14

 Сонно вздохнув, Лина переместилась с одной подушки на другую. Где-то вдалеке звучный мужской голос напевал старинную песенку. Она пробежала рукой по простыням рядом с собой.

 Его половина кровати была пуста, но еще хранила его тепло.

 Лина открыла глаза, поморгала, вглядываясь в туманное утро за окном. Она не собиралась оставаться здесь на ночь, но почему-то с Декланом ей было чертовски сложно настоять на своем. Слишком часто она подчиняется его желаниям… нет, не совсем так: слишком часто его желания вдруг оказываются ее собственными.

 Что за человек, думала она, зевнув и поглубже зарывшись в подушку. Почти не давит, никогда не теряет самообладания — и всегда добивается своего!

 Черт возьми, до чего же ей это в нем нравится!

 Вот и сейчас, хоть она и предпочла бы проснуться в собственной постели, не могла не радоваться тому, что осталась. Приехала она вчера расстроенная и мрачная — неизменное следствие ее встреч с матерью. Но в следующие несколько часов совершенно забыла о Лилибет и наслаждалась близостью с Декланом.

 Этого достаточно и должно быть достаточно для них обоих до тех пор, пока им суждено оставаться вместе. Появление Лилибет стало для Лины суровым напоминанием о клятвах, данных самой себе.

 Добиваться успеха только на собственных условиях. Жить, повинуясь только собственным желаниям. И никогда, никогда, НИКОГДА не отдавать свои надежды, желания, мечты в чужие руки.

 Рано или поздно Деклан уйдет из ее жизни, все они уходят. Но этот человек действительно ей очень, очень нравится, и она постарается, чтобы они остались друзьями.

 Вот почему ни в коем случае нельзя в него влюбляться! Так же как и ранить его чувства, ведь он-то искренне верит, что в нее влюблен…

 Лина нахмурилась, в первый раз внимательно прислушавшись к пению, доносящемуся из ванной. Звучный голос Деклана перекрывал шум воды.

 — Бал окончен, гаснет день. С каждым днем мой путь короче, руки опустил на плечи призрака минувшей ночи…

 «Странный выбор», — подумала Лина и в следующий миг обнаружила, что мысленно повторяет вместе с ним припев: «Отшумело, отмечталось, отболело, отцвело…»

 Откуда эти слова? Лина поднялась с кровати и направилась к ванной. Разве она их знает? Да, знает — и слова, и мелодию, но не понимает откуда. Холодные, грустные слова о неумолимом ходе времени, о крушении надежд, слитые с романтической мелодией вальса…

 И почему так бьется сердце?

 …Стояла ночь, освещенная луной, и пара танцевала в саду. Девушка в простеньком муслиновом платьице, юноша в элегантном смокинге.

 В воздухе разливался запах сирени, томительный и сладкий. От аромата цветов кружилась голова. От благоухания, от кружения в вальсе, от любви…

 Покачнувшись, Лина схватилась за ручку двери. Но дверь открылась внутрь, и Лина едва не рухнула в душевую, жаркую и полную клубов пара.

 — Эй! — Деклан, мокрый после душа, успел ее поймать, подхватил на руки и понес обратно в постель.

 — Со мной все в порядке. Просто потеряла равновесие.

 — Милая моя, да ты белая как простыня! — Он откинул ее волосы с лица, сжал дрожащую руку в своих ладонях. — Что случилось?

 — Ничего. — Смущенная, недоумевающая, она отстранила его и села на кровати. — Слишком резко встала с кровати, только и всего. А потом потеряла равновесие, когда облокотилась о дверь, а она вдруг открылась. Дек, уверяю тебя, со мной все в порядке. Просто для меня еще очень рано.

 — Принесу тебе воды.

 — Солнышко, не поднимай шума из-за такой ерунды! Симоны не из тех, кто падает в обморок! — Она провела пальцем по его подбородку. Вальс, запах лилий, головокружение — все стремительно уходило, таяло во мраке подсознания, уступая место земной реальности. — Хотя, признаюсь, один взгляд в эти глаза — и я готова рухнуть к твоим ногам! Горячая вода для меня осталась?

 — Боюсь, что нет. — Он присел с ней рядом. — Похоже, нагреватель мне придется менять. Следующая порция согреется где-то через полчаса.

