13

 Деклан Фицджеральд всегда полагал, что, когда на твоем пути встречается стена, нет смысла с разбегу биться об нее лбом. Столь прямолинейный подход неэффективен, да и опасен для головы. Куда разумнее исследовать стену, найти ее слабые места, а затем разобрать кирпичик по кирпичику. Шаг за шагом. Неторопливо, не упуская из виду конечную цель — и подбирать соответствующие ей средства. Будь то запутанный юридический вопрос, сделка или любовная интрига — вдумчивость и последовательность всегда себя оправдывают. Кроме того, в любой стратегии ключевую роль играет сбор информации.

 Вот почему Деклан выяснил, в какую церковь ходят на мессу Лина и ее бабушка. И однажды воскресным утром, скромно проскользнув в церковные двери, получил долгий подозрительный взгляд от Лины — и заговорщическое подмигивание от мисс Одетты.

 Деклан от души надеялся, что Господь войдет в его положение и не обидится на столь неблагочестивое использование храма божьего. Что же до матери — ей Деклан о своем внезапном «обращении» и его причинах не сказал ни слова, ибо знал по опыту, что матушка его, в отличие от Всевышнего, к пониманию и всепрощению не склонна.

 После службы Деклан осыпал мисс Одетту комплиментами и пригласил обеих дам с ним позавтракать. В ресторане назвал официантке свое имя и получил еще один подозрительный взгляд от Лины, когда выяснилось, что у него уже заказан столик на три персоны.

 — Не слишком ли ты уверен в себе, голубчик?

 Невиннейший взгляд бывшего мальчика-алтарника был ей ответом.

 — Просто предпочитаю все планировать заранее.

 — Настоящий бойскаут всегда готов!

 — У вас чрезвычайно циничная внучка, — сообщил Деклан, предлагая руку Одетте.

 — Скорее просто не дура, — ответила Одетта, похлопав его по руке; браслеты на ее запястье зазвенели. — Когда перед тобой красивый мужчина, умеющий сладко петь и мягко стелить, тут ушами хлопать не приходится. А если уж ради того, чтобы за тобой поволочиться, он является на мессу, тут держи ухо востро!

 — Я просто зашел помолиться, — с самым невинным видом сообщил Деклан.

 — И о чем же молился?

 — О том, чтобы вы согласились бежать со мной на Борнео.

 Рассмеявшись, мисс Одетта опустилась в кресло, выдвинутое для нее Декланом.

 — Да уж, такие, как ты, мне еще не попадались!

 — Неудивительно, — ответил он, поднимая взгляд на Лину. — Я такой один.

 Они заказали легкую закуску и по бокалу шампанского. Под негромкий джаз Деклан рассказывал женщинам о том, как продвигаются работы в доме.

 — Пока держится хорошая погода, хочу поработать на свежем воздухе. Тибальд сейчас заканчивает потолки, а я ищу маляров, которые покрасят дом снаружи. Сам я этим заниматься не готов. Можно было бы пригласить того же парня, что покрасил гостиную, — продолжал Деклан, попробовав шампанское, — но он, начав заниматься библиотекой, через пару дней смылся, даже не взяв расчета. И, боюсь, не вернется. То же самое с плиточником: сделал половину ванной — и до свидания.

 — Хочешь, поищу кого-нибудь для тебя? — предложила Одетта.

 — Буду очень благодарен. Однако, боюсь, придется мне нанимать рабочих не из здешних мест или больше работать своими руками. В последнее время в Доме Мане становится как-то уж очень… оживленно.

 — Неужто взрослые мужики удирают от того, что где-то в доме пару раз хлопнула дверь? — скривила губы Лина.

 — Да нет, уже не только дверь. В пустых комнатах играет музыка. Бьют часы там, где нет никаких часов. Маляр, работая в библиотеке, увидел, как двери открываются и закрываются сами собой. А потом еще эта история с плиточником…

 — А с ним что стряслось?

 — Он работал в ванной, — начал рассказывать Деклан. — Услышал, как кто-то вошел в спальню, подумал, что это я. Продолжая класть плитку, заговорил со мной. Задавал какие-то вопросы. Слышал, как кто-то — он думал, что это я, — ходит по комнате, но ответов не слышал, поэтому встал и вышел в спальню. Там никого не было. Дальнейшие события он связно изложить не смог, но, насколько можно понять, дверь в ванную вдруг захлопнулась у него за спиной, вспыхнул сам собой огонь в камине, а потом, он клянется, кто-то невидимый положил руку ему на плечо. В общем, когда я услышал его вопли и поднялся в спальню, мне пришлось соскребать его с потолка.

