- Ирландская трилогия, #1
Глава 16
— И каким это образом, — спросила Джуд, — предполагается, что я организовываю вечеринку, если мне неизвестно, сколько человек придет? Если у меня нет меню, расписания? Плана?
Так как Финн, единственный, кто мог ее услышать, не выглядел, словно знает ответ, Джуд повалилась на стул в своей теперь начищенной до блеска гостиной и закрыла глаза. Она посвятила уборке целые дни. Эйдан посмеялся над ней и сказал не волноваться так сильно. Никто не собирается искать пыль по углам и c позором высылать ее из страны.
Ему этого не понять. В конце концов, он всего лишь мужчина. Как выглядел коттедж — было единственной частью всего происходящего, которую она могла контролировать.
— Это мой дом, — бормотала она, — а дом женщины отражается на ее облике. И неважно, в каком мы тысячелетии, от этого ничего не меняется.
Она организовывала вечеринки и раньше, и они проходили достаточно успешно. Но на организацию у нее уходили недели, если не месяцы. Со списками и тематикой, поставщиками продовольствия и тщательно подобранными закусками и музыкой. И с галлонами[51] антацидов[52].
Теперь от нее ожидали, чтобы она просто распахнула свои двери и для друзей, и для чужаков. По крайней мере, с пол дюжины людей, которых она раньше и в глаза-то не видела, остановили ее в деревне и упомянули кейли. Она надеялась, что выглядела довольной и давала ответы, которые от нее ждали, хотя едва сдерживалась, чтобы не закатить глаза.
Это был ее первый кейли. Первая настоящая вечеринка, устроенная в ее коттедже. Первое увеселительное мероприятие, организованное ею в Ирландии. Бога ради, она на другом континенте. Откуда ей знать, что делать?
Она нуждалась в аспирине размером в залив Ардмор. Пытаясь успокоиться и посмотреть на происходящее со стороны, она откинула голову назад и закрыла глаза. Все должно быть неформальным. Люди принесут ведра, тарелки и гору еды. Она отвечает только за оформление, и коттедж сам по себе очарователен. Кого она пытается одурачить? Все мероприятие обречено на провал.
Коттедж слишком маленький для вечеринки. Если пойдет дождь, она навряд ли может ожидать, что гости останутся снаружи под зонтиками, пока она будет раздавать тарелки с едой через окошко. Просто-напросто, внутри на всех не хватит места, даже если половина людей, с ней говоривших, объявится.
Не хватает пространства на полу или мест для сидения. Не хватает воздуха, чтобы обеспечить всех кислородом, и уж наверняка на всех не хватит хозяйки дома — Джуд Ф. Мюррей. Что еще хуже, она забылась за написанием своей книги несколько раз за последние дни и пренебрегла списком с графиком приготовления к вечеринке. Она собиралась, правда, остановиться в час дня. Даже поставила будильник, когда засиделась за работой в первый раз. Затем она его выключила, намереваясь всего лишь закончить один абзац. А когда снова вынырнула на поверхность, было уже после трех, и ни одна из ее ванных комнат не была вычищена, как планировалось.
Несмотря на все это, через несколько часов незнакомые ей люди заполонят дом, ожидая, что их развеселят и накормят.
Не стоит ни о чем беспокоиться. Об этом ей твердили вновь и вновь. Но, разумеется, она должна побеспокоиться обо всем. Это ее обязанность. Она должна подумать о еде, правда? Это ее дом, и, черт возьми, она же невротик, чего еще от нее ожидать людям?
Она попыталась приготовить пироги, получившиеся твердыми, как булыжники. Даже Финн до них не дотронулся. Вторая попытка вышла получше — по крайней мере, собака их пожевала, перед тем как выплюнуть. Но Джуд была вынуждена признать, что никогда не получит золотой звезды за свою выпечку.
У нее получилось приготовить пару простых кастрюлек с рагу, следуя рецепту в одной из поваренных книг старухи Мод. Выглядели и пахли они достаточно хорошо. И теперь она только и могла надеяться, что никто ими не отравится. В духовке запекался окорок. Она уже звонила своей бабушке трижды, чтобы проверить и перепроверить, как его готовить. Он был такой большой, как она могла быть уверена, что он готов? Скорее всего, он окажется сырым в сердцевине, что закончится пищевым отравлением ее гостей. Но, по крайней мере, она подаст его в чистом доме. Слава Богу, для выдраивания полов и протирания стекол какой-либо талант не требовался. По крайней мере, она знала, что уж это сделала хорошо.
