16

 По дороге в «Этруа» Деклан завернул в офис к Реми. День свадьбы друга приближался, а в обязанности шафера, как известно, входит организация мальчишника. Общую идею (стриптиз-клуб и море выпивки) Деклан себе представлял, но хотел обговорить с женихом кое-какие детали.

 Секретарша набрала номер Реми, и из динамика послышался панический вопль:

 — Да-да, пусть войдет! Скорее!

 Едва войдя в кабинет, Деклан понял, отчего в голосе друга звучала такая паника.

 В одном из кресел, предназначенных для посетителей, сидела Эффи и горько рыдала. Вокруг нее хлопотал Реми, судя по выражению его лица, можно было предположить, что он и сам вот-вот заплачет.

 Деклан подавил в себе желание немедленно развернуться и бежать прочь. Нет, нельзя бросать друга в беде. Он прикрыл дверь, подошел к Эффи, погладил ее по плечу.

 — Дорогая, неужели ты все-таки ему призналась, что мы с тобой бежим в Вегас?

 Эффи подняла на него глаза, а потом закрыла лицо руками и заревела еще пуще.

 — Извини, неудачная шутка. — Деклан вытер вдруг вспотевшие руки о джинсы. — Что стряслось?

 — Видишь ли, у нас проблема со свадебным банкетом… — начал Реми.

 Эффи испустила горестный всхлип.

 — Не будет у нас никакого банкета! — простонала она, зарываясь лицом в протянутый Реми носовой платок. — Банкетный зал сгорел! То есть не сгорел, но там на кухне что-то загорелось, и приехали пожарные, и… и…

 — И пожар перерос в локальное наводнение, — мрачно объяснил Реми. — Теперь зданию требуется ремонт. К нашей свадьбе точно не успеют.

 — Это я во всем виновата!

 Деклан склонился над ней с другой стороны.

 — Правда? Зачем же ты устроила пожар?

 На этот раз Эффи слабо улыбнулась.

 — Это я хотела непременно выйти замуж в старинном особняке! Реми говорил, давай снимем зал в гостинице, а я отвечала: нет, хочу романтики… Во что бы то ни стало решила настоять на своем! И что же — до свадьбы меньше трех недель, и… и… и никакой свадьбы не будет!

 — Что ты, солнышко, обязательно будет! Найдем другое место, ничуть не хуже. — Реми чмокнул ее в кончик носа. — В конце концов, можем просто расписаться, а свадьбу отложить.

 — Но где же нам теперь жениться? В мэрии?

 — Милая, мне совершенно неважно, где жениться. — Реми поцеловал ее пальцы. — Главное — на ком!

 Эффи шумно вздохнула, шмыгнула носом, прижалась к нему.

 — И верно, прости, милый. Я веду себя ужасно глупо. В самом деле, так ли важно, где и как выходить замуж?

 — Очень даже важно!

 При этих словах оба обернулись к Деклану: Эффи — с глазами, блестящими от слез, Реми — с явным недоумением и досадой.

 — Нельзя, чтобы какой-то дурацкий пожар испортил вам праздник! — продолжал Деклан. — Почему бы вам не отпраздновать свадьбу у меня?

 — Что значит «у тебя»? — не понял Реми.

 — У меня, в Доме Мане. А что? Места там хватит, это уж точно. Бальную залу надо доделать, но время еще есть. В крайнем случае найму бригаду маляров. Фасад я сегодня утром закончил. Кухня, библиотека, гостиные — готовы. Сады в порядке. Конечно, есть еще над чем поработать, но мелких огрехов гости не заметят. Они увидят дом, сад, послушают истории о привидениях и еще много лет будут об этом вспоминать!

 Прежде чем Реми успел ответить, Эффи схватила Деклана за обе руки.

 — Ты серьезно?!

 — Вполне. Почему бы и нет?

 — Дек… — начал Реми, но тут Эффи вскочила и, оттолкнув жениха, бросилась Деклану на шею.

 — Я тебя обожаю! — С этими словами она расцеловала его в обе щеки. — Ты лучше всех на свете! — Новый звучный поцелуй. — Ты ангел! Ты святой!

 Деклан ухмыльнулся.

 — Если не возражаешь, мы с твоей невестой хотели бы остаться вдвоем, — проговорил он, повернувшись к Реми.

 Эффи, смеясь, закружилась по кабинету.