 — И что ты обо всем этом думаешь? — спросила Одетта.

 — Похоже, чем дальше продвигаются мои труды, тем сильнее и ярче проявляется… паранормальная активность, назовем ее так. Особенно сильна она там, где я меняю изначальный вид дома.

 Лина замерла с вилкой в руке.

 — То есть?

 — Возьмем, к примеру, потолок. Лепнину на потолке я стараюсь восстановить как была, и даже там, где ее раньше не было, сохраняю тот же стиль. И там, где работает Тибальд, все спокойно. А вот в ванных комнатах все переделываю — и там черт-те что творится. Уж не знаю, кто или что обитает в этом доме, но его, похоже, чертовски раздражает, когда я начинаю что-то делать по-своему.

 — Да, здесь есть над чем подумать, — заметила Одетта.

 — Я уже подумал. Главная подозреваемая — Жозефина Мане. — Даже здесь и сейчас, среди звуков джаза и пузырьков шампанского в бокале ему на миг почудилось, что, стоило произнести это имя, как за спиной повеяло ледяным ветром. — Хозяйка Дома. Достаточно взглянуть на ее фотографию — и понимаешь, что с этой женщиной лучше было не спорить. И вдруг появляюсь я и начинаю перестраивать ее владения по своему вкусу!

 — И ты готов с ней жить? — спросила Одетта и увидела, как решительно сжались его губы и выдвинулся вперед подбородок.

 — Я готов жить в Доме Мане. Жить так, как считаю нужным. А если какой-то сварливой покойнице это не по нраву, это ее проблемы.

 — Бабуля, — поинтересовалась Лина, откидываясь на спинку стула, — как ты считаешь, Деклан храбр, как лев, или упрям, как осел?

 — Пожалуй, есть в нем и то и другое. Хорошее сочетание.

 — Спасибо, но я себя не считаю таким уж храбрецом. Просто этот дом — мой. Так уж вышло. А наемных рабочих, которых с этим домом ничто не связывает, не стану винить за то, что они оттуда бегут, сверкая пятками. И все же, мисс Одетта, что вы об этом думаете? Я действительно схлестнулся с Жозефиной?

 — Я думаю, что в Доме Мане противостоят друг другу две силы. Одна из них привела тебя в этот дом, другая хочет тебя изгнать. Вопрос в том, кто сильнее.

 Открыв сумочку, она достала оттуда муслиновый мешочек.

 — Возьми. Это для тебя.

 — Что это?

 — Маленькое домашнее волшебство. Просто носи в кармане. Не знаю, поможет ли, но точно не повредит. — Она с улыбкой подняла бокал. — Подумать только — пью шампанское на завтрак!

 — Бежим со мной на Борнео — там вы будете купаться в шампанском!

 — Милый мой, если я выпью еще чуть-чуть, то поймаю тебя на слове!

 — Тогда закажем еще!

 

 На всем протяжении завтрака — а завтракали они не спеша — Деклан без устали флиртовал с мисс Одеттой. Лина с радостью заметила, что щеки ее бабушки раскраснелись от удовольствия. Приятно было видеть ее в прекрасном расположении духа. Но еще приятнее было знать, что Деклан действительно умеет заботиться о других. Он не только добр, но и внимателен и чуток — любит радовать людей и знает, как это делается.

 Внимательный, добрый, умный, храбрый, решительный. Богатый!

 И говорит, что любит ее.

 Лина считала, что неплохо изучила Деклана и может сказать с уверенностью: он не стал бы говорить так, если бы на самом деле не испытывал к ней сильного чувства. И это ее чертовски беспокоило. Особенно если знать, что ко всем перечисленным достоинствам Деклана относятся еще и честность, и непоколебимое упрямство, если, конечно, его можно считать достоинством.

 А ведь она тоже могла бы в него влюбиться. Да что там «могла бы» — со страшной скоростью она мчится именно в этом направлении, хотя и пытается упереться ногами и затормозить, но куда там! От этого стремительного скольжения в неизвестность кружится голова и замирает дух.

 Но что случится в конце пути?

 Ясно одно: дороги назад уже не будет. Это она знала точно. Легко разорвать отношения, когда они ничего не значат — или значат лишь день-другой.

 Но серьезные отношения меняют всю жизнь.

 Уже изменили, поправила она себя. Началось с этого странного чувства неутолимой жажды, которое она испытывала в его присутствии. А еще с ним оказалось так легко и спокойно, что ей легко представить себя рядом с ним и в будущем — день за днем, год за годом…

 Но он ждет обещаний, а она боится их давать.

 «Вот еще! — сердито оборвала она свои размышления. — Ничего она не боится! Еще чего не хватало! Просто… не хочет. Не хочет, и все!»