Ночью прошел дождь, и с моря принесло туман. Но небо прояснилось под утро, с ярким солнцем и летним теплом, выманивающими наружу птиц и цветы. Все, на что она могла теперь надеяться, это то, что погода не изменится.
Она держала сияющие чистотой окна широко распахнутыми, чтобы дом проветрился и выглядел гостеприимным. Запах роз и душистого горошка старухи Мод перемешивался и проникал сквозь оконную сетку. Аромат успокаивал натянутые нервы Джуд.
Цветы! Джуд соскочила со стула. Она не срезала цветов для дома. Джуд помчалась в кухню за ножницами, и Финн побежал за ней. Потеряв точку опоры на свеженатертом воском полу, щенок занесся на повороте и влетел головой прямо в дверцу шкафа. После этого, конечно, он нуждался в объятиях и утешении. Бормоча ласковые слова, Джуд вынесла его наружу.
— И чтобы никакого копания в клумбах, хорошо?
Он послал ей взгляд, полный обожания, как будто такая мысль никогда бы не пришла ему в голову.
— И не гоняйся за бабочками по василькам, — добавила она, опустив его на землю и легонько хлопнув по боку.
Джуд подобрала корзинку и начала выбирать лучшие для среза цветы. Формы, запахи, цвета, поиск наиболее интересного сочетания. Блуждание по откосам и изгибам узкой горной тропы с холмами без конца и края и загородной тишиной, сладкой как воздух. Как всегда, занятие помогло ей расслабиться.
Если бы она поселилась здесь надолго, раздумывала Джуд, она бы расширила сады позади дома, построила бы небольшую каменную стену с восточной стороны и украсила бы ее вьющимися дикими розами или дикой изгородью из лаванды. А впереди всего этого она посадила бы целое море георгинов. И может быть, на западной стороне установила бы беседку и позволила бы какому-нибудь сладко-пахучему вьюнку тянуться и тянуться вверх, пока он не протянется в туннель. Через него она бы проложила дорожку для прогулок — с ромашками и тмином и прогибающейся аквилегией, раскинувшейся неподалеку. Она находила бы свой путь среди цветов, под ними, вокруг них, когда бы ни решилась прогуляться по полям и холмам.
У нее была бы каменная лавочка для сидения. И по вечерам, когда работа закончена, она бы расслаблялась на ней и просто прислушивалась к созданному ею миру. Она была бы переехавшим за рубеж американским писателем, живущим в маленьком коттедже на холме фей со своими цветами и верным псом. И своим любовником.
Конечно, это была фантазия, о чем она себе напомнила. Ее время уже наполовину вышло. Осенью она вернется в Чикаго. Даже если бы она набралась храбрости и решила воплотить свою идею в жизнь и передать книгу в руки редактору, ей все равно придется искать работу. Она навряд ли сможет жить на свои сбережения вечно. Это было бы… неправильно. Не правда ли?
Скорее всего, ей придется преподавать. Идея частной практики была слишком пугающей, так что преподавание оставалось единственным выбором. Почувствовав, как ее охватывает депрессия при этой мысли, она встряхнулась. Может быть, она поищет должность в маленькой частной школе. Где-то, где она смогла бы почувствовать хоть какую-то близость к ученикам. Это даст ей время для продолжения писательского труда, от которого она просто не могла отказаться с того момента, как открыла его для себя.
Она могла бы переехать на задворки Чикаго, купить маленький дом. Ничто не заставит ее остаться в своей квартире. Она устроит себе студию. Небольшое пространство для творчества, где у нее появится храбрость сдать книгу. Она не позволит себе остаться трусихой в чем-то настолько важном. Никогда больше.
И она может возвращаться в Ирландию. На пару недель каждым летом. Она может возвращаться, приезжать в гости к своим друзьям, восстанавливать душевные силы. Видеть Эйдана.
