• Следствие ведет Ева Даллас, #33

15

 За окнами глухо ворчала далекая гроза, казалось, небо простудилось и прочищает горло кашлем. Дождевые капли скользили по оконным стеклам бесконечными слезами.

 Для пущего уюта Рорк не только включил свет, но и распорядился затопить камин в спальне, а сам сел к экрану компьютера – посмотреть биржевые новости.

 Но ему никак не удавалось сосредоточиться. Он переключился с биржевых на обычные новости, но и здесь ничего интересного для себя не нашел. Расстроенный, встревоженный, он оглянулся на Еву. Она, не глядя, вынула из шкафа пиджак и рубашку. Рорк заметил, что она сняла с плеча компресс.

 – Как твое плечо?

 Ева пошевелила плечом.

 – Нормально. Я вчера послала Пибоди сообщение, чтобы она сегодня утром приехала сюда. Хочу спуститься вниз и ее перехватить, а то если она поднимется сюда, сразу начнет клянчить завтрак. В чем дело? – нахмурилась Ева, увидев, что Рорк встал и направился к шкафу.

 Рорк взял пиджак из ее рук, окинул взглядом вешалки с Евиными вещами в шкафу и выбрал другой.

 – Надень вот этот.

 – Держу пари: все, кого я сегодня задержу и арестую, первым делом обратят внимание на мой пиджак.

 – Непременно обратят, если наденешь тот, что ты выбрала, с этими брюками. – Рорк поцеловал ее в макушку. – И этот неправильный выбор, без сомнения, подорвет твой авторитет.

 Ева фыркнула, но последовала его совету. Увидев, что он не двигается и по-прежнему не дает ей пройти, она нахмурилась и спросила:

 – В чем дело?

 На этот раз он обхватил ее лицо ладонями и очень нежно поцеловал в губы.

 – Я тебя люблю.

 Ее сердце затрепетало.

 – Я так и поняла.

 Рорк подошел к автоповару и взял еще кофе для нее и для себя.

 – И все-таки, что случилось? – спросила Ева.

 – Ничего. Ничего особенного. Паршивая сегодня погода. – «Но дело не в погоде, – подумал Рорк, с тоской глядя на пасмурное небо за окном. – Нет, дело совсем не в этом». – Мне приснился сон.

 Ева переменила свои планы: не спустилась вниз, а направилась к дивану и села.

 – Плохой сон?

 – Нет, я бы так не сказал. Тревожный и странный, так будет вернее. Очень явственный, что характерно скорее для тебя, а не для меня.

 Повернувшись, Рорк увидел, что Ева ждет продолжения. Это подбодрило его больше, чем любой огонь в камине. Он подошел к ней и протянул кружку кофе, а потом сел рядом и похлопал ее по колену. Ему хотелось дотронуться до нее и поблагодарить.

 – Похоже, все эти разговоры о добрых старых временах, о друзьях детства подстегнули мое подсознание.

 – Тебя это встревожило. Почему же ты меня не разбудил?

 – Когда я проснулся, все кончилось, разве ты не понимаешь? Так какой смысл тебя тревожить? А теперь, вспоминая… В общем, во сне я вернулся в Дублин, я опять был мальчишкой, шнырял по улицам, воровал кошельки. Это была приятная часть сна, довольно забавная.

 – Добрые старые времена.

 Рорк засмеялся.

 – Кое-что доброе в них и вправду было. Я во сне даже запах чувствовал… Толпы на Графтон-стрит… Там можно было здорово поживиться, только успевай поворачиваться. Уличные музыканты привлекали туристов, наигрывали старые мелодии. Некоторые специально удерживали толпу разными штуками, если дашь им долю. На Графтон-стрит мы работали втроем по цепочке: взять – передать – спрятать. Я снимал бумажник или сумку, передавал Дженни, она – Мику, Мик – Брайану, а уж Брайан прятал добычу в нашем тайнике.