 — Боже мой! Так у меня все-таки будет свадьба в старинном особняке! Ох, Деклан, мне бы не стоило соглашаться, ведь теперь к тебе явится толпа незнакомых людей, будут бродить по дому, вытопчут все лужайки… И все-таки соглашусь, потому что я так об этом мечтала! Но обещаю, обещаю, тебе ничего не придется делать! Всю подготовку я возьму на себя! И буду у тебя в долгу до самой смерти!

 — Ладно, договорились, принесешь мне в жертву первенца, и мы квиты.

 Реми, присев на край стола, изумленно покачал головой.

 — Я сказал, что готов жениться на тебе где угодно и когда угодно, а он всего лишь предложил какие-то древние развалины — какого же черта ты целуешься с ним, а не со мной?

 — А твоя награда, милый, еще впереди! — Однако, вспомнив о женихе, Эффи обняла его, положила голову ему на плечо. — Реми, я хочу, чтобы свадьба у нас была прекрасной, как в сказке! Или как во сне. Я так об этом мечтала!

 — Понимаю, солнышко. И я хочу того же самого. Так что забацаем крутую вечеринку, идет?

 — Идет! — Сжав его в объятиях в последний раз, она снова закружилась по комнате, от недавних слез не осталось и следа. — Можно мне съездить к тебе прямо сейчас? — спросила она Деклана. — Захвачу с собой маму и сестру, мы посмотрим дом и все распланируем.

 — Конечно.

 — Спасибо! — Она снова чмокнула его в щеку. — Спасибо! — И в другую. — Спасибо! — А теперь в губы. — Реми, и ты приезжай, как только освободишься. Да, Дек, — добавила она, уже направляясь к дверям и доставая на ходу мобильный телефон, — свадьба у меня будет в голубых и розовых тонах. Не возражаешь, если мы выкрасим дом в голубой и розовый?

 У Дека отвисла челюсть. Ответить он не успел — за Эффи уже захлопнулась дверь.

 — Она… она ведь шутит, правда?

 — Будем надеяться. — Реми испустил глубокий вздох. — Мой верный друг, ты не представляешь, во что ввязался. Ты очень нас выручил, и я тебе благодарен, но хочу предупредить сразу: впереди тебя ждет пара недель чистого безумия.

 — Я просто не мог смотреть, как Эффи плачет. И вообще, почему бы и нет? Что в этом такого?

 — Посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься с ее матушкой!

 — А какая у Эффи матушка?

 — Жуткая женщина!

 — Ну, — улыбнулся Деклан, — опыт общения с жуткими матерями у меня, увы, есть.

 

 Добрые дела улучшают настроение — вот почему Деклан входил в «Этруа», улыбаясь до ушей. Нет, если честно, конечно, не только поэтому. Еще и потому, что предвкушал встречу с Линой.

 Она стояла за стойкой — готовила коктейль и болтала с кем-то из постоянных посетителей. При появлении Деклана взгляд ее рассеянно скользнул к дверям, остановился на нем и замер. И, пока он пробирался между столиками к стойке, Лина не сводила с него глаз.

 Впрочем, она еще успела налить и вручить жаждущему чашку кофе, прежде чем он заключил ее в объятия и, оторвав от земли, впился в ее губы поцелуем под аплодисменты и приветственные крики завсегдатаев и туристов.

 — Я скучал по тебе, — широко улыбнулся он, оторвавшись от ее губ.

 — Да уж, вижу, что соскучился! — Озорно улыбнувшись, она потрепала его по щеке. — А теперь верни меня на землю. Я на работе.

 — Найди себе замену.

 — Милый, я действительно занята. Присядь, сейчас принесу тебе пива.

 Но вместо этого он взметнул ее в воздух, подхватил другой рукой под коленками, толкнул локтем дверь на кухню. Там открывал пакет сока бармен с дредами.

 — Эй, приятель! — окликнул его Деклан. — Лину нужно подменить на полчасика. Не возражаешь? — и кивнул в сторону бара.

 — Само собой!

 — Деклан! — прошипела Лина. Она не сопротивлялась — видимо, понимала, что это разочарует зрителей. — Это же мой бизнес!

 — Вот именно. Спасибо, — кивнул он парню, устремившемуся за стойку. — Это твой бизнес, и ты его отлично организовала, так что полчаса он вполне проживет без тебя.

 Великодушный бармен поспешил вперед и открыл ему дверь. Деклан вынес Лину на улицу, провожаемый взглядами прохожих, свернул во дворик.

