16

 – С Новым годом! – приветствовал Джеда лысый долговязый детина в красном кожаном комбинезоне, усыпанном серебряными звездами. Джед не успел оправиться от изумления, как новый знакомый, излучавший ароматы вина и дорогого одеколона, уже обнимал его и хлопал по спине.

 – Я Индиго[15].

 Поскольку цвет кожи парня вполне соответствовал его имени, Джед согласно кивнул:

 – Я вижу.

 – Отличная вечеринка. – Индиго сунул в золотой мундштук тонкую черную сигарету и принял картинную позу, уперев свободную руку в бедро. – Оркестр – высший класс, шампанское – холодное, а женщины… – он пошевелил бровями, – в избытке.

 – Спасибо за информацию, – поблагодарил Джед и попробовал обойти верзилу, но он явно недооценил дружелюбность Индиго.

 – Если хотите, могу вас представить кому угодно. Я здесь знаю всех, – сказал парень, обнимая Джеда за плечи.

 – Вы не знаете меня.

 – Но умираю от желания узнать. – Сквозь толпу в фойе Индиго провел Джеда к буфету, где два ловких бармена разливали напитки. – Попробую угадать. – Он чуть отступил, откинул голову, затянулся своей длинной европейской сигаретой. – Вы танцор?

 – Нет.

 – Нет? – Подвижное лицо Индиго стало задумчивым. – Ну, с таким великолепным телом вам следовало бы быть танцором. – Он взмахнул сигаретой, привлекая внимание бармена: – Шампанское мне и моему другу.

 – Виски, – поправил Джед. – Со льдом.

 – Виски со льдом? – В миндалевидных глазах Индиго замелькали веселые искры. – Ну конечно же, как я сразу не догадался. Вы – актер, естественно, драматический… из Нью-Йорка.

 Джед взял стакан с виски, выудил из кармана доллар на чаевые… и решил, что иногда проще не возражать.

 – Да, временно безработный, – сказал он и ретировался.

 В фойе театра «Либерти» преобладал готический стиль: на стенах и потолках – золоченые гипсовые завитушки и злые гномы; над дверями, ведущими в зал, – бронзовые маски Комедии и Трагедии.

 Все помещение было забито людьми, каждый из которых пытался перекричать другого. В сизом от табачного дыма воздухе царили запахи духов и попкорна, бодро взрывающегося в автомате рядом с буфетом.

 Джед решил, что атмосфера далека от театральной, хотя Дора сказала бы ему, что он глубоко заблуждается.

 Гости были одеты кто во что горазд: от фраков до драных джинсов. В одном углу на полу сидела троица в строгих черных костюмах и декламировала вслух стихи.

 На сцене оркестр очень эмоционально исполнял «Грязный героин» из репертуара «Роллинг стоунз».

 Все люстры ярко сияли. Люди толпились в проходах между креслами партера, в ложах, в оркестровой яме, на балконах. Они ели, пили, болтали, танцевали, а великолепная акустика театра многократно усиливала и без того невыносимый шум.

 «Да, это не Зимний бал, – подумал Джед. – А самое главное: непросто будет найти в этой толпе Дору. Похоже, здесь собралось все население Пенсильвании».

 Джед никогда не любил приемы и вечеринки. Слишком часто в детстве и юности ему приходилось присутствовать при унизительных публичных ссорах своих родителей. Он предпочел бы провести тихий вечер дома, но раз уж Дора вытащила его сюда, то, по меньшей мере, могла бы оказаться где-нибудь поблизости.

 Если бы Дора не уехала в театр очень рано, сославшись на то, что должна помочь в подготовке вечера, он не выпустил бы ее из виду.

 Неприятно даже думать, что она болтается где-то одна, когда преступник все еще на свободе. Хотя, конечно, в этой толпе и речи нет об одиночестве, но все равно Джед тревожился. Иначе бы он сюда вообще не приехал.

 Две вечеринки за одну неделю, черт побери! Слишком много даже для целого года.