 Работать там можно было нечасто, всего пару раз в месяц, чтобы местные не прознали. Но уж когда нам выпадал такой фарт, мы огребали сотни за один день. Моей доли – даже с учетом того, что выжимал из меня мой старик, – при разумном расходе хватало на еду на целый месяц, да еще оставался взнос в мой инвестиционный фонд.

 – Инвестиционный фонд? Уже тогда? – удивилась Ева.

 – О да, я не собирался всю жизнь прожить уличным крысенышем. – Глаза Рорка вспыхнули, но в отличие от кроткого и мягкого голубого огонька в газовом камине они вспыхнули темным и грозным огнем. – Он, конечно, что-то подозревал, но так и не нашел мою заначку. Я ни за что не отдал бы ее, скорее дал бы ему забить меня до смерти.

 – Тебе приснился твой отец?

 – Нет, не он. Мне приснился летний день. Я видел его так ясно, что даже мог различить голоса, музыку, запах жарящихся в масле чипсов – мы всегда ими угощались. В такой день на Графтон-стрит можно было сколотить состояние. Полные карманы и полные животы. Но во сне все пошло не так.

 – А как?

 – Дженни надевала свое лучшее платье, когда мы ходили на Графтон-стрит. Кто, увидев эту хорошенькую нарядную девочку, заподозрил бы в ней воровку? Таков был наш план. Я передал ей бумажник – плавно и чисто – и двинулся дальше. Главное – двигаться, не останавливаясь ни на минуту. Я нашел следующего лоха, музыканты заиграли «Поминки по Финнегану». Я ясно различал каждую ноту – живую, веселую мелодию. Взял бумажник – лох даже бровью не повел. Но Дженни… ее не было на месте. Она не могла взять у меня бумажник, потому что… У нее была лента в волосах, и она… Она висела на этой ленте. Она была повешена, она была мертва. В точности, как в последний раз, когда я ее видел. Когда я опоздал и не смог ее спасти.

 – Я тоже в тот раз опоздала, – сухо заметила Ева.

 Рорк покачал головой.

 – Она умерла из-за меня. Она была частью моего прошлого. Во сне я бросился к ней, я бегом пересек Графтон-стрит, чтобы снять ее. Музыканты играли все так же быстро и весело, а она висела… А потом я увидел Мика. Кровь расплывалась по его рубашке. Он был мертв. Убит. Он тоже был частью моего прошлого. Он напоролся на нож из-за меня. И все это время скрипач продолжал играть. Брайана я тоже видел, только вдали. Он был так далеко, что я не мог до него дотянуться. Я был там со своими погибшими друзьями. Во сне они были еще детьми, понимаешь? Они были совсем юными. Даже во сне я подумал: может, они умерли уже тогда, много лет назад? Я и Брай – вот все, что от нас осталось.

 Потом я ушел. Ушел с Графтон-стрит, ушел от друзей, а ведь они были моей семьей. Я стоял на мосту над рекой Лиффи, я был уже взрослым человеком. Я увидел под водой лицо моей матери. А потом я проснулся.

 – Я могла бы тебе сказать, что ты ни в чем не виноват. И в глубине души ты сам это знаешь, но все равно считаешь себя ответственным, потому что ты любил их.

 – Да, я любил их. – Рорк взял забытую кружку кофе и отпил. – Они – часть меня. Но сейчас, когда у меня есть ты, я понял, что смогу все это выдержать, вынести эти потери, потому что у меня есть ты.

 Ева взяла его руку и прижала ее к своей щеке.

 – Что я могу сделать?

 – Ты уже все сделала.

 Рорк наклонился к ней и снова поцеловал.

 – Я могу перестроить расписание, если ты хочешь…

 Рорк взглянул на нее, просто взглянул, и тяжкое ощущение горя, с которым он проснулся, ушло.

 – Спасибо, но вот я рассказал, и мне сразу стало легче. – Он погладил ее по щеке. – Идите на работу, лейтенант.