 — Голубчик, я терпеть не могу, когда на меня давят!

 — Разве я на тебя давлю? Я тебя несу. Где запасной ключ? — поинтересовался он, поднимаясь на второй этаж. Лина молчала, и он пожал плечами. — Ладно. Если я сделаю с тобой то, что хочу, прямо на галерее, нас арестуют за оскорбление общественной нравственности, но на такую жертву я готов пойти.

 — Под цветочным горшком. Второй горшок слева.

 — Отлично!

 К изумлению Лины, он не поставил ее на ноги, а перекинул через плечо и, нагнувшись, достал ключ из-под горшка. Как видно, она недооценила его силу и свою реакцию на нее.

 — Между прочим, ты скинула пару фунтов, — заметил он, вставляя ключ в замок.

 — Прошу прощения? — отозвалась Лина холодно, стараясь выдержать тон неприступной южной красавицы, что было не так-то легко, когда висишь на плече у мужчины.

 — Тосковала по мне, должно быть? — Он протиснулся внутрь и захлопнул дверь ногой.

 — Не могу описать, как я польщена тем, что ты оторвался от своих занятий и заехал поиметь меня по-быстрому, но…

 — О, кстати, отличная мысль! Правда, в моей программе это был не первый пункт, но почему бы и нет? — И, перехватив ее поудобнее, он направился в спальню.

 — Деклан, вот сейчас я начинаю по-настоящему злиться! Немедленно отпусти меня или…

 Договорить ей не удалось — Деклан бросил ее на кровать. Глаза ее из-под спутанных волос сверкали гневом. Но не только. Что за картина! Именно то, что ему сейчас нужно!

 — Какого черта на тебя нашло?! Врываешься ко мне в бар, словно ты здесь хозяин. Перекидываешь меня через плечо и уносишь, как военный трофей. Думаешь, я обязана тебя обслуживать в любое время дня и ночи? Поищи себе постельную грелку в другом месте!

 Деклан только ухмыльнулся в ответ и принялся снимать ботинки.

 — Я серьезно. Убирайся немедленно!

 Деклан снял второй ботинок, затем рубашку.

 В ответ раздался залп отборных местных ругательств, из которого он понял едва ли треть.

 — Дорогая, помедленнее! — взмолился он, расстегивая джинсы. — Можно еще раз: я свинья и должен жариться в аду или я должен отправиться в ад и угоститься там жареной свининой?

 Тут она вскочила и бросилась на него. Но к этому Деклан был готов — в сущности, этого он и ждал. Настало время для борьбы в партере, для яростной и жаркой возни, и то, что Лина не стеснялась пускать в ход ногти и зубы, делало эту борьбу только слаще.

 Она вопила, молотила его кулаками, пинала ногами, брыкалась, как молодая кобылка, но он подмял ее под себя и впился в ее губы жарким поцелуем.

 — Не ждала такого? — Задыхаясь, он разорвал на ней блузку. — А мне, знаешь ли, надоело соответствовать всем твоим ожиданиям!

 — Прекрати! Перестань сейчас же! — Сердце ее под его жадными руками билось, как сумасшедшее. Да, такого она совершенно не ждала и тем более не ждала, что его внезапная грубость и властность породит в ней такое возбуждение.

 — Посмотри на меня! — Он схватил ее за обе руки. — Скажи, глядя мне в глаза, что ты этого не хочешь, что не хочешь меня. Скажи — и я тут же уйду.

 — Отпусти меня! — Взгляд ее оставался твердым, но голос предательски дрожал. — Немедленно отпусти!

 Он отпустил одну ее руку.

 — Говори же. — Она чувствовала, как содрогается его мощное тело. — Хочешь — или нет?

 Запустив руку ему в волосы, Лина притянула его к себе.

 — J'ai besoin!

 «Я хочу…» Нет, не так. Эти слова означали: «Ты мне нужен».

 Она обвила его ногами, словно цепями. Прильнула к губам, больно укусив за нижнюю губу и не заметив этого.

 — Возьми меня! — потребовала она. — Быстро, грубо! Я так хочу!

 Он скользнул рукой под мини-юбку, сдернул влажные трусики. Мокрые от пота тела слились воедино.

 — Ну, держись! — проговорил он и ворвался в нее.