Нет, лучше об этом не думать, сказала она себе. Не думать о следующем лете или о лете после следующего, и об Эйдане. Это время, это… окно, что она открыла, оказалось волшебным, и его нужно бережно хранить таким, как есть. И оно еще ценее, сказала она себе, от того, что временно. Они оба двинутся дальше. Это неотвратимо.
Или же он двинется дальше, а она уедет. Но она довольствовалась мыслью, что никогда не вернется к прежней жизни. Джуд стала другим человеком. Она знала, что теперь может построить свою жизнь как хочет. Даже если это и было фантазией, то фантазией полезной и приносящей удовольствие.
Она могла быть счастливой, подумала Джуд, а ее жизнь — наполненной смыслом. Последние три месяца доказали, что у нее есть потенциал. Она сможет закончить то, что начала.
Она мысленно похлопала себя по плечу, и тут Финн радостно загавкал и помчался в сад по ее анютиным глазкам.
— Добрый день тебе, Джуд, — Молли О’Тулл вошла в калитку и выпустила Финна, который тут же шмыгнул к Бетти. Обе собаки счастливо умчались к холмам. — Я подумала, не зайти ли мне и не посмотреть ли, что я могу для тебя сделать.
— Так как я понятия не имею, что делать, твоя догадка будет не хуже моей, — Джуд заглянула в свою корзину и вздохнула. — Я и так нарезала слишком много цветов.
— Цветов не бывает много.
Молли, подумала Джуд с благодарностью и восхищением, всегда знала, как сказать то, что нужно.
— Я рада, что ты здесь.
Молли отмахнулась с порозовевшими от удовольствия щеками.
— Ну вот, ты говоришь такие приятные вещи.
— Я говорю правду. Я всегда ощущаю себя спокойнее рядом с тобой, как будто ничего особо плохого не может случиться, когда ты рядом.
— Ну, я рада. Ты боишься, что что-то пойдет не так?
— Скорее всего, — все, — произнесла Джуд, улыбнувшись. — Ты не хочешь зайти в дом, пока я ставлю цветы в воду? И тогда ты сможешь указать мне на шесть дюжин вещей, о которых я позабыла.
— Я уверена, что ты совсем ничего не забыла, но с удовольствием зайду и помогу тебе с цветами.
— Я подумала, что расставлю их по дому по разным бутылкам и чашам. У Мод не было настоящей вазы.
— Она поступала также. Расставляла цветы здесь и там. У тебя больше сходства с ней, чем ты думаешь.
— Правда? — странно, подумала Джуд, что идея ее сходства с женщиной, которую она никогда не встречала, доставляет ей удовольствие.
— Правда. Ты ухаживаешь за своими цветами, совершаешь длинные прогулки, свила гнездышко в своем маленьком доме, и держишь двери открытыми для гостей. У тебя ее руки, — она добавила, — как я говорила тебе раньше, а также схожее сердце.
— Она жила одна, — Джуд оглядела прибранный маленький дом. — Постоянно.
— Это ее устраивало. Но живя одной, она не была одинокой. У нее не было мужчины после Джонни, или, как любила говорить Мод, в ее жизни больше не осталось любимого мужчины после того, как его не стало. Ах, — Молли принюхалась, как только они вошли в дом. — У тебя в печи окорок. Пахнет вкусно.
— Ты так думаешь? — Джуд попробовала принюхаться, и они направились к кухне. — Наверное, ты права. Посмотри как он, Молли? Я его раньше не пекла и нервничаю.
— Конечно, я взгляну на него.
Она открыла духовку и проинспектировала окорок. Джуд избавилась от корзинки и стояла, кусая губы.
— Все в порядке, и он почти готов, — сообщила Молли после того, как быстренько проверила, как легко кожа отходит от мяса. — Судя по запаху, от него не останется ни кусочка к завтрашнему ланчу. Мой Мик любит печеный окорок, и еще больше похож на хрюшку, чем вот этот кусок ветчины.
— Правда?
Качая головой, Молли закрыла печь.
— Джуд я не знаю ни одной женщины, которая бы каждый раз так удивлялась комплименту.
— Я — невротик, — сказала Джуд не в качестве извинения, а больше с улыбкой.
— Ну, допустим это очевидно, учитывая, что твой коттедж блестит как новая монетка, знаешь ли? Твоей соседке не остается ничего, кроме как давать тебе советы.