 — М-м-м… чем же нам заняться в эти полчаса? — И она со смехом потянула его в кровать.

 

 «Вот так-то лучше», — сказала себе Лина полчаса спустя. Отличный способ начать новый день! Она сидела на галерее за маленьким столиком, который вынес Деклан, склонившись над утренней чашкой кофе. Перебрав скудные припасы Деклана, она остановилась на кукурузных хлопьях и теперь с некоторым ужасом наблюдала, как он щедро посыпает свою порцию сахаром.

 — Не понимаю, почему бы тебе не завтракать плиткой шоколада?

 — Потому что у меня нет плитки шоколада.

 Он широко ей улыбнулся — и, черт возьми, глядя в эти глаза, она и вправду едва не рухнула к его ногам!

 — Отличное у тебя здесь местечко, — заметила она. — Самое подходящее для начала нового дня.

 — Станет еще лучше, когда я заменю несколько досок и все здесь покрашу. А пока здесь слишком голо. — Он окинул галерею взглядом. — Обязательно нужны цветы в горшках, вьющиеся растения и все такое. А внизу я поставлю качели.

 Лина зачерпнула ложкой кукурузу.

 — Да ты настоящий гений домашнего очага, а!

 — Ты мне льстишь. — Но видно было, что такое сравнение его порадовало.

 — И какие же у нашего доброго гения планы на сегодня?

 — Хочу закончить нижний пролет внешней лестницы. Если хорошая погода продержится до выходных, займусь фасадом. Завтра приедут рабочие отделывать бальные залы, а сегодня я собираюсь пройтись по магазинам. Хочешь со мной?

 — Первый раз вижу мужчину, одержимого шопингом!

 Лина невольно улыбнулась, представив себе, как они вместе с Декланом охотятся за сокровищами. Быть может, она даже поможет ему выбрать что-нибудь для дома…

 И сделать еще один шаг на пути к их превращению в пару. Хотя они всего-навсего мужчина и женщина, вместе наслаждающиеся одной из глав в книге жизни. Приятной главой, но, скорее всего, недолгой.

 Так что она с сожалением отвергла эту возможность.

 — Я люблю покупать только туфли и серьги, так что придется тебе, милый, погулять одному.

 — Между двумя мебельными магазинами можно зайти и в обувной, а что касается серег, подожди-ка минутку…

 Он вскочил и исчез в доме, а Лина откинулась на спинку стула и устремила задумчивый взгляд на зеленую гладь пруда.

 Ей удалось его отвлечь, думала она. Он забыл или, по крайней мере, притворился, что забыл о том, как она едва не рухнула без чувств. Первый раз в жизни, между прочим.

 Похоже, что-то в этом доме действует на нее так же, как на Деклана. Одной рукой притягивает, другой отталкивает… Но она твердо намерена устоять.

 Что, если он все-таки прав? Неужели все и вправду так совпало? Он в прошлой жизни был Люсьеном, а она — несчастной Абигайль?

 И они танцевали при луне под звуки печального старинного вальса?

 А если так, что это означает для них теперь, в нынешней жизни?

 Глубоко задумавшись, она не сразу заметила, как вернулся Деклан и положил на стол бархатную коробочку.

 — Опять подарок?! Дек, что же ты подаришь мне на день рождения? Он, между прочим, приближается!

 — Придумаю что-нибудь.

 — По-моему, твои солонку и перечницу ничто не превзойдет, но посмотрим… — Она открыла коробочку, ожидая увидеть забавное украшение.

 И застыла в изумлении, глядя на пару сердечек с рубинами и бриллиантами.

 — Как только я их увидел, понял: это твои.

 — Но ты… ты… почему… — В первый раз на его памяти Лина не могла подобрать нужные слова. — Нет, я не могу их принять! Не могу брать у тебя такие подарки! Это же настоящие камни! Ты что, думаешь, я бриллиант от стекляшки не отличу?

 — Отличишь, конечно. — Кажется, перед ним редкое явление: девушка, негодующая на то, что ей подарили бриллианты. — Я подумал, что они тебе очень пойдут.

 — Мне нет дела до твоих денег! — Она гневно захлопнула коробочку. — Меня не интересует, сколько у тебя акций, ценных бумаг и всего остального! Не смей дарить мне драгоценности! Если захочу носить рубины и бриллианты, пойду и сама себе куплю! Я с тобой сплю не за деньги и не за побрякушки!