 Она громко вскрикнула, что-то ослепительное взорвалось в ней и мгновенно распространилось по всему телу, охватив его жарким пламенем вожделения. Деклан снова вонзился в нее — глубже, сильнее, и крик повторился. Он заполнял ее целиком, он утолял ее жажду и вновь ее разжигал. Не помня себя, Лина впилась ногтями ему в спину.

 «Еще, еще!» — кричал ее разум. «Еще, еще!» — требовала плоть.

 Тело Деклана горело, как в огне — легкие, сердце, чресла. Свирепый жар несказанного наслаждения туманил зрение, заставлял забыть обо всем на свете.

 Все исчезло — остались лишь бьющие в окно солнечные лучи, далекие гудки автомобилей и ритмичные движения двух влажных тел, слившихся воедино.

 И глаза ее — темные, бездонные и блестящие, как оникс, не отрывающиеся от его глаз.

 Люблю тебя! Бесконечно люблю!

 Он не знал, произнес ли эти слова вслух или они возникли лишь в его мозгу. Но глаза ее изменились — на миг словно ослепли, затуманенные почти невыносимым наслаждением.

 Она коротко всхлипнула, забилась под ним. Беспомощный, полубезумный, он содрогнулся всем телом и излил в нее свое семя.

 Задыхаясь, он рухнул на нее. Она все дрожала и извивалась под ним; казалось, это длилось бесконечно, но вот содрогания ее стали слабее, реже, и вот она затихла.

 — Не могу пошевелиться, — пробормотал Деклан. Сейчас он чувствовал себя опустошенным, бессильным — таким невесомым, что, казалось, его может унести легчайший ветерок.

 — И не надо, — прошептала она, касаясь губами его шеи.

 Это прикосновение поразило его трогательной нежностью, словно едва различимая радуга поднялась на небе после грозы.

 — Веришь, что я пришел просто с тобой поговорить?

 — Не верю.

 — И напрасно. Хотел сначала поговорить, а потом заняться любовью. Пришлось скорректировать планы. Теперь я должен тебе блузку и, кажется, что-то из нижнего белья.

 — Считай, мы в расчете.

 Собравшись с силами, он смог приподняться на локтях и взглянуть на нее. Щеки ее пылали. Влажные завитки волос прилипли к вискам, рассыпались по смятой простыне.

 Ему захотелось погладить ее, как пушистого милого котенка.

 — Знаешь, ссора, оказывается, чертовски возбуждает, — проговорил он.

 — Меня тоже. Странно — я ведь хотела с тобой расстаться.

 — Правда?

 — Правда. — Она погладила его по щеке, удивленная нахлынувшей на нее нежностью. — Твердо решила: вместе нам не бывать. И тут ты врываешься в бар, весь такой сильный и сексуальный, хватаешь меня в охапку, куда-то тащишь — и решимости как не бывало. Милый, что ты делаешь с моим разумом? И зачем?

 — Затем, что ты для меня дороже всего на свете.

 — Вот нашел сокровище! — Она легонько толкнула его в плечо. — Ладно, слезай. Ты весь мокрый, и я тоже.

 — Сейчас примем душ, а потом поговорим. Да, поговорим, — повторил он, заметив, что она вздернула бровь. — Слово скаута! — И он поднял два пальца вверх.

 — Мне надо на работу.

 — Анджелина!

 — Ладно, ладно! — Она махнула рукой, понимая, что спорить с ним бесполезно. Он упрям, но, как ни странно, это ее почему-то заводит! — Иди в душ, а я позвоню в бар и попрошу, чтобы меня подменили еще на час… Или на два?

 Едва он вышел из душа, Лина тут же проскользнула в ванную. Должно быть, специально, чтобы оттянуть разговор. Деклан не стал ее торопить: пошел на кухню, нашел там, как и ожидал, кувшин холодного чая, наполнил два стакана.

 Когда появилась Лина все в той же соблазнительной мини-юбочке и свежей блузке, он протянул ей стакан.

 За последние дни она почти покорилась неизбежному, хотя внутренняя борьба не прекращалась в ней ни на минуту: Лина страшно тосковала по Деклану и ругала себя за это, называя слезливой дурой. И все же, просыпаясь по ночам, Лина безотчетно тянулась к нему и лишь мгновение спустя вспоминала, что его нет рядом. А стоя за барной стойкой, вскидывала глаза на каждого входившего посетителя в тайной надежде, что это Деклан.