 Джед отклонил предложение нахлобучить усыпанный блестками картонный цилиндр и уже всерьез подумывал о бегстве с поля боя, как увидел Дору. И удивился, что не заметил ее раньше. Она сидела на краю сцены, в самом центре, и оживленно болтала с двумя женщинами.

 Она что-то сделала с волосами, заметил Джед. Собрала их на макушке в копну буйных кудрей. И глаза. Она подкрасила их так, что они казались еще больше, еще бездоннее. Страстные цыганские глаза.

 Дора схватила одну из собеседниц за руку и рассмеялась. Ярко-красные губы быстро двигались, произнося слова, не слышные в этой лавине звуков.

 Черный с серебром комбинезон с высоким воротом и длинными рукавами обтягивал ее, словно вторая кожа. Подобную одежду следовало бы объявить вне закона, подумал Джед. При каждом движении серебряные блестки комбинезона отражали свет прожекторов и сверкали, как молнии.

 Может, Дора и бросила сцену, но не забыла, как привлекать всеобщее внимание.

 У него зачесались руки, так захотелось обнять ее. На мгновение ослепительный взрыв желания затмил все остальные мысли.

 Поставив стакан на подлокотник ближайшего кресла, Джед пробился к сцене.

 – Он же работает по системе Станиславского. – Дора усмехнулась. – Естественно, что он хочет подцепить грипп, чтобы убедительно сыграть больного. Только мне интересно, что случилось после того, как он… – Она не успела закончить фразу, поскольку сильные руки схватили ее под мышки и оторвали от сцены.

 Дора успела лишь заметить, что это Джед, и тут же его губы впились в ее рот. Неистовое желание пронзило ее, сердце остановилось и тут же забилось в ритме бушующего оркестра.

 – Эй, привет, – задыхаясь, произнесла она, когда Джед отпустил ее, и, пошатнувшись, вцепилась в его руку. – Рада, что ты все-таки приехал. Я… ах… это…

 Дора повернулась к своим приятельницам, но не смогла больше выдавить ни слова.

 – Извините нас. – Джед тащил ее за собой, пока не нашел уголок, который никак нельзя было назвать тихим, но, по крайней мере, им не приходилось кричать. – Как бы ты определила то, что на тебе надето?

 – Это? – Дора опустила взгляд на свой костюм, затем снова взглянула Джеду в глаза. – Сексуально. Тебе нравится?

 – Я дам тебе знать, как только подберу вывалившийся язык.

 – Ты так образно выражаешься, Скиммерхорн. Хочешь выпить? Или перекусить?

 – Я выпил. Меня поймал в дверях двухметровый черный парень в красной коже. Он меня обнимал.

 – Индиго. Он очень общительный.

 – Он решил, что я – безработный актер из Нью-Йорка.

 Джед дотронулся кончиком пальца до одного из ее буйных локонов, размышляя, как все они будут выглядеть, разметавшись по ее плечам.

 – Индиго одевается ярковато и ведет себя несколько раскованно, но он отличный режиссер. Хорошо, что ты не стал разубеждать его. Лучше ему не знать, что ты полицейский. – Дора взяла Джеда за руку и повела за кулисы, где разместили еще один бар и буфет. – Он не любит полицейских.

 – Я не полицейский. – Джед хотел заказать виски, но передумал и попросил содовую. Дора выбрала шампанское. – Почему он не любит полицейских?

 – Он подрабатывал в клубе… вышибалой. Во время облавы полиция накрыла в задней комнате игроков в кости и загребла его. – Дора склонила голову, повела плечами и точно скопировала Индиго: – Дорогая, это было ужасно. Ты представляешь, кого они бросают в камеры?

 – Преступников.

 – Только не говори это ему. Именно я вносила за него залог, и поверь, у парня был нервный срыв. – Дора машинально поправила воротник сорочки Джеда. – Понимаю, что ты не стал бы ему сочувствовать, ведь ты смотришь на мир с другой стороны решетки.

 – Я видел мир с обеих сторон решетки.

 – Ах да. – Отработанным движением она откинула волосы с его лба. – Как-нибудь расскажешь мне об этом.