 Но, взглянув на Деклана, который в этот момент, к огромному удовольствию мисс Одетты, целовал ее в щеку, Лина испугалась — да, уже не было смысла себя обманывать, именно испугалась, — что рано или поздно отдаст ему все, чего бы он ни попросил.

 

 Итак, он за ней «волочился». Деклану нравилось это южное словечко, наводившее на мысли о фруктовом лимонаде и танцах под звуки скрипки, о сиянии луны и прощальных поцелуях на пороге дома.

 На протяжении всего марта лишь два предмета занимали его мысли, его время, его планы: дом и Лина.

 Анализы, назначенные невропатологом, показали, что Деклан совершенно здоров — это он решил отметить, проведя весь день в антикварных магазинах.

 Как-то вдруг началась весна: расцвели цветы, горожане перешли на легкую одежду. На улицах, звонко стуча копытами по мостовой, проносились лошади, запряженные в экипажи, столь любимые туристами.

 Скоро, совсем скоро на город опустится летняя жара и воздух превратится в текучую патоку. Эта мысль напомнила ему о том, что кондиционеры в Доме Мане установлены в начале восьмидесятых, с тех пор они не работали. Кстати, может быть, все-таки поставить в комнатах вентиляторы?

 Он шел по магазинам, как обычно, покупая по вдохновению, и осчастливил уже нескольких торговцев антиквариатом, когда взгляд его упал на вывеску с простым названием «Вчерашний день».

 Внутри оказался чуть ли не целый музей мебели, ламп, статуэток, украшений и разного рода винтажных аксессуаров, а также три кабинки, плотно занавешенные шторками, где посетителям гадали на картах Таро.

 Сначала взгляд Деклана привлекло кольцо. Кроваво-красный рубин и снежно-белый бриллиант сошлись на платиновом ободке, образуя две соединившиеся половинки сердца.

 Едва он взял это кольцо в руки, как понял, что хочет его купить. Для Лины.

 Быть может, глупо покупать обручальное кольцо сейчас, когда до обручения еще очень далеко. И настоящее безумие — хвататься за первое, что подвернулось под руку, не посмотрев другие, подходящие этому событию. И все же именно это кольцо он хотел надеть ей на палец. Что ж, дом по собственному капризу он уже купил — почему бы так же не поступить с кольцом?

 — Я его возьму.

 — Красивая вещь, — одобрила продавщица. — Повезло вашей избраннице!

 — Вот и я пытаюсь ее в этом убедить.

 — У нас есть еще очень симпатичные серьги, которые к нему подойдут. Ее камень — рубин? — спросила продавщица, показывая ему пару серег — рубиновые и бриллиантовые сердечки, пляшущие на длинных цепочках.

 — Не знаю. — Впрочем, день ее рождения он уже выяснил у мисс Одетты. — Она родилась в июле.

 — Точно, рубин. Вы угадали.

 — И верно, угадал.

 Он снова взглянул на кольцо. Легкий, едва ощутимый холодок пробежал по сердцу, словно кто-то прошептал ему на ухо: «Да, это для нее». Как будто на долю секунды перед ним открылось окно в будущее.

 Деклан поднял сережку, всмотрелся в нее. Да, и эти серьги он просто видит на Лине так же ясно, как продавщица видит у него на лбу надпись крупными буквами: «Куплю все, что ты мне подсунешь!»

 Что ж, южане умеют впаривать, но и янки не дураки поторговаться. Облокотившись о прилавок, Деклан заговорил о цене.

 Когда сияющая улыбка продавщицы померкла, он понял, что на предложенной им цифре можно остановиться.

 — Не хотите ли еще что-нибудь посмотреть?

 — Да пойду. Мне и так уже… — Он остановился, когда, взглянув на часы, обнаружил, что стрелки их снова застыли на двенадцати. — Хотя, знаете, я бы еще посмотрел часы, карманные часы. А то мои что-то барахлят. Я сейчас много плотничаю — должно быть, пару раз попал по ним чем-то тяжелым.

 — О, у нас есть замечательные старинные карманные часы и цепочки. Гораздо интереснее, чем то, что делают сейчас!

 Женщина подвела его к застекленному шкафчику, достала оттуда ящик с часами и поставила его на прилавок.

 — Эти часы не просто показывают время, — начала она. — Они рассказывают историю. Вот эти, например…

 — Не надо!

 Зрение его заволоклось туманом, голоса в магазине слились в невнятный гул. Какая-то часть сознания понимала, что он ускользает от самого себя; он пытался остановиться, пытался вернуться, но не отрывал глаз от зажатых в руке золотых часов со свисающей петлей цепочки.