 — Понятно.

 В гневе она вскочила на ноги, возвышаясь над ним, а он невозмутимо покачивался на стуле, спокойно встречая ее рассерженный взгляд.

 — Значит, будь это стекляшки, все было бы по-другому? Ладно, давай установим правила. Сколько должны стоить вещи, которые я тебе дарю? Не больше сотни? Или полутора? Каковы твои расценки?

 — Не надо мне вообще ничего покупать! Я не нищая!

 — Лина, бога ради! Будь ты нищей, я бы тебе хлеба принес. Эти серьги мне понравились и напомнили о тебе. Вот и все. И смотри. — Он поднял коробку, провел по ней рукой. — Ценника на ней нет. Никаких цепей, никаких обязательств.

 — Серьги ценой в приличную подержанную машину — это по определению какие-то обязательства!

 — Ошибаешься. Деньги ничего особенного не значат. У меня их много, вот и покупаю, что хочу. Тебе серьги не понравились? Ладно, подарю их кому-нибудь еще.

 — Кому-нибудь еще?! — Глаза ее сузились.

 — Ты считаешь, что принимать такие подарки безнравственно или уж не знаю, что еще. И что им теперь, пропадать?

 — Ты со мной разговариваешь как с идиоткой!

 — Нет, моя милая, это ты ведешь себя как идиотка. А я просто тебе подыгрываю. Я хочу подарить тебе эти серьги, но не хочу, чтобы ты на них смотрела как на плату за оказанные услуги. Это оскорбительно и для меня, и для тебя, Лина, — продолжал он, удовлетворенно наблюдая за тем, как она понемногу успокаивается. — Сама подумай: ты говоришь, что не хочешь получать плату за секс — выходит, что я хочу тебя купить? Лина, это же просто камни!

 — И очень красивые. — Черт, черт, черт! Ну как ему удается так легко выводить ее из себя? И почему он сам, черт побери, при этом остается таким невозмутимым?!

 Лина глубоко вдохнула и шумно выпустила воздух из груди. Деклан наблюдал за ней терпеливо, с легкой усмешкой в глазах.

 — Прости, я тебе нагрубила совершенно несправедливо. Устроила тут истерику… Просто не привыкла, чтобы за завтраком мне вот так запросто дарили бриллианты.

 — Хочешь, я их сейчас спрячу и торжественно вручу тебе за ужином?

 Лина хмыкнула и нервно откинула волосы со лба.

 — Ты слишком хорош для меня!

 — А это еще что значит? — требовательно спросил он.

 Но Лина предпочла сделать вид, что его не слышит. Вместо ответа открыла коробку, полюбовалась серьгами, сверкающими на черном бархатном ложе, а затем достала их и надела.

 — Ну как?

 — Само совершенство!

 Она наклонилась и поцеловала его.

 — Спасибо тебе! Я просто испугалась немного… от неожиданности. Но теперь уже все позади.

 — Вот и хорошо.

 — С ними надо будет зачесывать волосы назад, чтобы все видели… Нет, так нельзя! — вскричала она вдруг, бросаясь к двери. — Я умру, если на себя немедленно не посмотрю! — Она остановилась перед зеркалом, подняла вверх волосы. — О боже мой! Просто сказка! Никогда в жизни я не носила ничего подобного! Деклан, какой же ты милый! Ненормальный, упрямый и такой милый!

 — А вот когда выйдешь за меня замуж, — проговорил он, стоя в дверях, — я каждую неделю буду дарить тебе на завтрак бриллианты!

 — Прекрати!

 — Ладно, просто имей в виду.

 — Мне пора. Хочу еще зайти к бабуле, прежде чем ехать в город.

 — Не подвезешь меня? У меня и для нее кое-что есть.

 Взгляды их в зеркале встретились, на лице Лины отразилась легкая досада.

 — Ты и для нее что-то припас?

 — Только не начинай! — предупредил он, входя в комнату с тарелками в руках.

 — Милый, зачем ты все время что-то покупаешь?

 Он слегка передернул плечами. Лина уже знала: этот жест означает, что ему неловко, поэтому смягчила свой вопрос, быстро поцеловав его в щеку.