— Которые я приму.
— Когда закончишь с цветами и вытащищь окорок остывать, поставь его достаточно высоко, чтобы твой щенок до него не добрался и не попробовал, какой он на вкус. Я на себе испытала, что это такое, и не скажу, что мне понравилось.
— Хороший совет.
— После этого поднимись наверх и понежься в горячей ванне. И побольше пенки. Солнцестояние — хорошее время для кейли и еще лучшее для романтики.
Материнским жестом Молли похлопала Джуд по щеке.
— Надень красивое платье и потанцуй с Эйданом при лунном свете. Остальное, я тебе обещаю, само о себе позаботится.
— Я ведь даже не знаю, сколько человек приходит.
— Какая разница? Хоть десять, хоть сто десять?
— Сто десять? — выдавила Джуд и побледнела.
— Каждый из них придет, чтобы повеселиться, — Молли поставила бутылку на стол. — Это то, что они сделают. Кейли — это гостеприимство, только и всего. Ирландцы знают, как его принять и показать.
— Что если не хватит еды?
— Об этом ты должна волноваться меньше всего.
— Что если…
— Что если лягушка перепрыгнет луну и сядет тебе на плечо, — с притворным раздражением Молли подняла руки. — Тебе удалось сделать свой дом достаточно радушным. Теперь повтори тоже самое для себя, а все остальное, как я уже сказала, само о себе позаботится.
Это был хороший совет, решила Джуд. Даже если она не верила ни одному слову. Так как ванна с пеной была самым надежным методом для расслабления, она ее и приняла в своей любимой ванне с ножками, как у зверя, позволив себе понежиться, пока ее кожа не порозовела и вся засветилась, глаза стали сонными, а вода — холодной.
Затем она открыла крем, который купила в Дублине, и намазалась им. Он не потерпел неудачу, заставив ее почувствовать себя женственной. В полном расслаблении, она подумала, а не вздремнуть ли ей перед вечеринкой. Джуд вошла в спальню и вскрикнула.
— Финн! О, Боже!
В центре постели пес яростно и ожесточенно сражался с ее подушками. Повсюду разлетались перья. Он повернулся к ней, победоносно виляя хвостом и держа поверженную подушку в зубах.
— Нельзя! Плохая собака! — она отмахнулась от перьев и подбежала к кровати. Предвкушая веселье, он спрыгнул с нее, унеся за собой подушку, вылезавшие из которой перья оставляли за ним пуховой след.
— Нет, нет, нет! Стоять. Подожди. Финн, вернись сейчас же!
Она помчалась за ним в распахнувшемся халате, пытаясь собрать перья. Ему удалось спуститься почти до конца лестницы перед тем, как она его настигла, но тут Джуд совершила ошибку, хватаясь за подушку вместо щенка. Его глаза загорелись в предвкушении сражения. Игриво рявкнув, сжав зубы, он замотал мордочкой и в воздухе разнеслось еще больше перьев.
— Отпусти! Проклятье, посмотри, что ты наделал, — она попыталась его схватить, и между воском и перьями на полу, подскользнулась. Джуд удалось коротко вскрикнуть, и она проехалась на животе по гостиной.
Джуд услышала как за ее спиной открылась дверь, оглянулась через плечо и подумала.
Превосходно. Абсолютно превосходно.
— Что это ты делаешь, Джуд Франциска? — Эйдан прислонился к косяку, с Шоном, выглядывающим через его плечо.
— О, ничего, — она дунула на волосы и перья перед своими глазами. — Совсем ничего.
— А я-то думал, что ты трудишься как рабыня, натирая все, что натирается, и соскребая все, что соскребается, как ты делала всю неделю, и вот нахожу тебя играющей с собакой.
— Ха-ха, — ей удалось сесть, потирая локоть, которым она ударилась об пол. Финн перепрыгнул через нее и оставил подушку у ног Эйдана.
— О, правильно. Отдай ее ему.
— Ну, ты ее убил, не правда ли, малыш? Она мертвее Моисея, — одобрительно хлопнув Финна, Эйдан пересек комнату и подал руку Джуд. — Ты не ушиблась, милая?
