• Мак-Грегоры, #1

Глава 9

 

 Возможно, Сирина бывала более несчастной за свою жизнь. Но она не припоминала, чтобы слезы подступали к глазам так близко. Быть может, Сирине случалось быть и более сердитой. Но она не помнила времени, когда ярость горела в ней столь ярким пламенем.

 Ярость на саму себя, думала Сирина, пуская кобылу в галоп. За то, что она хотя бы на миг позволила себе мечтать о том, будто что-то настоящее, прекрасное может произойти между ней и Бригемом.

 Он собирается назад в Лондон, которому принадлежит. В Лондоне он — состоятельный и знатный человек, посещает балы, водит дружбу с красивыми дамами… Об остальном лучше не думать. Выругавшись, Сирина пришпорила лошадь.

 Конечно, Бригем стоял за принца. Она верила, что он готов сражаться за его дело, но — в Англии и за Англию. Ну а почему бы и нет? Почему такой человек, как граф Эшберн, должен думать о ней, вернувшись в свой собственный мир?

 Сирина пообещала себе, что тоже не станет тратить время на мысли о нем, как только он покинет их дом.

 Она знала, что Бригем этим утром встречался с ее отцом и многими другими вождями. Разумеется, женщинам не следовало знать о планах войны и мятежа, но они знали о них. Планировалось, что Франция двинется на Англию, а Чарлз надеется склонить французского короля на свою сторону.

 Прошлой зимой Людовик намеревался вторгнуться в Англию вместе с Чарлзом в качестве представителя своего отца. Но внезапный шторм разметал флот, и вторжение было отложено… Было очевидно, что Людовик поддерживал Чарлза, так как хотел видеть на английском троне монарха, который зависел бы от Франции. Точно так же было ясно, что Чарлз использовал бы Францию или любые средства, чтобы вернуть свое законное место. Но вторжение не состоялось, и теперь французский король тянул время.

 То, что руки женщины должны быть заняты шитьем и уборкой, не означало, что ее голова не приспособлена для политики.

 Итак, Бригем должен ехать в Лондон и агитировать за молодого принца. Сейчас стало важнее, чем когда-либо, поднять английских и шотландских якобитов в поддержку Стюартов. Время для мятежа пришло. Чарлз не походил на отца и не собирался проводить молодость за границей, подобно Джеймсу.

 Когда придет время, Бригем будет сражаться. Но вернется ли он в Хайлэндс? Вернется ли к ней? Нет, Сирина в это не верила. Мужчина не покидает свой дом и свою страну ради любовницы. Он мог хотеть ее, но она уже знала, что мужское желание легко вспыхивает и легко остывает.

 Для Сирины это была любовь. Первая и последняя. Бригем погубил ее, даже не лишив невинности. Другого мужчины у нее не будет никогда. Единственный, который был ей предназначен, готовился исчезнуть из ее жизни.

 «Если бы он остался, что бы это изменило?» — спрашивала себя Сирина. Их всегда разделяло слишком многое. Если бы он любил ее… Нет, даже это ничего бы не изменило. Ее любимые книги свидетельствовали, что любовь не обязательно побеждает все. Ромео и Джульетта. Тристан и Изольда. Ланселот и Гвиневер[31]. Сирина Мак-Грегор не была ни лишенной морали Гвиневер, ни Джульеттой с глазами-звездами. Она была шотландкой, возможно, с излишне горячей кровью, но с крепким умом, и она понимала разницу между фантазией и фактом. Существовал один факт, который было невозможно игнорировать ни теперь, ни когда-либо.

 Бригем всегда будет привязан к Англии, а она — к Шотландии.

 Значит, пусть уезжает — это лучшее, что он может сделать. Скатертью дорога.

 — Сирина?

 Обернувшись, она увидела Бригема, скачущего следом. Именно тогда Сирина осознала, что ее глаза полны слез. Стыд и опасения, что он увидит ее слабой, заставили ее отвернуться и погнать лошадь вперед. Проклиная неуклюжее дамское седло, Сирина, как безумная, неслась к озеру, надеясь оставить Бригема позади. Она собиралась миновать воду и поскакать на холмы, в еще более дикую местность, где он не смог бы ее преследовать. Но Бригем поравнялся с ней и выхватил поводья у нее из рук.