 Голос продавщицы слышался где-то вдалеке, на краю сознания. Все мысли и чувства Деклана заполнил другой голос, пришедший неведомо откуда, вонзившийся в душу, словно удар ножа. Возбужденный, радостный голос юной женщины.

 — …На день рождения моему мужу. Я хочу ему подарить что-то особенное. У него как раз сломались часы — а эти такие красивые! Вы сможете сделать надпись?

 Он уже знал, какой будет эта надпись на крышке, — знал до того, как перевернул часы и прочитал:

 «Люсьену от Абби.

 Вместе на целую вечность.

4 апреля 1899 года».

 — Мистер Фицджеральд! Мистер Фицджеральд, что с вами? Вы так побледнели! Может быть, воды?

 — Что?

 — Принести вам воды? Может быть, присядете?

 — Нет. — Он сжал часы в руке, но видение уже ушло. — Нет, спасибо. Со мной все в порядке. Я их возьму.

 

 Более чем потрясенный, Деклан направился на работу к Реми. Спокойная деловая атмосфера, рациональный мир юриспруденции, думал он, помогут ему прийти в себя.

 И потом, сейчас ему очень хотелось провести несколько минут с другом, который, даже если сочтет его психом, не перестанет любить.

 — Ты бы предупредил, что зайдешь, — начал Реми, прикрывая за ним дверь своего кабинета. — Я бы свалил работу на помощников, и мы с тобой сходили куда-нибудь пообедать.

 — Я и сам не ожидал, что окажусь в этом районе.

 — Ага, опять рыскал по магазинам! — Реми кивнул на его вместительную сумку. — Похоже, ты всерьез решил начать новую жизнь. Из Бостона вообще ничего с собой не захватил, что ли?

 — Из Бостона ко мне кое-что приедет на следующей неделе. В основном книги, — рассеянно ответил Деклан, оглядывая кабинет. Взор его скользил по сборникам законов, юридическим справочникам, пухлым папкам с документами. Все это казалось ему теперь таким далеким. — И еще несколько вещичек из моего кабинета — поставлю их в библиотеку.

 Он взял латунное пресс-папье, повертел в руках, поставил на место. Сунул руку в карман, побренчал мелочью.

 — Ну что, так и будешь ходить, пока не протрешь дыру в паркете, или все-таки объяснишь, зачем пришел? — Реми — пиджак небрежно брошен на спинку кресла, узел галстука расслаблен, рукава рубашки закатаны — откинулся в кресле. — Я сгораю от любопытства! Давай рассказывай!

 — Я ведь тебе уже говорил о том, что творится у меня в доме.

 — Да я и сам убедился, когда заезжал к тебе в субботу. Фортепиано в дамской гостиной. Точнее, фортепиано нет, а музыка есть. Честное слово, лучше бы ты мне сказал, что забыл выключить радио!

 — Я, наверное, куплю рояль и поставлю туда. Уверен, он и стоял там раньше. Я ведь в свое время играл на рояле и, если снова сяду за инструмент, может, вспомню, как это делается.

 Реми внимательно посмотрел на друга.

 — Ты об этом пришел мне рассказать?

 — Сегодня я купил часы.

 — И решил похвастаться? Хочешь, позвоню секретарше, она соберет наших ребят — всем покажешь?

 — Это часы Люсьена Мане.

 — Серьезно?! — Реми подпрыгнул в кресле. — Откуда ты знаешь? И где ты их раздобыл?

 — В магазинчике во Французском квартале. — Он положил на стол коробочку с часами. — Взгляни!

 Заинтересованный Реми открыл коробку.

 — Что ж, элегантные. Разумеется, на вкус тех, кому нравится рыться в карманах каждый раз, когда нужно узнать, который час. — Он взвесил их в руке. — И тяжелые.

 — Когда ты держишь их в руках, ты ничего не чувствуешь?

 — А что я должен чувствовать?

 — Реми, взгляни на крышку.

 — Имена совпадают, даты тоже, — заключил Реми, прочитав надпись. — Удивительно, что тебе удалось случайно на них наткнуться.

 — Случайно? Едва ли. Я захожу в магазин, покупаю кольцо для Лины, и вдруг…

 — Погоди-ка, погоди! Кольцо для Лины?!

 — Я же говорил, что хочу на ней жениться, — пожал плечами Деклан. — Вот, подобрал кольцо. Может, несколько преждевременно, но дело не в этом…

 — А по-моему, именно в этом! Она сама-то в курсе?

 — Я ей сказал, что к ней чувствую и чего хочу. И дал немного побушевать по этому поводу. А теперь давай вернемся к часам?