 – Может, и расскажу. Ты закончила приводить меня в порядок?

 – Да. Тебе очень идет черное. Ты похож на мятежника.

 – У тебя богатое воображение, я более реалистичен.

 – Большую часть своей жизни я питалась фантазиями. – Дора взяла с блюда редиску и захрустела ею. – Предпочитаю фантазии реальности.

 – Естественно, ты ведь была актрисой.

 Дора рассмеялась.

 – Я и сейчас актриса, ведь я – Конрой. – Наклонившись, она шаловливо куснула его за мочку уха, и словно раскаленное копье пронзило его тело. – Если ты когда-нибудь решишь попробовать свои силы на сцене, может, и я вернусь.

 – Почему бы нам не остаться теми, кем мы есть?

 – И мир никогда не узнает, что потерял. – Дора уставилась на его бокал с содовой. – Знаешь, необязательно оставаться трезвым. Мы можем заказать такси.

 Джед ухватил ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

 – Я хочу заняться с тобой любовью на ясную голову.

 – О… Хорошо.

 Дора поднесла бокал к губам. Джед заметил, что ее рука дрожит, и усмехнулся.

 – Забыла свою роль, Конрой?

 – Я… ах…

 – Айседора!

 На них, как лавина, обрушилась высокая рыжеволосая женщина в зеленом платье. Сверкающая ткань обтекала стройное тело, вспениваясь жестким веером от колен до лодыжек. В целом создавалось впечатление рассвирепевшей русалки.

 Трикси не могла бы появиться более своевременно. Дора с облегчением вздохнула и повернулась к матери:

 – Проблемы?

 – Этот поставщик – просто животное. Один бог знает, почему я продолжаю пользоваться его услугами. – Трикси бросила через плечо взгляд, который мог бы расплавить сталь. – Он наотрез отказывается слушать мои советы насчет анчоусовой пасты.

 Дора огляделась, но брата не увидела. Она свою смену отстояла. Сейчас его очередь ограждать поставщика от матери. Ну, братишка, считай, что ты уже мертв.

 – Где Уилл?

 – О, он с этой прелестной девушкой, которую привез из Нью-Йорка. – Трикси вскинула руки. Стычка с поставщиком не оставила ей времени на запоминание имен. – С моделью.

 – Мисс Январь, – тихо сказала Дора.

 – Так вот, анчоусовая паста. – Трикси набрала в легкие побольше воздуха, готовясь произнести пламенную речь.

 – Мама, ты еще незнакома с Джедом.

 – Джед? – Трикси рассеянно пригладила волосы, посмотрела повнимательнее, и выражение ее лица изменилось. Чуть-чуть приподняв подбородок, она кокетливо взглянула на Джеда из-под густых ресниц. Трикси считала флирт особым видом искусства. – Я счастлива познакомиться с вами.

 Джед понял, что от него ожидается, и поцеловал кончики пальцев протянутой руки.

 – Я тоже счастлив, миссис Конрой.

 – О, пожалуйста, Трикси, – проворковала она. – Иначе я буду чувствовать себя старой и заплесневелой.

 – Уверен, что это невозможно. В прошлом году я видел вас в «Привет, Долли». Вы были великолепны.

 Атласные щеки Трикси порозовели от удовольствия.

 – О, как вы добры. Я обожаю Долли. Такая яркая личность.

 – И вы прекрасно ухватили ее характер.

 – Да. – Трикси вздохнула. – Дора, он мне нравится. Скажите мне, Джед… Боже, какие у вас огромные руки!

 Поскольку Джед вел себя безукоризненно, Дора сжалилась над ним.

 – Мама. Джед – тот жилец, которого папа нашел мне.

 – Жилец… жилец! – Материнские инстинкты мгновенно возобладали над любовью к флирту. – О, мой дорогой, дорогой мальчик! – Преисполненная благодарности, Трикси обхватила Джеда за шею, и он отдал должное ее хватке. – Я в неоплатном долгу перед вами.

 Джед бросил на Дору беспомощный взгляд, но она лишь облизнулась.