 — Постойте. Что за дьявол в вас вселился?

 — Оставьте меня! — Сирина пришпорила кобылу, едва не выбив Бригема из седла, когда он пытался удержать обеих лошадей. — Будьте вы прокляты! Я ненавижу вас!

 — Возможно, и возненавидите, если я отстегаю вас хлыстом, — мрачно отозвался Бригем. — Хотите убить нас обоих?

 — Только вас. — Она всхлипнула, презирая себя за это.

 — Почему вы плачете? — Он подтянул ее лошадь ближе к своей. — Кто-нибудь обидел вас?

 — Нет. — Истерический смех помог ей проглотить слезы. — Я не плачу. Это все ветер. Уезжайте. Я прискакала сюда, чтобы побыть одной.

 — Тогда вас ждет разочарование. — Бригем видел, что Сирина плачет, несмотря на все ее попытки это отрицать. Он хотел привлечь девушку поближе и утешить, но прекрасно понимал, что она не остановится перед тем, чтобы вонзить зубы ему в руку. Вместо рискованных действий он постарался воззвать к ее рассудку. — Я уезжаю завтра на рассвете, Сирина, но сначала должен кое-что сказать вам.

 — Тогда говорите. — Она начала шарить по карманам в поисках носового платка. — И убирайтесь в Лондон или в ад.

 Возведя глаза к небу, Бригем предложил ей свой платок.

 — Я бы предпочел спешиться.

 Сирина схватила платок, чтобы вытереть слезы.

 — Делайте что хотите. Мне все равно. — Она шумно высморкалась.

 Бригем спрыгнул наземь, не выпуская поводья лошади Сирины, потом протянул руку, чтобы помочь спешиться ей.

 Всхлипнув последний раз, она сунула платок в карман.

 — Я не хочу вашей помощи.

 — Не злите меня, иначе вы получите не только мою помощь, прежде чем я закончу. — И он мигом выдернул ее из седла. — Садитесь.

 — Не сяду!

 — Садитесь! — повторил Бригем угрожающим тоном. — Иначе пожалеете!

 — Хорошо. — Видя по его глазам, что это не праздная угроза, Сирина выбрала камень и опустилась на него, подобрав юбки и чопорно сложив руки на коленях. Теперь, когда Бригем вышел из себя, она из чувства протеста решила вести себя пристойно. — Вы желали побеседовать со мной, милорд?

 — Я желаю придушить вас, миледи, но надеюсь, мне хватит сил противостоять искушению.

 Сирина насмешливо пожала плечами:

 — Как страшно. Должна признаться, лорд Эшберн, что ваш визит в наш дом расширил мое представление об английских манерах.

 — С меня довольно этого. — Схватив Сирину за плечи, он вынудил ее подняться. — Я англичанин и не стыжусь этого. Лэнгстоны — старинная и почтенная семья. — Бригем держал ее таким образом, что ей приходилось стоять на цыпочках, глядя ему в глаза. Его взгляд был таким свирепым, какой немногим удавалось видеть, оставшись потом в живых. — В моем происхождении нет ничего, заставляющего меня краснеть, и, напротив, очень многое, позволяющее мне гордиться своим именем. Я сыт по горло вашими оскорблениями, понятно?

 — Да. — Сирина только теперь поняла, что значит быть испуганной по-настоящему. Но понимать — не значит бояться. И все же она решила прояснить ситуацию. — Я не намеревалась оскорблять вашу семью, милорд.

 — Значит, только меня? Или, может быть, всю Англию? Черт возьми, Рина, я знаю, что перенес ваш клан. Я знаю, что даже теперь ваша фамилия настолько непопулярна у властей, что многим из вас пришлось сменить ее. Эта жестокость продолжается слишком долго. Но не я и не все англичане преследовали вас. Оскорбляйте меня, если хотите, царапайте, кусайте, но будь я проклят, если стану терпеть все это за то, к чему я не причастен.