 В ответ Ева обвила руками его шею. Рорк обнял ее, вдохнул запах ее кожи и волос, зная, что это останется с ним на весь день.

 Ева разжала руки.

 – Увидимся вечером.

 – Ева! Ты спрашивала, мог ли твой убитый, этот твой Лино, рассказать кому-то, кто он такой на самом деле. Я думаю, он должен был поделиться с кем-то из старых друзей, если считал их своей семьей. Он не поехал к матери, но не может быть, чтобы у него вообще никого не было, кто-то наверняка был. Когда мужчина возвращается домой, он не может стоять на мосту один в течение шести лет. Будь он сколь угодно крутым, ему нужно, чтобы кто-то его узнал.

 Ева еле-еле успела перехватить Пибоди. Она сбежала вниз по лестнице в тот самый момент, когда Соммерсет открыл дверь ее напарнице. Ева, не останавливаясь, двинулась к двери.

 – Пибоди, со мной.

 – Но я только хотела…

 – Мы спешим, – бросила на ходу Ева, указывая на машину. – Залезай, я сейчас буду. – Она повернулась к Соммерсету, пока Пибоди, лишенная съестной подпитки, надувшись, двинулась к машине. – Рорку не помешал бы звонок его тети.

 – Он хочет, чтобы я связался с его тетей в Ирландии?

 – Я сказала, что ему не помешал бы звонок от нее. С ним все в порядке, – торопливо добавила Ева, предупреждая его вопрос. – Просто он был бы рад услышать родной голос.

 – Я об этом позабочусь.

 Ева в этом не сомневалась. Она со спокойной душой села за руль и вернулась мыслями к работе.

 – Мы что, идем по горячему следу или как? – обиженно спросила Пибоди. – Неужели человек не имеет права выпить чашку кофе и, может быть, даже съесть ма-а-аленькую булочку, тем более что человек вышел из метро на целую остановку раньше и специально проделал оставшийся путь пешком в предвкушении награды?

 – Как только перестанешь ныть, я введу тебя в курс дела.

 – Настоящая напарница принесла мне хотя бы кофе, а уж потом начала вводить в курс дела, пока я пью.

 – Сколько кофеен ты миновала на долгом и тяжком пути от метро сюда?

 – Это совсем не одно и то же, – проворчала Пибоди. – И я не виновата, что пристрастилась к хорошему кофе. Это из-за тебя я привыкла к настоящему кофе из настоящих зерен. Я их знать не знала, пока не появилась ты, это ты меня растлила. – Она укоризненно указала на Еву пальцем. – А теперь не даешь попить.

 – Так и было задумано с самого начала. А теперь, если захочешь настоящего кофе, придется тебе делать, что я велю.

 Пибоди уставилась на Еву в немом изумлении.

 – Ты настоящая кровопийца, кофейная шантажистка.

 – Так и есть. А вам неинтересно узнать, детектив, куда мы едем, к кому и зачем?

 – Мне было бы куда интереснее, если бы меня угостили чашечкой кофе. – Не услышав ничего в ответ, Пибоди тяжело вздохнула. – Ну хорошо, куда мы едем, лейтенант, к кому и зачем?

 – Мы едем в винный погребок рядом с церковью Святого Кристобаля, и я уже слышу, как проворачиваются колесики у тебя в мозгу: «Буррито на завтрак».

 – Да ты у нас прямо экстрасенс! А что еще интересного может быть в винном погребке утром, кроме буррито на завтрак?

 Ева изложила напарнице результаты поисков и план действий.

 – Ты разбудила Уитни?

 «Ну конечно, это она сразу просекла», – подумала Ева.

 – Похоже на то, – сказала она вслух. – Нам нужен доступ. Два взрыва, второй, видимо, в ответ на первый, оба с жертвами. Бандитские разборки. И в это самое время Лино Мартинес с приятелем покидает город. В банде «Солдадос» Лино занимал верхнюю ступень. Здорово соображал в электронике. Не может быть, чтобы это прошло без его участия. Ни за что не поверю.