 – Я не сделал ничего особенного, – пробормотал Джед, неловко поглаживая спину Трикси. – Просто откликнулся на объявление.

 – Вы спасли мою дорогую Айседору от ужасного грабителя. – Чуть отстранившись, Трикси расцеловала Джеда в обе щеки. – Мы никогда не сможем отблагодарить вас за то, что вы прогнали его и не дали обокрасть нашу малышку.

 Джед, прищурившись, уставился на Дору поверх вздрагивающих плеч ее матери, но она отвела взгляд.

 – Я пригляжу за ней, – многозначительно сказал он. – Не волнуйтесь.

 – Волнения – удел матери, дорогой. – Трикси печально улыбнулась и вздохнула.

 – Вот ты где, цветок страсти! – воскликнул Квентин, неотразимый во фраке и белом галстуке. Даже доведя до изнеможения двух барменов, он подошел к жене очень твердой походкой. – Я пришел пригласить тебя на танец.

 – С удовольствием, дорогой. – Трикси обняла мужа, и они заскользили в знойном танго.

 – Ты познакомилась с молодым человеком, которого я нашел для Иззи?

 – Да, только что. – При очередном повороте Трикси откинула голову и ослепительно улыбнулась Джеду. Он не удивился бы, если бы у нее в зубах неожиданно появилась роза. – У тебя отличный вкус.

 – Иззи, покажи Джеду театр. В нашей скромной обители есть не только сцена.

 Квентин подмигнул и увлек жену прочь.

 – Цветок страсти? – переспросил Джед, когда они исчезли.

 – У них срабатывает.

 – Да, я видел.

 Джед не мог вспомнить, чтобы его собственные родители хотя бы обнимались, не говоря уж о пылких поцелуях. Их чувства проявлялись, лишь когда они швырялись посудой и осыпали друг друга оскорблениями.

 – Ты не говорил, что бывал здесь раньше.

 – Что?

 – В театре. «Привет, Долли»?

 – Ты не спрашивала. – Джед увлек Дору подальше от толпы у бара. – Ты ничего не рассказала ей?

 – Не хотела расстраивать. Не смотри на меня так, – огрызнулась Дора. – Ты же видел, как она отреагировала на простой взлом. Можешь вообразить, что случилось бы, если бы я рассказала ей о маньяке с пистолетом? – Джед не ответил, и Дора в гневе топнула ногой. – Я расскажу ей… когда сочту нужным.

 – Как хочешь. – Джед вытащил сигарету. – Но если она узнает от кого-нибудь другого, будет хуже.

 – Сейчас я не хочу думать об этом. – Дора выдернула у Джеда сигарету, затянулась и вернула ему. – Пойдем на экскурсию. Театр построен в середине девятнадцатого века. Когда-то здесь был популярный мюзик-холл. – Она повела Джеда со сцены в один из узких боковых коридоров. – Когда водевили вышли из моды, здание начало ветшать и едва избежало полного разрушения. А потом… – Дора распахнула дверь одной из актерских уборных и, уперев руки в бока, уставилась на Уилла, утонувшего в пылких объятиях. – Дезертирство – преступление, караемое смертной казнью.

 Уилл усмехнулся, продолжая обнимать роскошную девицу.

 – Лорейн помогала мне репетировать роль. У меня контракт на рекламу зубного эликсира.

 – Уилл, ты на дежурстве. Я отстояла свою вахту, а Ли придет только после полуночи.

 – Ладно, ладно. – Ведя за собой девушку, Уилл протиснулся в дверь. – Встретимся позже.

 Даже не пытаясь скрыть восхищение, Джед уставился на мерно покачивающиеся бедра Лорейн.

 – Скиммерхорн, подбери глаза с пола, а то на них кто-нибудь наступит.

 – Через минуту. – Он повернулся к Доре, только когда Лорейн исчезла из виду. – Какое дежурство?

 – Следить, чтобы мама не вцепилась в волосы поставщику. Идем. Я отведу тебя на платформу над колосниками. Оттуда открывается необычный вид на сцену.