 — Деньги у меня есть, — ответил он. — И мне нравятся разные вещи. Куда приятнее покупать то, что тебе нравится, чем любоваться стопками зеленых бумажек.

 — Ну, не знаю. На мой вкус, и бумажки недурны. Но… — Она задумчиво дотронулась до сережки. — Чувствую, я их очень полюблю. Ладно, бери то, что ты приготовил для бабули, и поедем. Что бы это ни было, она будет счастлива, потому что от тебя.

 — Ты думаешь?

 — Она тебя просто обожает!

 — Вот и отлично. — Он повернулся и обнял ее за талию. — А ты? Как ты ко мне относишься?

 Мягкое тепло пробежало по ее телу, и Лина едва удержалась от вздоха.

 — К тебе невозможно относиться плохо.

 — Уже лучше! — И он легко коснулся губами ее губ.

 

 В машину к ней он сел, держа в руках красивую подарочную коробку. Вот что еще в нем трогало Лину — внимание к мелочам. Не просто купить подарок, что при его деньгах несложно, но и подумать о том, как его преподнести. Красивая коробка или пакет, яркая обертка, ленты — то, о чем большинство мужчин (по крайней мере, мужчин, знакомых Лине) в жизни не подумают.

 Любая известная ей женщина все на свете бы отдала, чтобы заполучить Деклана Фицджеральда! И этот идеальный мужчина хочет ее.

 — Хочу тебя кое о чем спросить, — осторожно начала она, когда они тронулись с места.

 — «Да» или «нет»? Или выбор из нескольких вариантов?

 — Скорее вопрос, требующий развернутого ответа.

 Деклан откинулся на спинку сиденья и постарался, насколько возможно, вытянуть ноги. Экзамены он всегда сдавал на «отлично».

 — Спрашивай.

 — В Бостоне ты монахом не жил, да и у нас в Новом Орлеане симпатичных женщин хватает. Как же получилось, что ты остановился на мне?

 — Видишь ли, когда я смотрел на них, сердце мое не замирало и не пускалось вскачь. Такое у меня только с тобой. Ни с одной из них я не хотел бы быть и через десять, и через двадцать лет, и всю жизнь. А с тобой я хочу быть всегда, до самой смерти, хочу больше всего на свете.

 Лина не поднимала глаз — не осмеливалась. Знала: стоит поднять взгляд — и все, чем до краев полно ее сердце, выплеснется наружу.

 — Хороший ответ, — выдавила она наконец.

 — Главное, честный. — Он взял ее напряженно сжатую руку, лежащую на руле, поднес к губам и поцеловал. — Истинный, как перед Богом.

 — Да, наверное. Но, Деклан, я не знаю, что с этим делать. Знаешь, ты первый мужчина, который поставил меня в тупик, и я не знаю, что с этим делать. Ты мне очень, очень… нравишься. Даже слишком.

 — А я знаю, что делать! Забудем все тревоги и бежим в Лас-Вегас!

 — Ну конечно! Твои бостонские Фицджеральды просто счастливы будут, когда узнают, что ты сбежал в Лас-Вегас вместе с барменшей с Болота! Умрут от радости!

 — Да уж, разговоров хватит на два десятка лет. Хотя моей матери ты понравишься, — добавил он задумчиво, словно разговаривал сам с собой. — А ей не так-то легко угодить. Но ей понравится, что ты сильная, самостоятельная, не покупаешься на всякую ерунду. Что ведешь собственное дело и помогаешь бабушке. Это наверняка вызовет у нее и уважение, и симпатию. А потом она тебя полюбит, потому что тебя люблю я. Что до отца — один взгляд на тебя, и он станет твоим рабом.

 Лина рассмеялась, с облегчением чувствуя, как уходит напряжение.

 — Неужто все мужчины Фицджеральды так влюбчивы?

 — Мы не влюбчивы. Просто у нас у всех отличный вкус.

 Затормозив возле дома Одетты, она наконец обернулась и взглянула на него.

 — Кто-нибудь из них приедет на свадьбу Реми и Эффи?

 — Приедут мои родители.

 — Ну что ж, тогда и поглядим, верно?

 С этими словами Лина выпрыгнула из машины и побежала к дверям.

 — Бабуля! — крикнула она, распахивая дверь. — Я твоего кавалера привезла!