— Нет, — она послала ему кислый взгляд. — Это не смешно, — Джуд шлепнула его по руке, отмахиваясь, и свирепо взглянула на Шона, который начал посмеиваться. — Перья теперь повсюду. Мне понадобятся дни, чтобы их все отыскать.
— Ты могла бы начать со своих волос, — Эйдан нагнулся, обхватил ее за талию и приподнял. — Они ими обсыпаны.
— Прекрасно. Спасибо за помощь. Теперь мне надо работать.
— Мы принесли бочонки из паба. Мы их для тебя установим позади дома, — он сдунул перо с ее щеки, затем наклонился к ней, принюхавшись к ее шее. — Ты великолепно пахнешь, — пробормотал он, когда она его оттолкнула. — Шон, уходи.
— Нет, даже и не смей. У меня нет времени на это.
— И закрой за собой дверь, — закончил Эйдан, притягивая к себе Джуд.
— Я только заберу пса, так как он здесь уже закончил. Пойдем, ужасное ты чудовище, — Шон свистнул псу и послушно закрыл за собой дверь.
— Мне надо прибраться, — начала Джуд.
— У тебя есть время, — Эйдан медленно подталкивал ее спиной к стене.
— Я не одета.
— Я это уже заметил, — приперев ее к стенке, он пробежался руками вниз и вверх по ее телу. — Подари нам поцелуй, Джуд Франциска. Поцелуй, который поможет мне продержаться самый длинный день в году.
Ей показалось, что это достаточно разумная просьба, по крайней мере, пока его глаза удерживали ее взгляд так интимно, и его тело было таким твердым, теплым и близким. В ответ она подняла руки и обвила ими его шею. Затем, в порыве, быстро двинувшись, она дернула его, развернув так, чтобы теперь его спина была прижата к стене, а ее тело крепко прижато к нему, ее рот на его губах в сокрушающем поцелуе.
Звук, что он издал, напомнил крик утопающего, но утопающего по своей воле. Его руки сжали ее бедра, вцепившиеся пальцы напоминали ей о той ночи, когда он потерял все свое терпение и самообладание. Трепет от всего этого пронесся сквозь нее, сильный и крепкий, с ноткой собственничества.
Он принадлежал ей, пока длились их отношения. Ей, чтобы касаться, брать, вкушать. Это ее он желал. К ней тянулся. От нее у него гулко билось сердце. Это была, как она осознала, самая истинная власть в мире.
Дверь открылась, с шумом захлопнулась. Джуд так и не оторвалась от губ Эйдана. Ей было все равно даже если каждый мужчина, женщина и ребенок в деревне столпились бы в ее доме.
— Иисус, Мария и святой Иосиф, — пожаловалась Бренна. — Ваша парочка не могла бы придумать, чем бы еще заняться? Каждый раз, куда бы я не повернулась, я натыкаюсь на вас, присосавшихся друг к другу.
— Она просто завидует, — сказала Джуд, потеревшись носом о шею Эйдана.
— Как будто мне делать больше нечего, кроме как завидовать бестолковой женщине, целующей Галлахера.
— Она должно быть опять жутко рассержена на Шона, — Эйдан зарылся лицом в волосы Джуд. Он не был уверен, вернулось ли к нему дыхание. Он знал, что двигаться ему не захочется еще лет десять.
— Мужики все балбесы, и твой ничего не стоящий брат еще больший балбес, чем большинство из них.
— О, перестать жаловаться на Шона, — приказал Эйдан в тот момент, когда Дарси проскользнула в дверь.
— Что здесь произошло? Тут полно перьев. Джуд, оторвись от мужика, тебе же нужно одеться, не так ли? Мне тоже. Эйдан, убирайся отсюда и помоги Шону с бочками. Ты не можешь ожидать, что он сам со всем справится.
Эйдан только повернул голову и прислонился щекой к волосам Джуд. Выражение его лица так поразило сестру, что секунд десять она только и глазела, пока не стала подталкивать Бренну к кухне.
— Мы тогда просто оставим тарелки на кухне и достанем метлы.
— Перестань толкаться. Черт возьми, я сыта Галлахерами по горло на сегодня.
— Тише, тише. Мне надо подумать, — в волнении, Дарси поставила принесенные тарелки с грохотом на кухонный стол. — Он в нее влюблен.
— Кто?
— Эйдан, в Джуд.