 

 С течением вечера Джед перестал спрашивать себя, действительно ли ему здесь нравится. Хотя он не любил столпотворения и болтовню с незнакомцами, ему совершенно расхотелось уходить из театра, тем более когда он столкнулся на балконе первого яруса с Чэпменами.

 – Привет, Джед. С Новым годом. – Мэри Пэт поцеловала его и снова перегнулась через перила. – Потрясающая вечеринка. Никогда не видела ничего подобного.

 Джед тоже взглянул вниз: яркая толпа, шум, смех, музыка.

 – Конрои уникальны.

 – Мне можешь об этом не рассказывать. Я познакомилась с отцом Ли. Мы танцевали джиттербаг[16]. – Мэри Пэт раскраснелась от смеха. – Я даже не подозревала, что умею танцевать джиттербаг.

 – Ей особенно нечего было делать, только повторять его движения, – заметил Брент. – Этот парень умеет двигаться.

 – Наверное, хорошо подзарядился, – предположил Джед, заметив внизу Квентина в сдвинутом набекрень блестящем картонном цилиндре.

 – Где Дора? – спросил Брент. – Я еще не видел ее.

 – Где-то здесь. Индиго хотел потанцевать с ней.

 – Индиго?

 Мэри Пэт еще глубже свесилась с балкона, чтобы побросать конфетти.

 – Вы наверняка его видели. Лысый черный гигант в красной коже.

 – О боже! – воскликнула Мэри Пэт, найдя в толпе Индиго. – Как жаль, что я не умею так танцевать. – Она оперлась локтями о балюстраду и слегка задвигала бедрами в ритме музыки.

 – Есть новости? – спросил Джед Брента.

 – Еще рано. – Брент отхлебнул пива. – Мы разослали фоторобот. Если на парня есть досье, узнаем что-нибудь после праздников. Я сам немного побегал. Искал его среди известных нам насильников и взломщиков. Пока ничего. – Брент взглянул на свой пустой стакан, поправил очки. – Пойдем раздобудем еще пива.

 – О нет. – Мэри Пэт выпрямилась и схватила Брента под руку. – Ты будешь танцевать со мной, лейтенант. Уже почти полночь.

 – Может, лучше остаться здесь и пообниматься? – Брент потащился за женой, едва волоча ноги. – Или, может, Джед с тобой потанцует.

 – Я иду искать свою женщину.

 Когда троице удалось протиснуться к оркестру, ведущий поднял руки и закричал в микрофон, требуя тишины:

 – Внимание! Все сюда! До полуночи осталась одна минута, так что найдите свою половину… или любую ближайшую пару губ… и приготовьтесь к новогоднему поцелую.

 Не обращая внимания на дикий шум и интересные предложения от нескольких одиноких женщин, Джед продолжал протискиваться сквозь толпу к своей цели.

 Дора стояла на сцене рядом с братом и, весело смеясь, разливала шампанское в протянутые бокалы.

 Отставив пустую бутылку, она взяла другую и повернулась к оркестру проверить, у всех ли есть шампанское. И увидела Джеда.

 – Уилл. – Не сводя глаз с Джеда, она сунула бутылку брату. – Дальше ты сам.

 – Меня затопчут! – вскрикнул Уилл, но она уже шла к краю сцены.

 – Приготовьтесь, друзья! – прогремел голос ведущего. – Считайте вместе со мной. Десять, девять…

 Доре казалось, что она медленно, очень медленно плывет в теплой шелковистой воде.

 – Восемь, семь…

 Она наклонилась, положила ладони на плечи Джеда. Он обхватил ее за талию.

 – Шесть, пять…

 Стены покачнулись. Дора ступила в пустоту, в разноцветный дождь конфетти, почувствовала, как переливаются его мышцы, и обхватила его ногами.

 – Четыре, три…

 Дюйм за дюймом скользила она вниз по его телу, глядя ему в глаза, судорожно дыша.

 – Два, один…

 Ее губы, жаркие и голодные, раскрылись навстречу его губам. Два вздоха удовольствия слились в один под взрыв веселых криков. Дора чуть повернула голову и впилась в его рот, погрузив пальцы в его волосы.