 — Пожалуйста, — очень тихо сказала Сирина. — Вы делаете мне больно.

 Бригем отпустил ее, упершись кулаками в бока. Для него было крайне редко так терять контроль над своими мыслями и поступками.

 — Прошу прощения, — произнес он ледяным голосом.

 — Нет. — Сирина коснулась его руки. — Это я должна извиниться. Вы правы — с моей стороны было несправедливо нападать на вас за многое, что произошло, прежде чем мы оба родились. — Теперь она чувствовала не страх, а глубокий стыд, понимая, какой гнев бы испытывала, если бы кто-то так оскорблял ее семью. — Несправедливо порицать вас за то, что английские драгуны изнасиловали мою мать. Или за то, что они отправили моего отца в тюрьму больше чем на год, так что бесчестье осталось неотомщенным. И несправедливо, — добавила она, глубоко вздохнув, — хотеть упрекать вас, потому что я боюсь этого не делать.

 — Почему, Рина? Почему вы боитесь?

 Сирина покачала головой и отвернулась, но граф снова схватил ее за руки. На сей раз хватка не была жесткой, но от этого она не стала более слабой.

 — Надеюсь, вы простите меня, милорд. А теперь я предпочла бы побыть одна.

 — Я должен услышать ваш ответ, Сирина. — Теперь его голос был почти спокойным, но все же в нем звенел металл. — Почему вы боитесь?

 Подняв голову, она с отчаянием посмотрела на него:

 — Потому что, если я не буду обвинять вас, то могу забыть, кто вы.

 — А это имеет значение? — осведомился Бригем.

 — Да. — Сирина снова была испугана, но по-другому. Что-то в его взгляде говорило ей: независимо от того, что она скажет или сделает, ее судьба уже решена. — Имеет для нас обоих.

 — Имеет значение даже сейчас? — Прежде чем она успела ответить, Бригем привлек ее к себе и прижался губами к ее губам.

 Сирина не сопротивлялась. Она понимала, что прекратила борьбу с ним и с собой. Если Бригем должен быть ее первым и единственным мужчиной, ей нужно принять все, что он может ей дать. Его рот был горячим, тело напряжено, как струна. Она сделала выбор, и с осторожностью было покончено.

 — Это имеет значение? — снова повторил Бригем, покрывая поцелуями ее лицо.

 — Нет, не сегодня. — Сирина обняла его. — О, Бриг, я не хочу, чтобы вы уезжали! Я не хочу, чтобы вы покидали меня!

 Зарывшись лицом в ее волосы, он жадно впитывал их запах.

 — Я вернусь. Через три недели, самое большее — через четыре. — Не получив ответа, он отодвинул ее от себя. Глаза девушки были сухими и серьезными. — Я вернусь, Сирина. Неужели вы мне не верите?

 — Я верю вам больше, чем предполагала, что могу поверить любому мужчине. — Улыбнувшись, она поднесла руку к его лицу. О боже, если это любовь, почему она причиняет такую боль? Почему не приносит радость, которую она видела в глазах Мэгги? — Нет, я не верю, что вы вернетесь назад ко мне. Но мы не будем говорить об этом. — Она накрыла ладонью его губы. — Мы не будем думать об этом. Только о сегодняшнем дне.

 — Тогда поговорим о других вещах.

 — Нет. — Сирина поцеловала обе его руки и шагнула назад. — Мы не будем говорить вовсе. — Она начала медленно расстегивать пуговицы своего редингота.

 — Что вы делаете?

 Бригем протянул руку, чтобы остановить ее, но она уже сбросила с плеч куртку, под которой находилась простая сорочка, едва прикрывавшая маленькие высокие груди.

 — То, чего хотим мы оба.

 — Рина. — Он с трудом смог произнести ее имя из-за пульса, колотившегося в горле. — Не так… Это не подходит вам.

 — Что может подходить больше, чем здесь, с вами? — Но ее пальцы слегка дрожали, когда она расстегивала юбку.

 — Нам нужно поговорить… — снова начал Бригем.