 Из кухни, вытирая руки большой клетчатой салфеткой, показалась Одетта. Запахи кофе и свежевыпеченного хлеба следовали за ней по пятам. Как обычно, на ней были грубые ботинки и множество браслетов, звенящих при каждом движении, но Деклан заметил и кое-что новое — напряжение в улыбке и во взгляде.

 — Кавалерам я всегда рада. Здравствуй, малышка! — ответила она, целуя Лину в щеку.

 — Бабуля, что случилось? — И от внимания Лины не ускользнула озабоченность Одетты.

 — Сегодня я испекла черный хлеб, — проговорила Одетта, словно не слыша вопроса Лины. — Пойдемте-ка все на кухню. — Обняв внучку за талию, она подтолкнула ее вперед. — А что у тебя в этой красивой коробочке, парень?

 — Да так, ерунда, но надеюсь, вам понравится. — Войдя в кухню, Деклан положил коробку на стол. — Пахнет просто сказочно! Может, и мне поучиться печь хлеб?

 Одетта улыбнулась в ответ на его улыбку, но в глазах ее по-прежнему читалась тревога.

 — С радостью тебя научу. Нет ничего приятнее, чем месить тесто. Да это и полезно — помогает отвлечься от забот, успокоиться и подумать.

 Она принялась неторопливо развязывать ленты на коробке.

 — Лина, клянусь тебе, если ты быстренько не захомутаешь этого парня, я его у тебя уведу! — С этими словами она открыла коробку — и лицо ее смягчилось.

 На ладонь ее легла шкатулка в форме сердца, расписанная вручную: на крышке ее, в саду под деревом, сидели влюбленные в старинных костюмах. Одетта открыла шкатулку — и послышалась мелодия.

 — Вот уже несколько недель в голове у меня звучит эта музыка, — пояснил Деклан. — Поэтому, услышав эту мелодию, я купил шкатулку не раздумывая.

 — «Бал окончен, гаснет день», — проговорила Одетта. — Старинный вальс, нежный и грустный… — Она подняла на него глаза. — Кстати, не найдется ли у тебя на примете симпатичного овдовевшего дядюшки?

 — Есть один, дядя Деннис. Правда, вам с ним нелегко придется.

 — Если он хоть немного похож на тебя, я согласна!

 — Ох, какая трогательная семейная сцена!

 При звуке этого пронзительного голоса Лина застыла, словно к виску ее приставили револьвер. Деклан заметил, что они с Одеттой обменялись быстрыми взглядами: Лина была поражена, Одетта растеряна.

 Обернулись они одновременно.

 К дверному косяку привалилась Лилибет. На ней был короткий красный халат, волосы растрепаны, но лицо в полной боевой раскраске: алые, под цвет халата, губы и густо подведенные черным глаза.

 — А это у нас кто? — поинтересовалась она, откидывая волосы за спину и улыбаясь Деклану призывной улыбкой.

 — Что она здесь делает? — воскликнула Лина. — Какого черта она делает в этом доме?!

 — Это не только твой дом, но и мой! — огрызнулась Лилибет. — У некоторых, в отличие от тебя, есть родственные чувства!

 — Я же сказала, чтобы ты села на автобус и валила отсюда!

 — А я не принимаю приказов от собственной дочери. — Лилибет отвалилась от косяка и нетвердыми шагами двинулась к плите. — Мама, кофе готов?

 — Как ты могла? — вскричала Лина, обращаясь к Одетте. — Как ты могла снова ее впустить?

 — Лина! — Одетта умоляюще протянула к ней руку. — Она — мое дитя!

 — Она, а не я? — Ярость ее вырвалась наружу, во рту стало горько от обиды. — Значит, ты снова решила дать ей шанс. Теперь она будет жить у тебя, тянуть из тебя жилы, приведет сюда какого-нибудь наркошу, которого подцепит на панели, потом они снова стащат у тебя все сбережения и сбегут… Теперь она сидит на кокаине. Неужели ты не видишь? А с кокаина так просто не слезть!

 — Говорю же тебе, я завязала! — Лилибет со стуком поставила чашку на стол.

 — Врешь! И всегда врала.

 Лилибет рванулась вперед, но Деклан встал между ними.

 — Не стоит, — проговорил он негромко и спокойно, однако в голосе его звучала твердая решимость.