 Джед был уверен, что все в нем сейчас взорвется: голова, сердце… все. Даже когда ее ноги коснулись пола, ее тело продолжало облеплять его.

 Дора сбивала с ног сильнее, чем виски, кружила голову сильнее, чем шампанское. Он понял, что мужчина может опьянеть, впитывая не алкоголь, а женщину.

 Джед оторвался от ее губ, продолжая прижимать ее к себе. Веки ее были чуть опущены, губы приоткрыты. Под его взглядом она легко провела языком по своим губам, как будто хотела насладиться послевкусием поцелуя, и прошептала:

 – Еще.

 Не успел Джед выполнить ее просьбу, как откуда-то появился Квентин и обнял их обоих.

 – Счастливого Нового года, дети мои. – Вскинув голову, он продекламировал звучным, хорошо поставленным голосом:

 
Под новогодний колокольный звон
Забудь тоску и прежние обиды.
Под новогодний колокольный звон
Открой объятья истинной любви.
 

 – Теннисон, – прошептал Джед, почему-то тронутый до глубины души, и Квентин ослепительно улыбнулся ему.

 – Совершенно верно. – Он поцеловал Дору, затем – с не меньшим чувством – Джеда.

 Не успел Джед оправиться от шока, как на них обрушилась Трикси.

 – Обожаю праздники. – И новая волна поцелуев. – Уилл, иди сюда и поцелуй свою мамочку.

 Уилл покорно спрыгнул со сцены и обнял мать, затем поцеловал отца и повернулся к Джеду.

 Джед не собирался сдавать позиции.

 – Только попробуй, и мне придется тебя стукнуть.

 Уилл только ухмыльнулся.

 – Извини, мы – экспансивная семейка. – Несмотря на предупреждение, он крепко обнял Джеда. – А вот и Ли с Джоном.

 Еще надеясь выжить, Джед отступил, но оказался прижатым к сцене. И, сдавшись, философски принял поцелуй Ли и объятия Джона… с которым даже не успел познакомиться.

 Его лицо так отчетливо отражало все его чувства, что Дора рассмеялась и подняла бокал шампанского:

 – За тебя, Скиммерхорн. Это всего лишь цветочки.

 

 Ди Карло все никак не умирал. Уайнсэп терпеливо ждал, изо всех сил пытаясь отключиться от жалобных призывов на помощь, бессвязных просьб и тихих рыданий.

 Он не знал, как Финли управился со слугами. И не хотел знать. Но не один раз в течение казавшегося бесконечным трехчасового ожидания он молился, чтобы Ди Карло наконец вспомнил о приличиях и умер.

 А когда стало смеркаться и звуки в саду смолкли, Уайнсэп пожалел, что Ди Карло не протянул подольше.

 Вздыхая, Уайнсэп вышел из дома, прошел мимо распростертого тела к южной лужайке, к каменному сараю для садовых инструментов.

 Следуя инструкциям Финли, он нашел большой рулон брезента, заляпанного белой краской, взвалил его на плечо и, сгибаясь под тяжестью, вернулся в сад… и легко смирился с привычными обязанностями, представив себя на месте Ди Карло, слепо уставившегося в темнеющее небо. Весь процесс просто перестал беспокоить Уайнсэпа.

 Он расстелил брезент на белых камнях, липких от крови. Мухи… Все-таки отвратительная работа. И грязная.

 Согнувшись, шумно дыша, Уайнсэп перекатил тело Ди Карло на середину брезента. Затем решил передохнуть. От физического труда он всегда обильно потел. Развернув носовой платок, он вытер лицо и шею, затем скомкал платок и бросил его под труп.

 Присев на корточки, стараясь не испачкаться в крови, он двумя пальцами вытянул бумажник Ди Карло и решил сжечь его при первой же возможности вместе с деньгами. Затем тщательно обыскал карманы, чтобы исключить все шансы на опознание трупа.

 Из окна второго этажа доносилась музыка: какая-то итальянская опера. Видимо, Финли готовился к праздничному вечеру.

 В конце концов, завтра праздник.