 — Ну хорошо! Ты всегда был упрям, как мул! Ладно, продолжай.

 — Так вот, я в магазине — и вдруг решаю, что надо купить часы, потому что мои барахлят. Решаю купить карманные часы, хотя никогда в жизни такими не пользовался и даже не думал об этом. Вижу эти… и вдруг понимаю все. Я знаю — просто знаю, — что это его часы, что это ее подарок ему на день рождения. Знаю, что на крышке есть надпись. И что там написано, знаю еще до того, как перевернул и прочел. Все это уже было у меня в голове.

 — Не знаю, что и думать. — Реми запустил пальцы в волосы. — Может быть… знаешь, бывает такое, что человек прикасается к какой-то вещи и вдруг что-то о ней узнает? Ее историю, или видит какие-то картины из прошлого, понимаешь?

 — Да, это называется психометрией. В последнее время я много читаю о паранормальных явлениях, — пояснил Деклан, встретив недоуменный взгляд Реми. — Но никогда прежде со мной такого не бывало. У Лины своя теория. Она говорит о переселении душ.

 Поджав губы, Реми уложил часы обратно в коробку.

 — По-моему, лучше уж говорить о переселении душ, чем о том, что мой друг спятил.

 — Выходит, что дом, а теперь и часы пробуждают во мне воспоминания о прошлой жизни. Хм… Звучит как фраза из бульварного романа.

 — А музыка из пустой гостиной — это, по-твоему, не бульварный роман?

 — Ладно, допустим. Итак, если я — Люсьен, то Лина — Абигайль. Вопрос в том, что же мне теперь делать. Снова назвать ее своей женой и ввести в этот дом, чтобы исправить зло, причиненное ей в прошлом? Или держать подальше от дома и от себя, чтобы разорвать этот порочный круг?

 

 Тем временем на Вье-Карре Лина собиралась спуститься из своей квартиры в бар. Открыла дверь и попала в порочный круг.

 — Детка моя! — Издав этот театральный возглас, Лилибет Симон кинулась к ней и заключила в объятия.

 Пойманная врасплох, Лина не успела увернуться: руки матери обвили ее, как плети лианы. Костлявое тело прильнуло к ней, словно вампир к своей жертве. Ноздри Лины атаковал густой аромат дешевого парфюма, резкий запах лака для волос, застарелая вонь сигаретного дыма.

 — Сначала я зашла в бар, но тот парень за стойкой — такой красавчик! — сказал, что ты еще наверху. Я так рада, так рада, что тебя застала! — Пронзительный голос матери резал слух Лины. — Ну-ка, ну-ка, дай на тебя посмотреть! Боже мой! Ты все хорошеешь и хорошеешь! Сладкая моя, дай-ка я присяду, дух переведу! Я так рада тебя видеть, так рада, что едва на ногах стою от радости!

 Говорит слишком быстро и возбужденно, отметила про себя Лина, глядя, как мать — в босоножках на высоченных каблуках и ярко-розовых лосинах — пробирается к креслу. Явно под кайфом. Интересно, что она сейчас принимает?

 — Ну-ка, посмотрим, что ты сделала со своей миленькой квартиркой! — Лилибет опустилась в кресло, поставила рядом дорожную сумку в цветочек. Огляделась кругом, по-детски всплеснула руками — глухо стукнули друг о друга пластмассовые браслеты на костлявых запястьях. — О-ча-ро-ва-тельно! И как тебе подходит, детка! Просто потрясающе, как тебе подходит!

 А ведь когда-то она была хорошенькой, думала Лина, глядя на мать. Очень давно… на старых фотографиях.

 Уже сейчас, в ее сорок четыре года, на лице Лилибет оставили след годы непутевой жизни: выпивка, наркотики, мужчины.

 Лина не стала закрывать дверь и продолжала стоять на пороге. Уличный шум и запах свежего хлеба из соседней пекарни были ей сейчас необходимы — они напоминали, что совсем рядом продолжается нормальная жизнь.

 — Что тебе нужно?

 — Как что? Посмотреть на мою детку, что же еще! — И Лилибет разразилась пронзительным смехом, словно острым ногтем провела по стеклу. — Как ты можешь спрашивать?! Я так по тебе соскучилась! Конечно, говорю я себе, моя Лина страшно занята, но, может, выкроит хоть часок для своей мамочки? Ну и вот, села на автобус и приехала. Да садись же, милая, что ты стоишь в дверях, — садись и давай все-все мне про себя рассказывай!

 Лина сжалась от отвращения и ухватилась за него, словно за спасательный круг. Уж лучше приступ отвращения, чем бесконечное отчаяние.