— Да ради Бога, Дарси, ты же уже это знала. Не потому ли мы суетимся с кейли?
— Но он по-настоящему в нее влюблен. Разве ты не видела его лицо? Я думаю, что мне нужно присесть, — она внезапно села, затем шумно выдохнула. — Я, правда, не осознавала. Это больше напоминало игру. Но вот сейчас, когда он ее обнимал. Я никогда не думала, что увижу его таким, Бренна. Когда мужчина выглядит так из-за женщины, она может его ранить, резануть прямо по сердцу.
— Джуд и мухи не обидит.
— Она это сделает неумышленно, — желудок у Дарси скрутило от тревоги. Эйдан был ее опорой, и она никогда бы и не подумала, что увидит его таким беззащитным. — Я уверена, что он ей не безразличен, и что она захвачена романтизмом всего этого.
— Тогда в чем проблема? Все так, как мы и сказали.
— Нет, все совсем не так, как мы говорили, — Дарси не для того так долго избегала безрассудств любви, чтобы их распознать, когда оно ударят ее брата палкой по голове. — Бренна, за ее плечами вычурное образование с инициалами после ее имени, и жизнь в Чикаго. Там ее семья, работа и роскошное жилье. Жизнь Эйдана здесь, — настоящая душевная боль исходила из ее сердца и светилась в ее глазах. — Разве ты не видишь? Как он сможет уехать, и зачем ей оставаться? О чем я думала, сводя их вот так вместе?
— Ты их не сводила. Они уже были вместе, — так как слова Дарси начинали беспокоить и Бренну, она достала метлу. Ей думалось лучше, когда руки были заняты. — Что будет, то будет. Мы не сделали ничего, кроме как подтолкнули ее к организации вечеринки.
— На солнцестояние, — напомнила ей Дарси. — В середине лета. Мы испытываем судьбу, и если что-то пойдет не так, то это наша вина.
— Если мы испытываем судьбу, то все зависит от нее. Больше ничего нельзя сделать, — заявила Бренна и начала подметать.
Джуд остановила свой выбор на голубом платье, еще одном приобретении из Дублина, которое она никогда бы не купила, если бы ее не вынудила Дарси. В тот момент, когда она в него скользнула, она благословила Дарси и свое слабоволие. Это было длинное до пола платье, очень простое, без оборок и украшений, с тонкими бретельками, переходящими в квадратный вырез, спадающее едва заметной волной до лодыжек. Цвет, серебристо-голубой, напоминал оттенки лунного света в середине лета. Она вдела в уши жемчужные серьги-капельки. Опять символ луны, подумалось ей. Джуд очень хотелось последовать остальным советам Молли и станцевать с Эйданом при сиянии полной луны.
Но на данный момент, в самый длинный день года, вечер только наступил, и небо оставалось замечательно светлым. Цвета переливались за окном коттеджа, голубые и зеленые, до боли яркие. Воздух казался пропитанным ароматом. Природа решила, что середина лета будет одним из ее триумфов.
Все, о чем могла думать Джуд, пока она смотрела и слушала, и впитывала — это то, что музыка играла в ее гостиной, ударяясь эхом об стены. Паря по комнате. В ее доме толпились танцующие и смеющиеся люди.
Триумф природы был ничем, по сравнению с ее собственным. Больше половины окорока к этому времени было съедено. И никто не выказывал каких-либо признаков ухудшения самочувствия из-за этого. Ей удалось попробовать кусочек или два самой, но, по большей части, она была слишком взволнована, чтобы делать что-то большее, чем откусывать маленькие кусочки или цедить время от времени вино из своего бокала.
Пары танцевали в коридоре, на кухне и во дворе. Остальные нянчили малышей или, уютно пристроившись, обменивались сплетнями. Она попыталась играть роль хозяйки дома в первый час, переходя от группы к группе, чтобы удостовериться, что каждому хватило вина или еды на тарелке. Но никому, казалось, не было нужно, чтобы она чем-то особенным занималась. Они сами угощались банкетом блюд, которыми была заставлена кухня, или едой, разложенной на доске, которую какая-то умная душа перекинула через козлы для распилки дров во дворе.