 И вот, когда в сотый раз она посмотрела на дверь, это действительно оказался Деклан. И Лина испытала такую всепоглощающую радость, такое безграничное облегчение, что даже разозлилась на него за это еще прежде, чем он, как долгожданную добычу, перекинул ее через плечо и поволок в спальню.

 — Деклан, — начала Лина. — В ту нашу последнюю встречу я была к тебе несправедлива. Честно говоря, мне было не до справедливости.

 — Если хочешь извиниться — не надо. Я нарочно тебя разозлил. Лучше злиться, чем грустить, а она тебя не только разозлила, но и сильно расстроила.

 — Еще бы! Ты не представляешь, как мне мерзко знать, что она сейчас у бабули, и знать, чем это кончится. И я ничего не могу сделать, ничего не могу исправить. Но тебя это не касается, и мне не следовало тебя в это втягивать.

 — А ты меня и не втягивала, просто так вышло. — Он наклонил голову. — Поправь меня, если ошибаюсь: кажется, у тебя создалось впечатление, что я в силу своего происхождения и воспитания не готов иметь дело с темными и грязными сторонами жизни. Особенно твоей.

 — Дек, я вовсе не считаю тебя каким-то тепличным цветочком! Но эта сторона жизни — моей жизни — действительно не для тебя. Такого человека, как моя мать, ты просто не встречал в своей жизни.

 — Ну почему же не встречал?! Вот, например, сегодня она заходила меня навестить.

 От раскрасневшихся щек Лины отхлынула кровь.

 — К-как?

 — Сегодня около полудня Лилибет нанесла мне визит. Я думал о том, стоит ли тебе об этом рассказывать, но решил, что не стану ничего от тебя скрывать. И лгать не стану, даже чтобы пощадить твои чувства. Она явилась, напросилась на чашку чая. Потом попыталась меня соблазнить.

 — Мне очень жаль, — едва выговорила Лина. В горле у нее першило, а губы стали холодными как лед. — Больше такое не повторится, я за этим прослежу.

 — Помолчи. Неужели я похож на того, кто нуждается в твоей защите? И ярость свою прибереги, пока я не закончу, — добавил он. — Когда она потянулась к моей ширинке, я ей посоветовал не позориться и убрать руки. Тогда она плюхнулась на стул и зарыдала.

 Он присел на подлокотник софы, невольно подумав о том, как неуместно звучит этот рассказ в теплой, уютной гостиной — в мире Лины.

 — Рыдала она весьма выразительно, много слез выдавить не удалось, но она очень старалась. Легенда была такая: за ней гонятся какие-то злодеи и непременно убьют и ее, и тебя, и мисс Одетту, если она не заплатит им пять тысяч долларов. Что же ей, бедной, делать, куда податься?

 Щеки и скулы Лины снова окрасились румянцем, теперь румянцем гнева и стыда.

 — И ты дал ей денег?! Как ты мог поверить…

 — Думаешь, я не только тепличный цветочек, но и безмозглый болван? — Деклан театрально вздохнул. — Ты, милая, испытываешь мое терпение. Разумеется, я ни цента ей не дал и ясно дал понять, что здесь ей ловить нечего. Тогда она взбесилась и перешла к угрозам — заявила, что отправится к моим родителям и все им расскажет. Как видно, она расспрашивала обо мне и кое-что выяснила. Она решила, что мои родственники будут в ярости, если узнают, что их белокурый мальчик подпал под твои чары. Ну а чтобы закрепить эффект, пообещала сообщить, что я переспал и с ней.

 — Она может! — проговорила Лина непослушными губами. — Ты не знаешь, на что она способна, Деклан! Она…

 — Я ведь просил не перебивать, пока не закончу, — невозмутимо заметил Деклан. В голосе его не было ни гнева, ни раздражения — лишь спокойствие и уверенность. — Перейдя к шантажу, она взвинтила сумму вдвое — до десяти тысяч. Боюсь, мой ответ ей не понравился — я просто взял ее за шкирку и выкинул за дверь. Вот так. Теперь можешь злиться, если хочешь… Не плачь! — строго сказал он, заметив, что глаза ее наполнились слезами. — Она ни одной слезинки твоей не стоит.

 — Неужели ты не понимаешь, что я сейчас чувствую?!

 — Понимаю. Оба мы взрослые люди, оба знаем, что к тебе все это не имеет никакого отношения. И все же тебе больно и стыдно. И мне жаль, что пришлось причинить тебе новую боль.