 — Я хочу вас, — прервала его Сирина. — Я хочу, чтобы вы прикасались ко мне, как прикасались раньше, так, как я об этом мечтала. — Она шагнула ближе. — Вы больше не хотите меня?

 — Не хочу вас? — Он закрыл глаза и провел по волосам дрожащей рукой. — Нет никого и ничего, что бы я желал больше, чем вас сейчас. И возможно, никогда не будет.

 — Тогда возьмите меня. И отдайте мне себя, прежде чем меня покинуть. — Взяв его за руку, Сирина прижала губы к его ладони. — Покажите мне, что значит быть любимой, Бригем.

 — Рина…

 — Завтра вы уезжаете! — с отчаянием воскликнула она. — Значит, вы оставите меня ни с чем?

 Бригем скользнул пальцами по ее щеке:

 — Я бы не оставил вас вовсе, если бы у меня был выбор.

 — Но вы уедете. Я хочу принадлежать вам, прежде чем это произойдет.

 Он коснулся ее холодного плеча:

 — Вы уверены?

 — Да. — Сирина с улыбкой прижала его руку к своему сердцу. — Чувствуете, как быстро оно бьется? Так бывает всегда, когда я рядом с вами.

 — Вам холодно. — Он притянул ее ближе.

 — На моей кобыле есть плед. — Закрыв глаза, Сирина впитывала запах Бригема, надеясь его запомнить. — Если мы расстелим его на солнце, нам будет достаточно тепло.

 — Я не хочу причинять вам боль. — Бригем приподнял ее лицо. — Клянусь вам.

 Сирина верила ему. Об этом она прочитала в его глазах, когда они постелили плед на берегу озера и опустились на него на колени. Об этом говорили его губы, когда он прикоснулся ими к ее обнаженному белому плечу. Это было в его руках, сжимавших ее руки.

 Она знала, что собирается отдать ему, — невинность, которую женщина может отдать только одному мужчине и только раз в жизни. Когда они стояли на коленях лицом к лицу под теплым солнцем у прохладной воды, Сирина понимала, что подносит ему этот дар не под влиянием импульса или в безумии страсти, а почти спокойно, будучи уверенной, что его примут с нежностью.

 Она никогда не выглядела более красивой, думал Бригем. Ее глаза сияли, руки спокойно и уверенно обнимали его, но графу казалось, что он ощущает кончиками пальцев нервное биение ее сердца. Щеки были бледными — белыми и гладкими, как фарфор.

 Бригем вспоминал статуэтку пастушки, которой так хотел коснуться в детстве, но боялся, что его руки окажутся неловкими. Он не должен быть неловким с Сириной.

 Хотя времени у них было немного, Бригем распорядился этим моментом так, словно хотел растянуть минуты в часы. Его влажный язык начал медленную, дразнящую дуэль с языком Сирины, заставляя ее сердце бешено колотиться. Девушка неуверенно скользнула руками по его рединготу, словно убеждаясь, что под одеждой находится его теплое тело. Что-то бормоча себе под нос, Бригем начал сбрасывать его. Сирина помогла ему и стала расстегивать пуговицы жилета.

 Бригема до боли возбуждало то, как ее неопытные руки раздевают его. Закрыв глаза, он целовал лоб, виски, подбородок Сирины, покуда его тело напрягалось под неуверенными движениями ее пальцев. Это походило на сладостную изощренную пытку. Он сознавал, что действует так медленно не только из-за Сирины и ее неопытности, но и из-за себя самого. Каждый миг должен остаться в их памяти.

 Сирина сняла с Бригема рубашку, пробегая взглядом и кончиками пальцев по его обнаженной плоти. Они все еще стояли на коленях, их тела покачивались в непосредственной близости друг от друга, их дыхание смешивалось. Кожа Бригема была гладкой и теплой, но мускулы под ними — твердыми как камень. Сирина чувствовала возбуждение, смешанное со страхом. Ей не верилось, что мужчина может быть так прекрасен.

 Солнце согревало кожу. На деревьях щебетали птицы. К дальнему берегу озера подошел на водопой олень.