 – А эта Пенни Сото может быть в курсе?

 – Инес что-то знает. И это «что-то» вызвало раскол. Имеет смысл порасспросить Пенни Сото.

 – Думаешь, он мог вступить в контакт с прежней подружкой, соратницей по банде, и не захотел встретиться с матерью?

 – Я уверена, что он не встречался с матерью. Я думаю, она была со мной честна. Вряд ли он встречался и с Инесом: Инес так психанул… Зуб даю, он мне не врал. Может, Лино залег на дно на шесть лет, но… он каждый день ходил мимо погребка, каждый день видел эту женщину… свою бывшую подружку.

 Ева вспомнила Рорка и его погибшую подружку Дженни.

 – На это нужна прямо-таки железная воля: не поделиться с другом, не вспомнить добрые старые времена.

 Пибоди кивнула:

 – Да я вообще не понимаю, какой смысл возвращаться на старое пепелище, если тут и поговорить не с кем?

 – Вот именно. А если уж хочешь с кем-то пообщаться, разве не выберешь того, с кем тебе хорошо и уютно, кому доверяешь? Мама его любит, тут спору нет, но ей не нравились его занятия, тот путь, что он для себя выбрал, она все время старалась его остановить. И потом, у нее теперь новая жизнь, новый муж, еще один сын. Как с ней общаться? Где тут душевный уют? Как сказать ей, что он прикидывается священником? – Ева начала отыскивать место для стоянки. – Если он связался с Пенни, если доверился ей, – она втиснула машину в свободное место у обочины, – мог поделиться своими секретами.

 Даже из машины Ева слышала звон колокольчика, звякавшего каждый раз, как люди входили или выходили из погребка. Она заметила Марка Тулуза из молодежного центра, вышедшего с большой дымящейся «походной кружкой».

 – Мистер Тулуз!

 – О, лейтенант…

 Ева ясно видела, что он роется в памяти, вспоминая ее фамилию.

 – Даллас.

 – Точно. Утренний дозняк, – пояснил он, кивком указывая на кружку. – Моя система не запускается без макропорции черного кофе с сахаром. А вы тут по поводу Мигеля? – Сказав это, Марк растерянно замолчал. – Я не знаю, как еще его называть. У вас есть новости?

 – Возможно, будут, но позже. Вы каждый день сюда ходите?

 – Иногда даже дважды в день. Наверное, эта гадость мне все трубы проела, но… Черт возьми, кто хочет жить вечно? – И он поднял кружку, словно салютуя.

 – Вы встречали здесь Флореса?

 – Да, конечно. Иногда. А бывало, занимаемся с ним вместе в центре, умираем, как хочется кофе, и он угощает. Тут и буррито отличные, настоящие, мексиканские, лучшие во всей округе. Кто-нибудь из нас обычно брал тут обед, по крайней мере, раз в неделю, когда у нас бывали собрания в центре. До сих пор не могу поверить… Вы хоть что-нибудь можете мне сказать, лейтенант? Что мне сказать Магде? Она очень тяжело все это переживает.

 – Передайте, что мы над этим работаем.

 – Понял. Ладно, не буду вам мешать. Мне пора в центр.

 – Он приходил сюда чуть ли не каждый день, – заметила Ева, когда Марк скрылся из виду. – Ну разве священник, тем более ненастоящий, выдержит такой соблазн?

 Ева вошла, колокольчик звякнул. Внутри ее встретила волна разнообразных запахов. У прилавка с горячими завтраками толпились люди. Много народу было и у кофейной стойки. Другие посетители брали фасованные продукты с полок, складывая их в красные пластиковые корзинки.

 За прилавком с завтраками работали две женщины, и одной из них была Пенни Сото: худая, как щепка, с непропорционально пышным бюстом, нелепо смотревшимся на костлявой фигуре. «Силикон», – догадалась Ева. Угольно-черные волосы с огненно-красной прядью были гладко зачесаны назад и затянуты специальной сеткой, чтобы уберечь посетителей от обнаружения волос в яичнице, гренках или порции жаркого. Губы Пенни в темно-красной помаде кривились, когда она накладывала и подавала.