 — Только тронь ее, Лилибет, только пальцем тронь, и я тебя выставлю! — Одетта шагнула к плите, дрожащими руками взялась за кофейник. — Я серьезно!

 — А как она смеет так со мной разговаривать?! — с видом оскорбленной невинности вопросила Лилибет. — Да еще при чужом человеке!

 — Деклан Фицджеральд. Друг Лины и мисс Одетты. Мисс Одетта, присядьте. Вот ваш кофе.

 — Деклан, это семейное дело. — Лина не сводила гневного взгляда с матери. Об унижении, испытанном на глазах у Деклана, она подумает позже — сейчас все прочие мысли и чувства оттеснила ярость. — Убирайся отсюда!

 — Минуточку. — Он налил кофе и протянул чашку Одетте. Сам сел напротив. — Знаете, я ведь ирландец, — невозмутимо проговорил он. — И по отцу, и по матери. А ирландцы — лучшие в мире специалисты по семейным ссорам. Так что, если я вам понадоблюсь, просто позовите.

 Он сжал ее руку, затем выпрямился и повернулся к Лине:

 — К тебе это тоже относится.

 — Я здесь не останусь, — проговорила Лина. — Я отвезу тебя домой. — Она судорожно вздохнула, готовясь к тому, что собиралась сказать. — Бабушка, ты знаешь, как я тебя люблю. Но, пока она в этом доме, меня здесь не будет. Прости, мне очень жаль, но больше это не повторится. Дай мне знать, когда она съедет. А ты… — она повернулась к Лилибет, — слушай меня внимательно. Если ты хоть чем-то ее обидишь, если стащишь у нее хоть доллар, если притащишь сюда какого-нибудь своего дружка, я тебя под землей найду! Богом клянусь, найду где угодно и вышибу из тебя дух!

 И она решительно зашагала к выходу. Лилибет бросилась за ней.

 — Лина, детка моя! Я уже не та, что была! Я все заглажу! Дай мне последний шанс…

 Выскочив на крыльцо, Лина резко развернулась.

 — Я уже давала тебе последний шанс, помнишь? Не приближайся ко мне! Близко не подходи к моему дому. Ты для меня умерла, слышишь?

 Она хлопнула дверцей машины, завела мотор и рванула с места, оставляя за спиной в клубах дыма мать и дом, где она выросла.

 — Ну, как тебе семейная сцена? — поинтересовалась она, выжимая газ до упора. — Лилибет Симон — наркоманка, лгунья, шлюха и воровка! Твои родные будут в восторге от такой новой родственницы!

 — Лина, не вини свою бабушку.

 — Ее я не виню. Нет, не виню. — Голос ее прервался, комом в горле стояли невыплаканные слезы. — Но и участвовать во всем этом не буду. Больше — никогда! — Перед Домом Мане она резко затормозила. — Теперь мне пора. — И, увидев, что он не торопится покидать машину, добавила сдавленным голосом: — Все, все, давай выходи.

 — Нет. Я никуда не пойду. — Другие мужчины уходили, догадался вдруг Деклан. Убегали сломя голову. Отсюда — эта боль, это недоверие. — Хочешь поговорить об этом здесь или в доме?

 — Я нигде не буду об этом говорить!

 — Будешь! Выбирай место.

 — Все, что тебе нужно знать, я уже сказала. Моя мать — наркоманка. Деньги на выпивку и зелье зарабатывает на панели или промышляет воровством. И начинает врать, как только открывает рот.

 — Но она здесь больше не живет?

 — Понятия не имею, где она живет. Она нигде надолго не задерживается. Вчера явилась ко мне. Под кайфом. С обычными сладкими песнями: мол, она изменилась, она исправилась и хочет, чтобы мы с ней стали подружками. Думала, я снова ее приму. Ну нет, никогда больше. — Лина устало откинула голову на спинку сиденья. — Дала ей полсотни, чтобы купила билет на автобус и катила отсюда куда подальше. И напрасно! Похоже, эти деньги уже ушли на кокаин.

 — Пойдем прогуляемся.

 — Деклан, ни прогулка, ни поцелуй в щечку здесь не помогут. Мне пора домой.

 — В таком состоянии, как сейчас, тебе за руль садиться не стоит. Пойдем прогуляемся.