 — Мне надо на работу.

 — Ну неужели ты не посидишь немного с мамочкой? В конце концов, это твой бар. У меня ведь такая взрослая умная детка, у нее свое дело, кучу денег зарабатываешь, как я погляжу, — добавила она, оглядывая комнату алчным взглядом.

 При виде жадного огонька в ее глазах Лина выпрямилась, словно наконец набравшись решимости.

 — В прошлый раз я тебе сказала: это в последний раз. Больше ты от меня ничего не получишь.

 — Ну зачем, зачем ты меня так обижаешь? — Лилибет широко раскрыла глаза, и они тут же наполнились слезами. — Я просто хочу провести пару дней со своей малышкой…

 — Я давно уже не малышка, — сухо ответила Лина. — И уж тем более не твоя!

 — Миленькая моя, ну почему ты так грубишь? Я так долго ехала, чтобы тебя увидеть! Знаю, дорогая, я не была тебе хорошей мамой, но теперь я все исправлю, клянусь, я все заглажу!

 Она вскочила, прижав руку к сердцу. Лина заметила очень длинный, слегка загибающийся ноготь на мизинце. Теперь понятно, на чем она сейчас сидит, спокойно отметила она про себя. Кокаин.

 — Да, милая, знаю, в моей жизни было много ошибок, — продолжала Лилибет трагически дрожащим голосом. — Но пойми: когда появилась ты, я была так молода, совсем еще девчонка!

 — Это я уже слышала.

 Порывшись в сумочке, Лилибет извлекла оттуда скомканный носовой платок.

 — Детка моя, зачем ты так обижаешь свою мамочку? Зачем так больно ранишь мое сердце?

 — У тебя нет сердца. И ты мне не мамочка.

 — А кто же? Разве я не носила тебя девять месяцев? — Горестное отчаяние Лилибет мгновенно, словно повернули рубильник, сменилось гневом. Теперь голос ее звенел от ярости. — Девять месяцев сидела с пузом как привязанная в этом чертовом болоте! А потом как мучилась, когда тебя рожала!

 — И бросила, когда мне и недели не исполнилось. Кошка подзаборная — и та дольше выкармливает своих котят.

 — Но мне было всего шестнадцать лет!

 Это была правда — и именно поэтому Лина снова и снова впускала ее в свое сердце. Пока оно не окаменело от бесконечных ударов и ран.

 — Тебе давно уже не шестнадцать. Как и мне. Тратить время на спор с тобой я не собираюсь. Мне пора на работу, а тебе пора домой.

 — Но, детка моя! — Запаниковав, Лилибет мгновенно перешла на жалобный тон со слезами и дрожью в голосе. — Пожалуйста, дай мне еще один шанс! Я найду работу! Обязательно найду, вот увидишь! А хочешь, поработаю у тебя? Вот будет здорово! И поработаю у тебя, и поживу — всего пару недель, пока не найду квартиру! Мы с тобой будем как две подружки…

 — Нет, ты не будешь у меня работать, и жить здесь тоже не будешь. Эту ошибку я совершила четыре года назад. А потом, когда я узнала, что ты снова принялась за свои штучки, помнишь, что ты сделала?! Ты обокрала меня и сбежала! Больше это не повторится.

 — Я тогда… гм… болела. Но сейчас, детка моя, я завязала полностью, вот как перед Богом клянусь, аб-со-лют-но! Не можешь же ты меня выгнать! — Она умоляюще протянула руки к дочери. — Куда же я пойду? Я ведь на мели. Билли забрал все деньги и сбежал.

 «Значит, последнего ее приятеля зовут Билли», — отметила про себя Лина.

 — Да ты и сейчас под кайфом! Ты думаешь, я слепая или просто дура?

 — Да нет же! Клянусь тебе! Просто… ну, приняла немного, самую чуточку, потому что страшно нервничала перед встречей с тобой. Я знала, ты будешь на меня сердиться. — По щекам ее, прокладывая себе путь в слое тонального крема, заструились слезы. — Лина, милая, пожалуйста, дай мне шанс! Я изменилась! Теперь по-настоящему изменилась! Вот увидишь!

 — Это я тоже слышала. — Со вздохом обреченной Лина взяла с комода сумку и достала пятидесятидолларовую бумажку. — Вот. — Она сунула купюру в руку Лилибет. — Бери, садись на автобус и катись отсюда куда подальше. И больше не возвращайся. В моей жизни тебе места нет. И не будет!

 — Детка моя, почему ты так груба со мной? Не можешь же ты в самом деле быть такой жестокой!