Дети бегали вокруг или были прижаты к груди. Ребенок мог покапризничать, требуя молока или внимания, и то и другое предоставлялось с радостью. Больше половины лиц прошедших через ее дом, оказались ей незнакомы.
Наконец, он сделала то, чего раньше никогда не пробовала ни на одной из своих предыдущих вечеринок. Она села и стала просто наслаждаться. Джуд оказалась втиснута между Молли и Кэти Даффи, в пол уха прислушиваясь к беседе и позабыв кусок торта на тарелке у себя на коленях. Шон играл на скрипке яркие, пылкие отрывки, что заставляли ее отчаянно желать уметь танцевать. Дарси, сияющая в одолженном красном платье, извлекала ноты из флейты, пока Эйдан наигрывал мелодии на баяне. Время от времени они обменивались инструментами или приносили новый. Свистульки, барабан Бодхам, маленькую арфу, переходящие из руки в руки без сбоя ритма. Но больше всего ей нравилось когда к музыке присоединялись их голоса, создавая такую тонкую, душевную гармонию, что у нее саднило сердце.
Когда Эйдан пел про то, как молодой Уилли МакБрайд навечно останется девятнадцатилетним, Джуд подумала о Мод, потерявшей Джонни, и уже не волновалась, что проливает слезы на публике. Галлахеры перешли от душераздирающих мелодий к музыке, от который ноги сами пускались в пляс, не прерывая ритма. Каждый раз, когда Эйдан ловил ее взгляд или посылал ей свою ленивую улыбку, она чувствовала себя как испытывающий благоговение перед знаменитостью подросток.
Когда Бренна уселась у ног Джуд и прислонила голову к ноге матери, Джуд передала ей тарелку с тортом.
— У него особая манера, когда он поглощен своей музыкой, — пробормотала Бренна. — Заставляет тебя забыть, — почти — что он — балбес.
— Они — чудесны. Им стоит записываться в студии. Они должны выступать на сцене, а не в гостиных.
— Шон играет в свое собственное удовольствие. Если честолюбие встанет у него на пути и ударит его по башке молотком, оно даже и вмятины не оставит.
— Не каждый хочет заполучить все сразу, — мягко сказала Молли. Она погладила Бренну по голове. — Как ты и твой отец.
— Чем больше ты делаешь, тем больше сделано.
— Ах, ты полная копия Мика. Почему ты не танцуешь, как твои сестры, вместо того, чтобы думать о грустном? Господи, девочка, ты — О’Тулл до глубины души.
— О, во мне есть что-то и от Логанов, — просветлев, Бренна вскочила и схватила мать за руку. — Пойдем тогда, ма, если ты не чувствуешь себя слишком старой и немощной.
— Я тебя под стол могу затанцевать.
Под одобрительные восклицания Молли начала ряд быстрых, сложных шагов. Другие танцоры уступали ей дорогу с хлопками и свистом.
— Молли в свое время выигрывала призы за ирландский степ, — сообщила Джуд Кэти. — И она передала свой талант дочерям. Они — красавицы, не правда ли?
— Да. О, только посмотри на них!
Одна за другой, девочки Молли присоединились к танцу, пока их не оказалось трое против трех. Шесть маленьких женщин, лицом к лицу, в смешении светлых и ярких волос, с нахально выпяченными руками на бедрах и так и мелькающими ногами. Чем быстрее играла музыка, тем больше убыстрялся их темп, пока у Джуд не перехватило дыхание просто от наблюдения за ними. Это не только талант и блеск, подумала Джуд, от чего у нее перехватывало горло от зависти и восхищения, но также связующая нить между женщинами. От сестры к сестре, от матери к дочери. Музыка была всего лишь еще одной нитью. Традиции культуры не создаются только легендами и мифами. Эйдан был прав, поняла она. Она не может забыть о музыке, когда будет описывать Ирландию.
Боевые барабаны и песни в пабах, баллады и замечательные, быстрые пляски. Она должна изучить их, их истоки, ироничность, юмор и отчаяние. Она погрузилась в свое новое вдохновение, и позволила музыке унести себя.
К тому времени, как танец закончился, комната была битком набита собравшимися из других частей дома и со двора людьми. На последней ноте, на последнем точном притопе ног разразились бурные аплодисменты.
Бренна, пошатываясь, подошла и снова свалилась у ног Джуд.