 Желая удостовериться, что она не рванет с места, он вынул ключи из зажигания, сунул к себе в карман. Затем вышел из машины, обошел ее, открыл дверцу со стороны Лины и протянул ей руку.

 У нее не было сил спорить. Но и руку его она не приняла — вышла из машины, засунув обе руки глубоко в карманы.

 Ладно, раз ему так неймется, прогуляемся, поговорим. И на этом все закончится.

 Быть может, он думает, буйство красок и нежные ароматы цветущего сада ее успокоят. Деклан всегда старается успокоить, утешить — так уж он создан. Может быть, начнет искать решение.

 Но с Лилибет это бесполезно.

 — Порой тяжелее всего нам приходится в собственной семье, верно?

 Лина обожгла его яростным взглядом.

 — Она мне не семья.

 — Понимаю. И все же это проблема семейная. Что такое семейные проблемы, мне хорошо известно, быть может, потому, что Фицджеральдов так много на свете.

 — И что же у вас за проблемы? Не хватило пирожных на званом вечере или две тетушки явились на банкет в одинаковых платьях?

 Деклан на секунду задумался о том, пропускать ли это обидное замечание мимо ушей. В конце концов, она сейчас очень расстроена, можно сказать, не в себе. Но нет, молча глотать такое нельзя.

 — Думаешь, за деньги можно купить счастье? Тугой кошелек спасает от боли, от трагедий? Это цинично, Лина.

 — А я вообще циничная. Это у меня наследственное, ты же видел.

 — Глупости. Понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Но деньги не помогли моей кузине Энджи, когда она, беременная, узнала, что от ее мужа ждет ребенка еще одна женщина. А другую мою кузину деньги не спасли от гибели в автокатастрофе в день ее восемнадцатилетия. От такого никакой счет в банке не защитит.

 Лина остановилась, благоразумие боролось в ней с яростью.

 — Прости! Я сейчас не слишком-то приятный собеседник.

 — А я не болтать с тобой собираюсь. — Прежде чем она успела отстраниться, Деклан обнял ее. — Я тебя люблю.

 — Деклан, прекрати!

 — Не могу.

 — Зачем я тебе? От меня одни проблемы!

 — В этом все дело, да? Вот почему…

 — Да.

 Он погладил серебряный ключик у нее на груди.

 — Не мужчина, а женщина разбила тебе сердце. И теперь ты хочешь запереть свое сердце, навеки его закрыть — не любить и не принимать любовь. Не позволяешь себе брать, чтобы не приходилось отдавать — так безопаснее. Но, Лина, это ведь трусость.

 — И что, если так? — Она оттолкнула его руку. — Это моя жизнь. Живу так, как считаю нужным, и прекрасно себя чувствую. А ты, голубчик, просто романтик. При всем твоем бостонском здравом смысле ты мечтатель, а я не верю в мечту. Для меня важно то, что есть. Однажды ты очнешься, окинешь взглядом этот огромный старый дом бог весть в какой глуши и спросишь себя: что это я здесь делаю? А потом стремглав бросишься в Бостон, к своей юриспруденции, женишься на какой-нибудь светской даме по имени Александра, заведешь с ней двоих-троих очаровательных и благовоспитанных детишек…

 — И пару золотистых ретриверов, — подсказал Деклан.

 — О, черт! — Она бессильно всплеснула руками.

 — Да нет, ты все правильно описала, правда, единственная известная мне дама по имени Александра лицом чрезвычайно напоминает старую лошадь. Я ее боюсь. А еще — и это намного важнее — я, Анджелина, твердо намерен прожить остаток жизни здесь, в этом огромном старом доме бог весть в какой глуши. С тобой. И вырастить здесь наших детей. Золотистых ретриверов обсудим отдельно.

 — Оттого, что ты снова и снова это повторяешь, это не сбудется!

 Деклан улыбнулся широкой белозубой улыбкой.

 — Спорим?

 В такие минуты он ее зачаровывал и немного пугал. Впервые в жизни она встречала такую непоколебимую решимость, такую спокойную и безграничную уверенность в своей правоте.

 — Мне пора на работу. Не звони мне и не приезжай, слышишь? Я сейчас не в настроении с тобой общаться.

 Деклан не стал спорить, пусть идет. На сегодня довольно и того, что гнев осушил блестевшие в ее глазах слезы.