 Ева заняла место в конце очереди. Придется постоять несколько минут, чтобы дойти до прилавка, но ничего: это даст ей время понаблюдать. В ушах Пенни покачивались золотые кольца такого диаметра, что в них свободно могла бы поместиться мексиканская лепешка, на ее левом запястье бренчала целая дюжина браслетов. Ногти были покрыты темно-красным лаком, того же цвета, что и помада на губах, а лунки аккуратно обведены черным.

 На плече у нее красовался татуированный символ «Солдадос» с каплей крови – символом убийства.

 – Давай, – сказала Ева Пибоди, – заказывай.

 – Все-таки бог есть. – Когда подошла их очередь, Пибоди заказала буррито с овощным рагу и яичницей, а также кофе с молоком.

 – Как дела, Пенни? – спросила Ева, пока вторая подавальщица выполняла заказ Пибоди.

 Пенни вскинула взгляд и уставилась на Еву. Темно-красный рот сложился в презрительную гримасу.

 – Я сразу подумала, что ты коп. Я копов за милю чую. Мне нечего сказать.

 – Прекрасно, в таком случае мы прокатимся в Управление, посмотрим, вдруг ты еще передумаешь?

 Пенни фыркнула и огрызнулась:

 – Никуда я не поеду. У тебя нет ордера и права тоже нет.

 – А знаешь, ты подозрительно похожа на грабительницу, которая обчистила парня вчера вечером в паре кварталов отсюда. Детектив, позаботьтесь, чтобы мисс Сото доставили в участок на опознание.

 – Это полная чушь! – возмутилась Пенни.

 – Ты чуешь копа? А я чую несколько часов задержания и бумажной волокиты. Может, тебе стоит пригласить адвоката?

 – Не нужен мне никакой вонючий адвокат. Чего ты ко мне вяжешься? Я тут работаю, делаю свое дело.

 – Надо же, какое совпадение! Я тоже. Итак, где поговорим? Здесь или в городе?

 – Дерьмо. – Пенни отступила от прилавка. – В переулке с черного хода.

 Ева сделала знак Пибоди выйти через парадную дверь, а сама последовала за Пенни в тесную подсобку и через черный ход в переулок.

 – А ну дай посмотреть удостоверение, – потребовала Пенни.

 Ева извлекла жетон.

 – У тебя были неприятности с законом, Пенни.

 – У меня законный заработок. За квартиру уплачено. Так что иди ты знаешь куда…

 – Да я-то, честно говоря, думаю, что это тебе придется туда пойти. Мигель Флорес.

 Пенни дернула костлявым плечом и воинственно выставила костлявое бедро.

 – Мертвый священник. Об этом все знают. Ну и что? Я в церкви сто лет не была. Все это чушь собачья. Я это поняла, когда мне десять было.

 – Ты его знала.

 В глазах Пенни загорелся огонек. Она ухмыльнулась.

 – Все его знали. Их тут все знают, долгополых этих. Да они тут как вши кишат.

 Ева взглядом дала понять Пибоди, что видит ее, когда напарница завернула за угол.

 – Ты его знала, – повторила она.

 – Ты что, туга на ухо? Я же только что сказала: все его знали.

 – Лино Мартинес.

 На миг гнев вспыхнул в глазах Пенни, но она тут же устремила беспечный взгляд поверх Евиного правого плеча.

 – Я никого не знаю с таким именем.

 – Ну нет, не стоит так глупо врать. Ты просто даешь мне понять, что собираешься врать и дальше. Лино Мартинес, – повторила Ева, схватив Пенни за плечо. – Ты бы лучше прикрывала это, если не хочешь признавать старых связей.