 — Ты здесь вообще ни при чем! Дело во мне! — Она сердито смахнула с ресниц слезы. — Я пыталась тебе объяснить с самого начала…

 — Но ведь и ты здесь ни при чем, Лина. Я вглядывался в нее. Очень внимательно ее рассмотрел. И, знаешь, не увидел ничего общего с тобой. Абсолютно ничего. Наследственность — лотерея: никогда не знаешь, что выпадет. И важно не то, что мы получаем от родителей при рождении, а то, какими делаем себя сами благодаря родительским генам или вопреки им.

 — Но я никогда от нее не избавлюсь! Никогда! Что бы я ни делала!

 — Это верно.

 — Прости… Нет, я все-таки это скажу! — воскликнула она, увидев, как он напрягся. — Я прошу прощения за то, что она явилась к тебе домой. Что марала своим грязным языком твою семью. И хочу попросить, чтобы ты не рассказывал об этом бабуле.

 — Не буду, конечно.

 Лина встала, обвела взглядом комнату. Она любила свой дом, в котором все, до самой последней мелочи, носило на себе отпечаток ее собственного «я». Ценила свою жизнь по той же причине. А этот мужчина страстно стремился стать частью ее жизни, и поскольку его она тоже ценила, то чувствовала, что должна все ему объяснить.

 — Она меня бросила, когда мне и двух недель не исполнилось, — начала Лина. — Просто однажды утром села за руль бабушкиной машины и укатила. Машину бросила по дороге. Вернулась, когда мне было уже три года.

 — А твой отец?

 Лина пожала плечами.

 — Отец — по настроению. Один раз она мне рассказала, что у нее с этим парнем была великая любовь, но его родители были против и услали его куда-то за тридевять земель. В другой раз — что ее изнасиловали по дороге из школы. В третий — про миллионера-соблазнителя, который когда-нибудь вернется и увезет нас с собой на Багамы.

 Она повернулась к Деклану, чувствуя, что сейчас должна смотреть ему в лицо.

 — А правду сказала, когда мне было уже восемнадцать. Вот тут я поняла, что на этот раз она не врет. Она была под кайфом, не особо думала, что говорит, к тому же ей хотелось меня задеть. — «Да откуда мне знать, кто твой чертов папаша? — сказала она. — Знаешь, сколько их у меня было? И все одинаковые. Не все ли равно, кто из них твой отец?»

 — Она была шлюхой, Деклан. Все об этом знали, все об этом судачили. Маленькой я не понимала этих разговоров, потом начала понимать. Когда она забеременела, вернулась под крылышко к родителям. Делать аборт побоялась: думала, что умрет и попадет в ад или что-то в этом роде. Вот и родила меня. Родила и бросила. И за то, и за другое спасибо. Но только за это.

 Тяжело вздохнув, Лина снова села.

 — В общем, вернулась она, когда мне было три года. В первый раз исполнила свою обычную арию: мол, она получила суровый урок, стала другим человеком, раскаивается, хочет загладить… Продержалась несколько дней — и опять исчезла. Потом это повторялось снова и снова. Иногда она появляется вся в синяках, избитая каким-нибудь ублюдком, с которым связалась на этот раз, или больная, или просто обдолбанная. Но Лилибет всегда возвращается.

 — И каждый раз причиняет тебе боль, — тихо закончил Деклан. — И тебе, и мисс Одетте.

 — Она всем причиняет боль, это ее единственный талант. На мое тринадцатилетние она пришла под кайфом. Мы устроили домашнюю вечеринку, пригласили всю родню, моих школьных друзей с родителями. А она явилась в обнимку с каким- то забулдыгой, оба упоротые в хлам. Устроила омерзительную сцену. Трое моих дядьев их просто выкинули оттуда… Извини, мне надо закурить. — И она быстро вышла из комнаты.

 Минуту спустя Лина вернулась с сигаретой.

 — В следующий раз она объявилась, когда мне было шестнадцать. В то время я встречалась с одним мальчиком, была в него влюблена без памяти. Она его напоила, угостила таблетками и затащила в постель. Его трудно винить — он был ненамного меня старше; а она решила, что это будет прикольно — отбить парня у дочери. Расположилась с ним в кустах возле дома так, чтобы я непременно на них наткнулась. И так хохотала! У меня до сих пор в ушах звенит ее смех. А в следующий раз появилась, когда я купила эту квартиру. Тогда я пустила ее к себе. Подумала: уж лучше я, чем бабуля. И надеялась, что, может быть, хотя бы в этот раз…

 Но прошла неделя — и она снова взялась за свое. Выпивка, наркота, мужики. Приводила их сюда и кувыркалась с ними в моей постели. А потом обокрала меня и сбежала. И тогда я решила — с меня хватит. Все! С ней покончено. Но это никогда не кончится, Деклан. Что бы я ни делала, она не перестанет быть моей матерью.

