравишься.

 — Я очень выдержанная, — упрямо повторила Санни, стараясь не выдать волнения: ей пришли два туза. — Кого хочешь спроси — даже двух моих последних начальников. Ставлю два!

 Джейкоб тоже добавил в банк два печенья. Такая она ему нравилась — настороженная, но дружелюбная. Она готова к борьбе и вспыхивает, как порох, при любом нарушении правил. В пляшущих тенях ее лицо кажется особенно нежным… Он заглянул в свои карты. Сейчас не мешает побольше о ней разузнать.

 — Чем ты занималась до того, как приехала сюда в намерении стать юристом?

 Она скорчила мину и вытянула три карты.

 — Продавала нижнее белье. Точнее, дамское нижнее белье. — Она вызывающе вскинула голову, ожидая увидеть на его лице презрение, и успокоилась, не заметив ничего подобного. — У меня целый комод набит отличным барахлом, купленным со скидкой.

 — Вот как, в самом деле? — Он ненадолго задумался, гадая, что, по ее мнению, означает словосочетание «отличное барахло».

 — Ага. — Она обрадовалась, вытянув еще одного туза, но постаралась не выдать себя голосом. — Трудность в том, что мой начальник хотел, чтобы я подсовывала покупательницам самый дорогой товар, при этом держала язык за зубами… и не указывала на явные ошибки.

 Он постарался представить, как Санни держит язык за зубами, и не смог.

 — Например?

 — Например, не открывала глаза симпатичной толстушке, которая собирается затягивать себя в кружевной корсет на два размера меньше, чем надо. Ставлю три.

 — Поднимаю на два. И что же потом?

 — Едва я раскрыла рот, чтобы ненавязчиво указать ей на ошибку, и мне тут же вручили розовый листок.

 — Розовое тебе, наверное, идет.

 Санни хихикнула и подняла ставку еще на два печенья.

 — Нет… розовый листок — это сигнал на выход. Конец связи. — Заметив, что он по-прежнему ничего не понимает, она пояснила: — В твоих услугах больше не нуждаются. Тебя увольняют с работы.

 — А… Расторгают контракт.

 — Вот именно. — Он исчерпывающе описал ситуацию. — А кому это надо?

 — Тебе уж точно не надо.

 Санни улыбнулась:

 — Спасибо. Тройка тузов, приятель. Твоя песенка спета!

 Он торжествующе улыбнулся:

 — А у меня стрит-флешь.

 Санни насупилась, глядя, как ее противник придвигает к себе очередную горку печенья.

 — У тебя не такой характер, чтобы работать на чужого дядю.

 — Так мне говорили, — пробормотала она. — Причем несколько раз. — Ее запасы печенья таяли на глазах; остались последние пять штук. Санни подумала, что удача слишком долго отворачивалась от нее. — Но поскольку приходится выбирать, как жить дальше — учиться приспосабливаться или учиться обходиться без еды, придется выбирать первое. Мне не нравится быть бедной.

 — По-моему, лучше всего заниматься тем, чем хочется.

 — Наверное. — Для нее в том-то всегда и заключалась трудность.

 Она понятия не имела, чего хочет. Сдав карты, Санни пошла ва-банк, надеясь, что придет стрит. А в ее руке оказалась одна дрянь. Но лучше уж блефовать, чем сдаваться, решила она, выдвигая на середину стола все, что у нее осталось.

 Джейкоб без труда побил ее парой двоек.

 — Вот, держи. — Выиграв, он всегда приходил в хорошее расположение духа. Он протянул ей печенье. — Угощаю.

 — Спасибо! — Она жадно откусила кусок. — Кажется, сегодня удача на твоей стороне.

 — Д-да, наверное… — Ему стало немного не по себе. Она выглядела гораздо аппетитнее печенья. — Можем сыграть еще круг.

 — На что?

 — Если я выиграю, ты займешься со мной любовью.

 Удивившись, но не желая терять покерное лицо, Санни не спеша прожевала печенье.

 — А если выиграю я?

 — Тогда я займусь с тобой любовью.

 Не переставая жевать, она разглядывала его. Интересно, какое у него сделается лицо, если она выиграет… Хотя она выиграет в любом случае. И в любом случае проиграет.

 — Спасибо, я пас, — беззаботно сказала она, вставая.

 Подошла к дивану, растянулась на нем и заснула.