 — Еще как могу. — Лина подхватила сумку матери и выставила ее за порог. — Это у меня наследственное. Больше ты от меня ничего не получишь. А теперь убирайся, или, клянусь, я тебя сама вышвырну!

 Гневно выпрямившись, Лилибет промаршировала к дверям — живое воплощение оскорбленных материнских чувств. Деньги, впрочем, незаметно исчезли у нее в сумочке.

 С порога она бросила на Лину злобный взгляд.

 — Я никогда тебя не хотела!

 — Если так, то мы в расчете — я тоже никогда не хотела иметь такую мать!

 Лина захлопнула дверь, едва мать переступила через порог, и заперла ее на ключ. Медленно опустилась на пол, обхватила себя руками и беззвучно зарыдала.

 

 Сначала Лина собралась отменить сегодняшний ужин с Декланом в Доме Мане, но, поразмыслив, решила этого не делать. Это значило бы признать, что мать по-прежнему властна над ее жизнью, что она до сих пор может причинять ей боль.

 Нет, ей надо отвлечься. А если она останется одна в квартире и будет страдать, то уж точно ей не удастся отвлечься от горьких мыслей. Надо как-то пережить эту ночь, а наутро Лилибет исчезнет и из ее мыслей, и из жизни.

 Дом Мане снова ее удивил. Трудно было сказать, что изменилось в нем на этот раз, но определенно он выглядел каким-то… более реальным, что ли. На него приятно было смотреть и приятно думать, что порой случаются и перемены к лучшему.

 За долгие годы она привыкла воспринимать Дом Мане как особняк-призрак, как что-то навсегда похороненное в прошлом.

 Но сейчас, когда новые, свежеокрашенные ступени чередовались с облупившимися старыми, когда одни окна еще томились под слоем пыли, а в других мягко отражался свет, дом стал совсем другим — в нем пробуждалась жизнь.

 Новый хозяин возвращал его к жизни.

 В саду, пусть все еще запущенном, цвели цветы, а на галерею Деклан водрузил огромный глиняный горшок, в котором росли бегонии.

 Должно быть, Деклан сам их посадил, думала Лина, направляясь к двери. Он из тех, кто любит все делать своими руками. Особенно когда трудится для себя.

 Любопытно, пришло ей на ум, а ее он тоже считает «своей работой», над которой трудится не покладая рук? Очень может быть! Непонятно только, злит ее это или забавляет.

 Вошла она без стука, рассудив, что они с Декланом уже достигли той близости, когда формальности становятся излишни.

 Вошла… и остановилась, пораженная благоуханием цветущих лилий. Огляделась вокруг. Со времени ее последнего визита Деклан поставил в холле симпатичный старинный столик, пару кресел с прямыми спинками, и — тут она невольно заулыбалась — огромную керамическую корову!

 На чей-то вкус глупо, на чей-то очень мило, подумалось ей. Во всяком случае, этот дом больше не выглядит ни мрачным, ни пустынным!

 — Деклан!

 Она заглянула в гостиную, отметив и здесь кое-что новое. Но Деклана там не было. Зашла в библиотеку и остановилась перед каминной полкой с тяжелыми подсвечниками…

 Почему у нее вдруг задрожали руки? И почему старинные, потемневшие от времени подсвечники кажутся ей такими знакомыми?

 Ничего особенного в них нет. Дорогие, наверное, но, на ее вкус, слишком уж вычурные. И все же… Она осторожно дотронулась сначала до одного, затем до другого. И все же есть в них что-то, и здесь они очень на своем месте. Как будто они всегда стояли здесь. Глядя на них, Лина видела язычки пламени, колеблющиеся от дуновения воздуха, ощущала запах тающего воска…

 Лина сбросила наваждение, резко тряхнув головой, и поспешно вышла из комнаты.

 Еще раз громко позвав Деклана, она начала подниматься по лестнице. На площадке первого этажа в стене вдруг распахнулась неприметная дверь, и Деклан вылетел ей навстречу. Оба вскрикнули от неожиданности.

 Схватившись за сердце, Лина смотрела на него. Весь перемазан грязью, в волосах паутина. В дрожащей руке его прыгал фонарик.

 — Господи! В следующий раз лучше пристрели меня из милосердия!

 — То же самое и я хотел сказать. — Он шумно выдохнул, провел рукой по взъерошенным волосам. — Ты у меня пять лет жизни отняла.

 — Я тебя позвала несколько раз, ты не откликался, и я пошла тебя искать. — Лина заглянула через его плечо. — Что это у тебя там? Потайные ходы?

 — Да нет, совсем не так романтично — помещение для слуг. На каждом этаже есть такие двери. Вот я и решил взглянуть. Любопытно, но грязь там жуткая. — Он окинул критическим взором свои перепачканные руки. — Вот что: может быть, пойдешь нальешь себе чего-нибудь выпить? А я пока умоюсь.