 – Ну и что? Я не видела Лино с тех пор, как мне стукнуло шестнадцать. Он сбежал. Спроси кого хочешь, из тех, кто был тут тогда, все скажут одно и то же. Черт, да спроси хоть эту старую хрычовку, эту святошу – его мать! Она раздает пиццу где-то в Бруклине. Заимела мужа, приличный дом и сопливого сыночка.

 – А ты откуда знаешь?

 Глаза Пенни вспыхнули досадой.

 – Доходили слухи.

 – Это Лино тебе сказал?

 – Говорю же, я его не видела с тех пор…

 – А знаешь, – как ни в чем не бывало заговорила Ева, слегка сжав плечо Пенни, – эту штуку можно удалить. Так чисто, что и следа не останется. Ну, разве что, когда лежишь тушей на столе в морге. Там и очки-микроскопы, и разные жуткие ножики для вскрытия… Чего только нет.

 – Ну и…

 – …что, – закончила за нее Ева. – Видишь ли, мы знаем, что Лино Мартинес прикидывался священником. Прямо тут, по соседству. Мы знаем, что он заходил сюда повидать тебя чуть ли не каждый день. Больше пяти лет. Мы знаем, как давно ты дружишь с ним, с Чавесом, с «Солдадос». И знаешь что, Пенни? Кроме тебя, тут никого не осталось. Так что отвечать тебе.

 – Это чушь, говорю же тебе!

 – До меня тоже доходят слухи, – как ни в чем не бывало продолжала Ева. – Например, о том, что вы с Лино плясали танго на матраце. И он каждый день заходил в погребок, где ты работаешь.

 – Ну и какого дерьма это значит? Да никакого! Я ничего не делала. Ни черта! Ты не докажешь, будто я знала, что Лино вернулся. У тебя ничего на меня нет.

 – Дай мне время. А пока я беру тебя под стражу.

 – За что?

 – Важный свидетель.

 – Да пошла ты!

 Ева сделала обманное движение, будто собиралась схватить Пенни за плечо, и довольно усмехнулась, когда Пенни ударом оттолкнула ее.

 – Ого! Вы это видели, детектив Пибоди?

 – Видела, лейтенант. Я считаю, что эта женщина только что напала на офицера полиции.

 – К черту вас всех! – вне себя заорала Пенни. Ее лицо полыхало бешенством. Она оттолкнула Еву и бросилась к двери.

 – Ой, еще одно нападение плюс сопротивление при аресте. – Ева схватила Пенни за запястье и вывернула его. Пенни тем временем сунула свободную руку в карман. – Мамочки, а это что у нас такое? – И она прижала Пенни лицом к стене.

 – Бог ты мой, лейтенант, да это похоже на нож!

 – И правда похоже. – Ева перебросила нож Пибоди рукоятью вперед. – А дело-то и вправду скверное, а?

 – Puta[1]! – Пенни повернула голову и плюнула Еве в лицо.

 – Все, мне больше не смешно. – Ева сковала руки Пенни наручниками за спиной. – Вызывай патрульную машину, Пибоди, пусть отвезут арестованную в Управление и зарегистрируют за вооруженное нападение на офицера полиции и сопротивление при аресте.

 – Фуфло ваши обвинения! Я выйду через двадцать минут.

 Ева взяла салфетку, которую передала ей Пибоди, и вытерла слюну с лица. Потом придвинулась поближе к Пенни, наклонилась к ее уху и шепнула:

 – Хочешь на спор?

 – Мы не сможем задержать ее надолго, – заметила Пибоди, когда они передали Пенни паре патрульных.

 – Конечно, сможем! – Ева вытащила коммуникатор и позвонила к себе в убойный отдел. – Дженкинсон, – заговорила она, когда лицо одного из ее детективов появилось на экране. – Я отправляю в Управление арестованную. Сото Пенелопа. Обвиняется в нападении на офицера полиции и сопротивлении при аресте. Я буду часа через два. Потяни время.

 – Есть.

 Отключив связь, Ева проверила время по наручным часам.