 Когда Бригем обессиленно и доверчиво приник лицом к шее Сирины, она почувствовала, что слабеет. Сирина думала, что знает, что должно произойти, но удовольствие оказалось более сильным, чем она могла себе представить.

 Его ладони легли на ее груди, вызвав слабый стон, как будто грубый материал потерся о нежную кожу. Спина Сирины изогнулась, голова откинулась назад. Она чувствовала, как его губы скользят по ткани сорочки. Наслаждение, зарождаясь где-то в животе, распространялось по всему телу, и достигло высшей точки, когда он, сняв с нее и отбросив в сторону сорочку, начал покрывать жаркими поцелуями ее тело.

 Вскрикнув, Сирина вцепилась в его плечи, чтобы не потерять равновесие, но ей все еще казалось, что она падает в бездну.

 Она дрожала всем телом, прижимаясь к Бригему. То, что Сирина предложила ему, она предложила по своей воле, но то, что давала ему сейчас, делала абсолютно непроизвольно. Откинувшись на одеяло, Сирина была готова выполнить любое его требование.

 Бригему пришлось бороться с собой, чтобы не овладеть ею тотчас же. Казалось, нож медленно поворачивается у него в животе. Руки Сирины обвились вокруг него, маленькие белые груди вздрагивали при каждом прикосновении. Он видел, что ее взгляд затуманен не страхом и смущением, а пробудившейся страстью.

 — Я мечтал об этом, Сирина. — Его голос был тихим, когда он склонился к ней для очередного поцелуя. — Мечтал прикоснуться к тому, к чему не прикасался ни один мужчина. — Бригем провел пальцем вверх по ее бедру, наблюдая, как уголки ее рта дрожат от безмолвного наслаждения.

 — Бригем, я хочу вас.

 — И вы получите меня, любовь моя. — Он притронулся языком к затвердевшему соску ее груди, затем медленно втянул его в рот. — Но прежде вы получите многое другое.

 Если бы Сирина могла говорить, она бы сказала, что это невозможно. Ее тело казалось уже насытившимся, ощущения накатывали волнами. Бедра изогнулись навстречу его ищущим губам, вал пугающего наслаждения накрыл с головы до пят. Шум в ушах не давал ей слышать имя Бригема, которое она произносила снова и снова. Сирина, дрожа, отдавала себя во власть любимому, открывающему все новые и новые ее секреты. Никогда еще страсть так не овладевала Бригемом, заставляя искать и дарить все больше и больше.

 Кожа Сирины была горячей и влажной, сводя его с ума при мысли, какой она будет, когда он проникнет в нее. Догадывается ли она, каким слабым делает его, как безмерно его наслаждение? Бригем знал, что воспоминания об этих минутах будут преследовать его до конца дней. Никакая другая женщина не сможет более соблазнить его, потому что она не сможет быть Сириной.

 Ей хотелось умолять его то остановиться, то не останавливаться вовсе. Каждый вздох словно застревал в ее легких, внушая страх задохнуться от недостатка воздуха или от избытка его. Глаза наполнились слезами, но не горя и сожаления, а такого великого счастья, которое было невозможно описать. Сила внутри нее то вспыхивала пожаром, то изливалась водопадом. В каком-то уголке мозга Сирине не давал покоя вопрос, чувствует ли Бригем то же самое. Но каждый раз, когда она пыталась об этом спросить, он закрывал ее рот поцелуем, превращая мысли в безумный водоворот.

 Наконец Бригем скользнул в нее, борясь с желанием проникнуть вглубь быстро и резко. Пот струился по его спине; мышцы предплечий напряглись и вздрагивали, когда он наблюдал за ее лицом.

 Сирина стонала, но не от боли. Возможно, боль была, но ее полностью поглощало наслаждение. Она чувствовала, как он двигается внутри, становясь ее частью. С открытыми глазами Сирина подстраивалась под его медленный ритм. Момент их соединения следовало смаковать, как изысканное старое вино.