 — Если хорошенько попросишь, налью выпить нам обоим. Ты что предпочитаешь?

 — Пиво подойдет. — Он вгляделся в ее лицо. — Лина, что случилось?

 — Ничего. Ты меня до полусмерти напугал, вот и все.

 — Я же вижу, ты чем-то расстроена.

 Она выдавила беспечную улыбку.

 — Может быть, просто дуюсь оттого, что ты не поцеловал меня при встрече!

 — А может быть, все еще мне не доверяешь. Думаешь, ты мне нужна только для развлечения. — Одним пальцем Деклан приподнял за подбородок ее голову, пристально вгляделся в глаза. — Ошибаешься. Я люблю тебя. — Он подождал ответа. Лина молчала, но он удовлетворенно кивнул. — Буду через минуту.

 Лина двинулась вниз по лестнице. На середине остановилась, проговорила, не оборачиваясь:

 — Деклан, я не считаю, что нужна тебе только для развлечения. Но не знаю, есть ли во мне то, что ты ищешь.

 — Анджелина, ты и есть то, что я искал всю жизнь.

 

 Он не собирался на нее давить. Не хочется делиться своими проблемами — что ж, ее право. Когда сгустились сумерки, рука об руку они вышли в сад позади дома.

 — Подумать только, столько лет стоит этот дом! Люди приходят, уходят… ну, чаще уходят, конечно. И вот явился ты — и за несколько месяцев изменил здесь больше, чем за все годы, что я помню!

 Она оглянулась, чтобы посмотреть на дом. Конечно, еще много работы предстоит, чтобы привести его в божеский вид. Заменить подгнившие доски, покрасить, сделать новые ставни. Но главное свершилось — в дом вернулась жизнь. Ведь до тех пор, пока сюда не приехал Деклан, поняла она вдруг, Дом Мане был не просто покинутым — он был мертвым.

 — Ты не просто вложил в него деньги и свой труд — ты вернул его к жизни!

 — А ты сможешь здесь жить?

 Быстрый взгляд ее — изумленный, даже испуганный — встретился с его спокойным и твердым взглядом.

 — У меня есть своя квартира.

 — Я не об этом. Я спрашиваю, сможешь ли ты здесь жить. Будет ли тебе здесь уютно, не пугает ли тебя соседство… призраков, видений прошлого, как их ни назови.

 — Если бы я боялась привидений, не приехала бы к тебе на ужин. Кстати, голубчик, чем ты собираешься меня кормить?

 — В сегодняшнем меню — тунец на гриле. Секундочку… — И он достал из кармана старинные часы. — Будет готов через пять минут!

 Словно завороженная, Лина не отрывала взгляда от часов. Внутри у нее что-то затрепетало, как чуть раньше в библиотеке, когда она увидела подсвечники.

 — Откуда они у тебя?

 — Купил сегодня в антикварной лавке. — Почувствовав в ее голосе тревогу, он протянул часы ей. — Что такое? Они тебе кажутся знакомыми?

 — Немногие в наше время пользуются карманными часами.

 — Я понял, что они мои, как только их увидел. Это ты мне их подарила, — продолжал он и, когда она изумленно вздернула голову, добавил: — Только было это давным-давно. — И перевернул часы, чтобы она прочла надпись на крышке.

 — Часы Люсьена! — Победив страх, она заставила себя дотронуться до выгравированной надписи. — Как странно! В самом деле, Деклан, все это очень странно. Значит, ты считаешь, я Абигайль?

 — Именно так.

 Она покачала головой:

 — А тебе не кажется, что все как-то слишком удачно сошлось?

 — Убийство, отчаяние, самоубийство, души, не знающие покоя? — Пожав плечами, он убрал часы в карман. — Да нет, я бы не сказал, что все прямо так уж удачно сошлось. Но вот что я думаю, Лина: быть может, судьба дает нам шанс исправить страшную ошибку, совершенную сто лет назад.

 — Боже мой, ты такой… такой… ты потрясающий! И почему это, черт возьми, в нашей паре я должна сохранять здравый рассудок? Деклан, милый! Мне с тобой очень хорошо.

 Говоря это, она в рассеянности играла серебряным ключиком на шее. «Привычка, — подумал Деклан. — Она сама этого не сознает».

 — Ты мне очень нравишься. Мне нравится с тобой разговаривать, очень-очень нравится заниматься с тобой любовью. Но пока это все. Не больше.

 — Что ж, — ответил он, кладя руки ей на плечи, — меня это пока устраивает.