 – Черт, опять нет времени поговорить с Лопесом или Фрименом. Нам пора в морг. Надо придать Лино официальный статус.

 – Ты ее здорово разозлила.

 – Ага. – Ева, улыбаясь, села за руль. – В нашей работе есть свои светлые стороны.

 – А может, она так разозлилась, что теперь разговаривать с тобой не захочет. Особенно если вызовет адвоката.

 – О, она вызовет адвоката! Я на это очень рассчитываю. Именно поэтому она поговорит со мной о Лино. Адвокат ей посоветует.

 Растерянная Пибоди почесала затылок и наконец впилась зубами в уже остывший буррито.

 – Пофему?

 – Почему? Если признает, что она знала о самозванстве Лино, что у них были контакты, причем контакты дружеские, сразу слетит в самый конец списка подозреваемых в его убийстве.

 Пибоди прожевала и проглотила кусок буррито.

 – А мы видим ее в этой роли?

 – Да нет, пока нет. Как мы только что убедились, она вспыльчива. Трудно вообразить, что она проскальзывает в церковь, где ее сразу бы засекли, потому что шлюха – она шлюха и есть, и отравляет вино. Это умный ход, и это символично. А Пенни плевать хотела на символику. Она просто перерезала бы ему глотку и бросила бы подыхать в темном переулке. – Ева представила себе, как бы это выглядело. – Знаешь, мне это в ней почти нравится.

 Тереза Франко и ее муж уже ждали у морга, когда подъехала Ева. Тони Франко обнимал жену, бережно растирал ей плечо правой ладонью, пока они слушали Еву.

 – Простите, что заставила вас ждать. Я с ними созвонилась по пути сюда, проверила. Они готовы вас принять. А вы готовы?

 У Терезы под глазами залегли черные круги.

 – Вы нам скажете, что надо делать?

 – Мы будем смотреть на монитор. Это такой маленький экран. Если вы сумеете опознать тело, просто скажете мне.

 – Он никогда не посылал фотографий. А если звонил, всегда блокировал видео. У меня в памяти – у меня в сердце – он так и остался маленьким мальчиком. – Тереза бросила взгляд на мужа. – Но ведь мать должна узнать своего сына? Должна узнать, несмотря ни на что.

 – Ты ни в чем не виновата, Терри. Ты сделала все, что могла. Ты делаешь все, что можешь.

 – Прошу вас, идемте со мной. – Пибоди мягко коснулась ее руки и пошла вперед, указывая дорогу.

 В маленькой комнате, где стоял столик с единственным стулом и выпуклым стенным экраном, Ева подошла к переговорному устройству.

 – Говорит Даллас, – объявила она. – Мы в комнате наблюдения номер один. – Она помолчала. – Вы готовы, миссис Франко?

 – Да. – Тереза стиснула руку мужа с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. – Да, я готова.

 – Вперед, – скомандовала Ева и устремила взгляд на экран.

 Белая простыня укрывала тело от подмышек до пяток. Кто-то, вероятно, Моррис, убрал бирку с ноги. По мнению Евы, смерть не была похожа на сон, но, наверное, кому-то могло показаться, что похожа. Тому, кто никогда не видел смерть.

 Тереза втянула в себя воздух и прислонилась к мужу.

 – Он… он не похож на Лино. Черты острее, нос длиннее. У меня есть снимок.

 Она вытащила фотографию из сумки и пододвинула ее к Еве.

 Мальчик, только-только вошедший в подростковый возраст, был красив. Нахальная улыбка и большие темные глаза под тяжелыми веками.

 – Мы установили, что он сделал пластическую операцию, – сказала Ева.

 «Но форма глаз не изменилась, – заметила она про себя. – Цвет тоже. Темные волосы, линия шеи, посадка головы на плечах».

 – Сходство есть, – добавила она вслух.

 – Да, я знаю, но… – Тереза сжала задрожавшие губы. – Я не хочу, чтобы это был Лино. Можно мне… могу я посмотреть? Войти туда, где он лежит, и посмотреть?