 Бригем снова приник к губам Сирины, впитывая ее вздох. Он ощущал ее пульс так же четко, как руки, ласкающие его спину. Когда он проник глубоко внутрь, вздох перешел в стон. Теперь Сирина изменила ритм, а Бригем следовал за ним. Больше не имело значения, кто из них конь, а кто всадник, так как оба неслись в едином порыве страсти. Его последней мыслью было, что он, наконец, обрел дом…

* * *

 Сирина сомневалась, что сможет когда-нибудь пошевелиться снова или что у нее есть желание это делать. Теперь, когда горение страсти сменилось мягкой прохладой удовлетворения, они лежали, обнявшись, на одеяле, не замечая, что тени вокруг становились все длиннее. Лицо Бригема зарылось в волосах Сирины, а голова лежала на ее груди.

 Сколько времени прошло, Сирина не считала. Она знала, что солнце уже не находится высоко над головой, но ей хотелось продлить чувство безвременья.

 Когда Сирина закрывала глаза и переставала думать, казалось возможным, что все всегда будет так. С послеполуденным светом вокруг, тишиной леса, нарушаемой только щебетом птиц, было трудно поверить, что политика и война могут разлучить их.

 Сирина и предположить не смела, что способна так сильно влюбиться. Если бы только все могло быть так же просто, как одеяло, расстеленное у воды…

 — Я люблю тебя, Рина.

 Открыв глаза, она увидела, что Бригем наблюдает за ней.

 — Да, знаю. И я люблю тебя. — Сирина провела пальцами по лицу графа, словно запоминая его. — Я хочу, чтобы мы всегда оставались вот так…

 — Это скоро повторится, Сирина.

 Она отодвинулась от него, чтобы дотянуться до своей сорочки.

 — Неужели ты можешь сомневаться в этом теперь?

 Сейчас ей было важнее, чем когда-либо, чтобы ее голос звучал спокойно. Сирина слишком любила Бригема, чтобы умолять его остаться. Она начала зашнуровывать корсаж.

 — Я знаю, что ты любишь меня и хочешь этого. То, что мы разделили здесь друг с другом, никогда не повторится с кем-то еще.

 — Но ты сомневаешься, что я вернусь. — Бригем надевал рубашку, удивляясь, как одна женщина смогла исторгнуть из его сердца столько эмоций.

 Сирина притронулась к его руке. Она ни о чем не жалела, и ей хотелось, чтобы он понимал это.

 — Я думаю, что если ты вернешься, то ради принца.

 — Понятно. — Бригем начал методично одеваться. — Значит, ты считаешь, что все, происшедшее здесь, будет забыто, когда я доберусь в Лондон?

 — Нет. — Сирина перестала возиться со своими пуговицами и протянула к нему руку. — Нет, я верю, что мы будем помнить об этом всегда. Когда я состарюсь и почувствую приближение весны, то буду думать о сегодняшнем дне и о тебе.

 Вспыхнувший гнев заставил его схватить девушку за руки.

 — Думаешь, для меня этого достаточно? Если да, то ты либо глупа, либо безумна.

 — Это все, что может быть… — начала Сирина, но слова застряли у нее в горле, когда он встряхнул ее.

 — Когда я вернусь в Шотландию, то вернусь за тобой. Не сомневайся, Сирина. А когда эта война кончится, я заберу тебя.

 — Если бы я думала только о себе, то последовала бы за тобой. — Она намертво вцепилась в его редингот, желая, чтобы он понял. — Неужели тебе не ясно, что я бы медленно умирала от позора, который навлекла на мою семью?

 — Клянусь Богом, я не понимаю, почему то, что ты станешь моей женой, навлечет позор на твою семью.

 — Твоей женой? — Она чуть слышно повторила эти слова и вздрогнула, как от удара.

 — Конечно. А по-твоему… — Только теперь Бригем четко понял, что она думала о его намерениях. Гнев обратился внутрь и истлел где-то в глубине тела. — Значит, вот что, по-твоему, я имел в виду, когда мы были здесь в прошлый раз? — Он невесело засмеялся. — Хорошего же ты мнения обо мне, Сирина.

 — Я… — Чувствуя слабость в ногах, она опустилась на камень. — Я думала, что мужчины заводят любовниц и…

 — Да, заводят, — резко прервал Бригем. — И я так поступал, но только слабоумный мог бы предположить, что я предлагаю тебе что-то, кроме моего сердца и моего имени.