— Ма права, я не могу за ней угнаться. Это женщина — чудо, — утираясь рукой над бровью, она вздохнула. — Кто-нибудь, сжальтесь надо мной и принесите мне пива.
— Я принесу его. Ты его заслужила, — Джуд поднялась на ноги и попыталась протиснуться на кухню. Она получила несколько просьб станцевать, которые она со смехом отклонила, комплименты ее окорочку, заставившие ее засветиться от изумления и удовольствия, а также ее внешности, по которым она решила, что некоторые из ее гостей достаточно хорошо приложились к бочонкам. Когда она, наконец, добралась до кухни, она удивилась тому, что Эйдан шел за ней по пятам и тут же поймал ее за руку.
— Выйдем наружу, глотнем свежего воздуха.
— О, но я сказала Бренне, что принесу ей пива.
— Джек, принеси Бренне пинту, хорошо? — попросил Эйдан, потянув Джуд через заднюю дверь наружу.
— Я люблю слушать, как ты играешь, но ты, наверное, уже устал.
— Я никогда не возражаю против нескольких часов музыки. Это особенность Галлахеров, — он продолжал тянуть ее за собой, мимо групки мужчин, собравшихся у двери позади дома, к вьющейся тропке свечей, расставленных на траве в саду. — Ты оставила свои волосы распущенными, — сказал он, накручивая пряди на свои пальцы.
— Мне показалось, что так больше подойдет под платье, — она отвела их за спину и подняла лицо к небу. Оно было теперь темно-темно синим, цвета ночи, и никогда уже не станет еще темнее из-за белой округлой луны. Волшебная ночь света и теней, когда выходят плясать фэйри[53].
— Не могу поверить, до какого состояния я себя довела из-за всего этого. Все были правы. Они говорили, что все случится само по себе. И так и произошло. Я догадываюсь, что так происходит с самыми лучшими вещами.
Она обернулась, когда они добрались до места, где Джуд поставила бы свою воображаемую беседку. Позади них дом, — ее дом, — подумала она с гордостью — был залит светом, как на Рождество. Из него продолжала литься музыка, перемешанная с голосами и смехом.
— Так и должно быть, — пробормотала она. — В доме должна быть музыка.
— Я наполню его музыкой, если ты пожелаешь, — когда она улыбнулась и скользнула в его объятия, Эйдан повел ее в танце, как она об этом и мечтала. Это было идеально, подумала она. Волшебство и музыка, и лунный свет. Одна длинная ночь, где темнота была всего лишь кратким мигом.
— Если бы ты приехал в Америку и сыграл одну песню, то заполучил бы контракт на запись до того, как она бы закончилась.
— Это не для меня. Я принадлежу этому месту.
— Это так, — она отклонилась и улыбнулась ему. Действительно. Она не могла вообразить его где-нибудь еще. — Ты принадлежишь этому месту.
И волшебство и музыка, и лунный свет толкнули его произнести слова до того, как они были готовы.
— И ты тоже. У тебя нет причин для возвращения, — он отстранил ее от себя. — Ты здесь счастлива.
— Я здесь очень счастлива. Но…
— Этого достаточно, чтобы остаться. Что плохого в том, чтобы быть просто счастливой?
Его отрывистый тон превратил ее улыбку в изумление.
— Ничего плохого, конечно, но мне надо работать. Я должна себя содержать.
— Ты можешь найти работу, которой будешь довольна здесь.
Она нашла, подумала Джуд. Она нашла смысл жизни в писательском труде. Но старые привычки умирают с трудом.
— В Ардморе не такой уж и большой спрос сейчас на профессоров психологии.
— Тебе не нравилось этим заниматься.
Он заставлял ее нервничать. Холодок прошелся по рукам, и она пожалела, что на ней нет жакета.
— Это то, чем я занимаюсь. То, что я знаю.
— Ты научишься делать что-то еще. Я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной, Джуд, — даже когда ее сердце подскочило в груди, он продолжил. — Мне нужна жена.
Она не была уверена, глухой звук в ее ушах был ее упавшим сердцем или всего лишь шоком?
— Прошу прощения?
— Мне нужна жена, — продолжил он. — Я думаю, что ты должна выйти за меня замуж, а остальными делами мы займемся позже.