 Ева надеялась, что просмотра на экране будет достаточно. Только теперь она поняла, что рассчитывала на это, потому и устроила просмотр на экране. По той же причине и Моррис снял бирку с ноги. Чтобы пощадить чувства матери.

 – Вы действительно этого хотите?

 – Нет-нет, я этого совсем не хочу. Но я должна это сделать. Мне это нужно.

 Ева снова подошла к переговорному устройству.

 – Миссис Франко хочет осмотреть тело. Я приведу ее.

 Ева первая вышла из комнаты и провела Терезу по коридору к двойным дверям. Одновременно в дверях появился Моррис. Он был в костюме цвета полированной бронзы. Защитного балахона на нем не было.

 – Миссис Франко, я доктор Моррис. Могу я вам чем-нибудь помочь?

 – Я не знаю. – Цепляясь за руку мужа, Тереза подошла поближе к телу на столе. – Такой высокий, – прошептала она. – Его отец был высок ростом. А у Лино даже в детстве были большие ноги. Я ему говорила, что он до них еще дорастет, как щенок. Так и случилось. В нем было почти шесть футов, когда он уехал. И он был очень худой. Сколько ни ел, все не в коня корм, он был как хлыст… И такой же быстрый, когда играл в мяч.

 Ева бросила взгляд на Пибоди.

 – Баскетбол.

 – Да, это была его любимая игра. – Тереза протянула было руку и тут же отдернула. – Можно, я… вы не могли бы… простыня. Чтобы я могла посмотреть.

 – Позвольте мне это сделать. – Моррис выступил вперед. – Там будет разрез, – предупредил он.

 – Знаю. Да, я знаю. Ничего, это не страшно.

 Моррис осторожно опустил простыню до пояса.

 Тереза сделала еще шаг. На этот раз она протянула руку и коснулась пальцами левого бока умершего в верхней части ребер. С ее губ сорвался не то вздох, не то стон.

 – Когда он был маленьким и еще послушным, я иногда щекотала его вот здесь. Вот так. – Тереза быстрым движением прочертила на коже зигзагообразный рисунок. – Видите, это родинки. Четыре маленьких родинки, и их можно соединить зигзагом.

 Ева изучила рисунок – такой легкий, тонкий, почти неуловимый. Наверное, надо быть матерью, чтобы его разглядеть.

 – Видите, какие у него длинные ресницы? Длинные и густые, как у девушки. Он их стеснялся, когда был маленьким. А потом начал гордиться, когда увидел, что девушки на них реагируют.

 – Вы знаете, какая группа крови была у вашего сына, миссис Франко? – спросил Моррис.

 – Первая, резус отрицательный. Он сломал руку, когда ему было десять лет. Правую руку. Поскользнулся, когда пытался вылезти в окно. Ему было всего десять, а он уже лазил в окна. Вы можете подтвердить, что он сломал руку в детстве?

 – Да. – Моррис сочувственно коснулся ее руки. – Да.

 – Это мой сын. Это Лино. – Наклонившись, Тереза прижалась губами к ледяной щеке сына. – Siento tanto, mi bebe[2].

 – Позвольте мне вас проводить, миссис Франко. – Пибоди обняла Терезу за талию. – Позвольте мне вывести вас отсюда.

 Ева проводила их взглядом. Пибоди вела Терезу с одной стороны, муж поддерживал ее с другой.

 – Тяжело это, – тихо заметил Моррис. – Тяжело для матери. Сколько бы лет ни прошло.

 – Да, ей очень тяжело. – Ева повернулась к телу. – У него был кто-то, кто его любил. До конца, несмотря ни на что. И все равно, похоже, что бы он ни делал, это вело его прямиком сюда.

 – Люди сами себе худшие враги.

 – Верно подмечено. – У Евы стало немного легче на душе. Она улыбнулась Моррису, глядевшему на нее с пониманием. – Хуже них самих у людей врагов нет.