 — Откуда я могла знать, что ты имеешь в виду брак? — Сирина вскочила, глядя ему в лицо. — Ты никогда об этом не упоминал.

 — Я уже говорил с твоим отцом. — Он подобрал с земли плед.

 — Ты говорил с моим отцом? — переспросила она, подчеркивая каждое слово. — Говорил с ним, не поговорив со мной?

 — Приличия требовали попросить позволения твоего отца.

 — К дьяволу приличия! — Сирина выхватила у него плед. — Ты не имел права делать это за моей спиной, не сказав мне ни слова.

 Бригем устремил взгляд на ее растрепанные волосы, на губы, все еще пылающие от поцелуев.

 — Думаю, я сделал больше, чем сказал тебе слово.

 Покраснев, Сирина отошла положить плед на лошадь.

 — Я не настолько неопытна, чтобы думать, будто происшедшее здесь всегда ведет к браку. — Она бы вскочила в седло, если бы Бригем не заставил ее повернуться.

 — По-твоему, у меня в привычке соблазнять девственниц и делать их своими любовницами?

 — Я не знаю твоих привычек.

 — Тогда знай, что я намерен жениться на тебе.

 — Ты намерен. Вы намерены. — Сирина оттолкнула его. — Возможно, в Англии вы можете командовать, милорд, но здесь у меня тоже есть право голоса. И я говорю, что не хочу выходить за вас, а вы, должно быть, безумны, если рассчитывали на это.

 — Значит, ты лгала, когда говорила, что любишь меня? — осведомился Бригем.

 — Нет, но… — Поцелуй заставил ее умолкнуть.

 — Тогда ты лжешь, заявляя, что не желаешь быть моей женой.

 — Я не могу! — с отчаянием воскликнула она. — Как я могу покинуть дом и уехать с тобой в Англию?

 Пальцы Бригема сжали ее руки.

 — Итак, все возвращается на круги своя.

 — Ты должен понять, — быстро заговорила Сирина, освободив руки. — Я бы согласилась жить в Англии, потому что люблю тебя и ты просил бы меня об этом, но это кончилось бы плохо для нас обоих. Ты бы возненавидел меня меньше, чем через год. Я не создана для того, чтобы быть женой графа, Бригем.

 — Английского графа, — поправил он. Сирина глубоко вздохнула:

 — Я дочь лэрда, это верно, но я не так глупа, чтобы полагать, будто этого достаточно. Мне было бы ненавистно сидеть взаперти в Лондоне, когда душа моя рвалась бы к моим холмам, к моим лошадям. Ты сам говорил мне не единожды, что я не леди. И я никогда ею не буду. Я стала бы никудышной женой для графа Эшберна.

 — Никудышной или нет, но ты ею станешь.

 — Нет. — Она вытерла щеки костяшками пальцев. — Не стану.

 — У тебя не будет выбора, Рина, когда я пойду к твоему отцу и расскажу, что скомпрометировал тебя.

 Слезы высохли, сменившись потрясением, а потом яростью.

 — Ты не посмеешь!

 — Посмею, — мрачно заверил Бригем.

 — Он убьет тебя!

 Бригем только поднял брови. Глаза под ними смотрели холодно. Мужчины, с которыми он сталкивался в бою, узнали бы этот взгляд.

 — Надеюсь, отец не так кровожаден, как дочь. — Прежде чем она успела заговорить снова, он усадил ее в седло. — Если ты отказываешься выйти за меня замуж по любви, то выйдешь по приказу.

 — Я скорее выйду за двухголовую жабу!

 Бригем вскочил в седло рядом с ней.

 — Ты выйдешь за меня, дорогая моя, улыбаясь или плача. Моя поездка в Лондон даст тебе время подумать как следует. Я поговорю обо всем с твоим отцом, когда вернусь.

 Бросив на него уничижительный взгляд, Сирина пришпорила лошадь. Она надеялась, что он сломает шею по пути в Лондон.

 Но когда следующим утром Бригем уехал, Сирина горько плакала в подушку.