 — А что бы ни делала она, ты не перестанешь быть той, кто ты есть. Радостью и гордостью тех, кто тебя вырастил. Хозяйкой собственной жизни. За это она тебя и ненавидит.

 Лина отвечала ему долгим изумленным взглядом.

 — Ненавидит… — Прошептала она. — Никогда прежде я не могла этого выговорить, не могла даже подумать… Что за страшные слова: моя мать меня ненавидит! Почему же сейчас, когда ты это сказал, мне стало намного легче?

 — Хотел бы я пообещать, что никогда больше не позволю ей сделать тебе больно. Но не буду бросаться пустыми обещаниями. Она и дальше будет причинять тебе боль, Лина, но, быть может, теперь тебе будет не так больно, как было прежде.

 — Определенно я тебя недооценивала, — проговорила Лина, задумчиво вертя в пальцах сигарету.

 — Точно, я полон сюрпризов. Кстати, раз уж я взялся тебя удивлять: оказывается, Лилибет как-то связана с Домом Мане.

 — О чем ты говоришь?

 — Сам толком не понимаю. Трудно объяснить, но точно знаю: как-то связана. И знаешь, может быть, к лучшему, что она пришла и сказала мне все, что сказала. Как будто еще один кусочек мозаики встал на место. А еще что-то подсказывает мне, что больше она туда не придет. Позвони бабушке, Лина. Не позволяй этой женщине становиться между вами.

 — Об этом я уже думала. Да, наверное, позвоню. Деклан!.. — Она взяла стакан, нерешительно повертела его в руках, поставила на место. Деклан вопросительно поднял брови. — Знаешь, я ведь хотела с тобой порвать.

 — У тебя необычный способ прощаться с любовниками.

 — Нет, я серьезно. Может быть, в самом деле нам лучше вернуться на шаг назад и остаться… ну, просто друзьями или кем-то в этом роде?

 — Друзьями? Отличная мысль. Говорят, крепче всего те семьи, где муж и жена — не только партнеры, но и друзья.

 Лина только руками развела:

 — О боже мой! Ладно, теперь мне уже точно пора на работу.

 — Хорошо. Да, кстати, раз уж зашла речь о семье — у Реми и Эффи возникли некоторые проблемы, так что они отпразднуют свадьбу в Доме Мане.

 Лина потерла висок, сбитая с толку внезапной переменой темы.

 — В недоделанном доме? Среди инструментов, стружек, банок с краской и…

 — Ну-ну, к чему такой пессимизм? От тебя я жду более позитивного подхода, тем более что как раз хочу попросить у тебя помощи. Как насчет вместе покрасить стены?

 — Деклан Фиццжеральд, всеобщий спаситель! — вздохнула Лина.

 — Ну нет. Я спасаю лишь тех, кого люблю.

 

 Деклан не мог знать, что в то время, когда он подъезжал к офису Реми, Лилибет нанесла ему новый визит.

 На этот раз она не планировала застать хозяина. Новая порция «кокса» придала ей отваги. Теперь она вознамерилась отплатить этому сукину сыну, не желающему поделиться с бедной женщиной малой толикой своего состояния. Не дал денег по доброй воле — пусть пеняет на себя, она сама возьмет!

 Пройдясь по дому в первый раз, она внимательно все осмотрела и запомнила и теперь, войдя внутрь через черный ход, устремилась прямиком в библиотеку, к письменному столу с откидной крышкой.

 По опыту Лилибет знала, что богачи всегда держат под рукой наличность. Она открыла все ящики один за другим и взвизгнула от радости, обнаружив в одном из ящиков пачку пятидесятидолларовьгх банкнот.

 Сунув деньги в карман, Лилибет окинула взглядом полки и коробки на полу. Многие книги старинные, должно быть, стоят кучу денег… Но, поразмыслив, книги она решила не брать: они тяжелые, да и продать их будет нелегко. Лучше пошарить наверху — не найдется ли там еще денег или дорогих безделушек.

 Лилибет взбежала вверх по лестнице. Мысль о том, что хозяин может вернуться в любую минуту, лишь придавала ей азарта.

 Вдруг наверху хлопнула дверь, и Лилибет замерла в испуге. Сердце ее подпрыгнуло и забилось где-то в горле. «Это, должно быть, сквозняк», — успокоила она себя. Старый дом, полный сквозняков. И действительно, в следующий миг она ощутила резкое дуновение холодного воздуха.

 Поднялась на второй этаж, дотронулась до дверной ручки и отдернула руку. Потускневшая медь была холодна как лед.

 Ладно, неважно. В любом случае ей не сюда. Спальня этого наглого ублюдка дальше по коридору. Лилибет совсем не такая дура, какой все ее считают: вот уже несколько дней она наблюдала за домом и много раз видела, как он выходит на галерею из угловой комнаты.

 Дальняя дверь была приоткрыта. Злорадно рассмеявшись — смех ее гулко разнесся по дому, — Лилибет бросилась туда. Выдвинула верхний ящик комода — и точно! Прямо на нее смотрела старинная резная шкатулка.

 Золотые запонки — по крайней мере, Лилибет надеялась, что это настоящее золото. Еще одни, серебряные, с какими-то синими камешками. Золотые часы. А еще коробочка, и в ней кольцо — два переплетенных сердечка, рубиновое и бриллиантовое.

 Лилибет вытащила шкатулку, открыла другие ящики, порылась и в них. В нижнем обнаружила еще одну пачку наличных.

 «Ну, сукин ты сын, теперь ты мне за все заплатишь!»

 Деньги она сунула в шкатулку, а шкатулку — под мышку.

 Шумно, возбужденно дыша, она с торжеством оглядывалась вокруг. Может, все тут разгромить для полноты картины? Хотя нет, такие развлечения — для сопливых малолеток. А она, Лилибет Симон, давно уже не малолетка, она женщина многоопытная и умеет рассуждать практически.

 Не случайно к Дому Мане она пришла кружным путем, чтобы никто, даже мать, ее не выследил.

 Сбыть краденое, пополнить запас кокаина, смыться из города — на все это требуется время. А она и так уже слишком долго здесь проторчала. Незачем задерживаться и не стоит оставлять лишних следов.

 Однако, выйдя на лестничную площадку, она вдруг остановилась и устремила взгляд вверх.

 Интересно, а что у него на третьем этаже? А вдруг там-то он и прячет самое интересное? Что-нибудь такое, чего ей хватит на долгие месяцы, может, и на годы безбедной жизни?

 Словно зачарованная, Лилибет медленно двинулась вверх по ступенькам. Руки ее были холодны как лед, дыхание со свистом вырывалось из груди. Какое-то непреодолимое влечение гнало ее вперед. Чего ей бояться? В конце концов, она в доме совершенно одна, как будто она здесь хозяйка…

 Хозяйка этого дома.

 Шаг. Еще шаг. Леденящий холод, внезапная сухость в горле, дрожь во всем теле, но ничего этого Лилибет будто и не замечала.

 Голоса? Откуда — здесь же никого нет?! Словно проснувшись, она резко остановилась. Нет, лучше ей уйти, что-то не так в этом доме, что-то очень сильно не так…

 Но она продолжала медленно идти вперед, словно чьи-то невидимые руки толкали ее в спину. Вот остановилась перед дверью, трясущейся рукой взялась за ручку…

 Она хотела осторожно приоткрыть дверь — просто взглянуть, что там внутри, — но от ее прикосновения дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену.

 Лилибет услышала отчаянный плач младенца. Увидела женщину, распростертую на полу, и навалившегося на нее мужчину. Невидящими, мертвыми глазами женщина смотрела прямо на нее.

 Мужчина — золотистые волосы его блестели в тусклом свете — повернул к ней голову. Лилибет хотела закричать, но не могла.

 А в следующий миг что-то ворвалось в нее и на мгновение стало ею. На долю секунды она ощутила себя кем-то — или чем-то — иным. Чудовищем, не человеком.

 Затем это ощущение исчезло. Иное — чем бы оно ни было — пронеслось сквозь нее. Лилибет увидела, как на пороге комнаты материализуется из воздуха новая фигура — фигура высокой статной женщины в халате до пола.

 — Ж-Ю-ЛЬ-Е-Н!

 В невыразимом ужасе Лилибет бросилась бежать.