• Следствие ведет Ева Даллас, #52

Глава двенадцатая

 Пибоди нагнала Еву, наматывая на ходу шарф — морозно-голубой с ярко-зелеными зигзагами.

 — Если убитые были приятелями, а мотив преступления — секс, возможно, они делили одних и тех же женщин.

 Ева села за руль.

 — Вот теперь голова у тебя работает.

 — Она работает, даже когда я лапаю Макнаба за тощую задницу. Хотя вообще это был просто дружеский шлепок.

 Пибоди влезла на пассажирское сиденье и блаженно вздохнула.

 — О, у сиденья включен подогрев! Моя не слишком тощая задница в восторге.

 — С этого момента обсуждать твою задницу или задницу Макнаба строго воспрещается.

 Ева глянула в зеркало заднего вида, быстро перестроилась в другой ряд.

 — Рорк выяснит у сотрудников отеля, пользовался ли Вайманн люксом Эдварда Миры, и если да, то кого туда приводил. Если удастся установить его связь с одной из любовниц сенатора, пойдет совсем другой разговор.

 — С другой стороны, зачем держать в спальне секс-робота — а Макнаб говорит, что робот запрограммирован на изощренный и бурный секс, — если регулярно спишь с живыми телками?

 — Ответ один: член.

 — Ну да, как же я забыла? — Пибоди не стала упоминать о своей заднице, а просто с удовольствием устроила ее поудобнее на теплом сиденье. — Тебе не кажется, что аппетиты должны немного поутихнуть, когда у члена седьмой десяток за плечами? Фу, мне представился член с плечами… Неприятное зрелище.

 — Спасибо, что поделилась. Когда чистильщики закончат, я сама обыщу дом. Держу пари на свою годовую зарплату, что найду там таблетки для повышения потенции и прочие средства сделать сексуальную жизнь длиннее.

 — Или сделать длиннее член. Пари принимать не стану, поскольку в доме сенатора мы уже нашли таблетки для повышения потенции — вернее, в доме его деда, что гораздо противнее. У меня еще один вопрос.

 Поскольку пробка на дороге не собиралась рассасываться, а рекламные экраны назойливо твердили про скидки на круизную коллекцию — интересно, это еще что за чертовщина? — Еве ничего не оставалось, как удовлетворить ненасытное любопытство Пибоди.

 — Последний? — спросила она.

 — Не обещаю. Так вот: почему мужики всегда охотятся за молоденькими? Пятидесятилетние папики ищут девушек до тридцати. Шестидесятилетние тоже. Те, которым за семьдесят, не отказались бы от двадцатилетней телочки, но готовы согласиться на тех, кому за тридцать или даже за сорок, если с двадцатилетними вышел облом.

 — Ответ тот же: член.

 — Почему?

 Завернув за угол, Ева увидела группу туристов, столпившихся вокруг уличного продавца с тележкой. Их сумки и кошельки прямо-таки предлагали себя направляющемуся в ту же сторону хитроглазому вору-карманнику. Ева решила, что не может спасать всех и каждого, и поехала дальше.

 — Член норовит убедиться, что ему по-прежнему двадцать и его хотят сексуальные партнеры того же возраста. Член отказывается признать, что принадлежит старику.

 — В таком случае он занимается самообманом.

 — Хорошо, что ты усвоила урок так рано. Многие женщины приходят к подобной мысли, только когда их собственная молодость позади. А теперь засунь этот чертов член в тот же ящик, что и задницы, и закрой крышку.

 Пибоди выдержала паузу.

 — Ты понимаешь, чем займутся член и две задницы, запертые в одном ящике?

 Ева невольно рассмеялась.

 — Пибоди, хватит думать о сексе!

 — Трудно не думать о сексе, когда это мотив преступления.

 — Ладно, ты права. Без секса тут явно не обошлось. Никто не станет насиловать мужика и бить его по яйцам, если секс ни при чем. Второй убитый дважды разводился — последний раз более шести лет назад. Мы проверим бывших жен, посмотрим, нет ли связи с первым убитым, но вряд ли жена или жены Вайманна стали бы ждать так долго, чтобы отомстить. Проверь, не встречался ли Вайманн с кем-нибудь.

 — Держитесь, сайты сплетен, я иду!

 Пибоди достала свой ППК.

 Ева барабанила пальцами по рулю и читала очередное объявление: «Пляжное тело еще в январе! Только в «Стройняшке»! Бесплатная консультация!» Может, пляжное тело тоже входит в круизную коллекцию?

 — Сценарий таков, — начала Ева, стараясь не обращать внимания на рекламу. — У сенатора с Вайманном маленький секс-клуб. В него вступают женщины из списка, которые либо заранее знают друг о друге, либо нет. Если не знают, такое открытие выводит их из себя. Если знают, то что-то пошло не так. Женщины организуют собственный клуб — клуб убийц.

 — Если женщины вступали в секс-клуб, зная друг о друге, значит, дело дошло до каких-то совсем уж мерзостей.

 — Изнасилование и есть мерзость. По-моему, когда двоим мужчинам в задний проход запихивают раскаленный предмет, это говорит именно об изнасиловании. Иначе можно пару раз пнуть по яйцам, и все…

 — Больше похоже на клуб насильников, чем на секс-клуб, а женщин из нашего списка не насиловали.

 — Так бы они нам и сказали! Зачем признаваться? Зачем предоставлять копам большой жирный мотив? Нужно проработать эту версию. Убийц было несколько. Когда люди вместе пытают и убивают, это говорит о неких узах, общей цели, а в нашем случае — общей ненависти. Нам известно, что сенатор сам впустил убийц. А значит, не чувствовал угрозы. Мужчина, для которого женщины — всего лишь вещи, сексуальные игрушки, — не воспринимает их как угрозу.

 — Мы до сих пор не установили имени риелтора.

 Большая пробоина, которую необходимо залатать, подумала Ева.

 — Когда найдем риелтора, найдем и убийц. Хотя, вполне возможно, никакого риелтора не было. Скорее всего, это просто уловка. Нужно выяснить, когда и где похитили Вайманна. В конце концов мы обязательно узнаем, куда отвозили их с сенатором.

 — Звучит оптимистично.

 — Хранить секреты чертовски трудно — они давят на человека. Сохранить узы, приведшие к убийству, еще труднее. Одна из них непременно оступится.

 Когда они добрались до места, Еве страшно захотелось кофе. Только не ту бурду, которая продается в гулком белом коридоре морга.

 — Купи мне банку пепси и себе чего-нибудь.

 Ева покопалась в карманах и протянула Пибоди пригоршню жетонов.

 — После шоколада мистера Миры здешний шоколад больше пить не смогу. Даже тот, что у тебя в машине, недотягивает. Кофе здесь такой же мерзкий, как в Центральном. Чай?..

 — Хочешь изучить полное меню, еще и продегустировать?

 Услышав сладкий тон Евы, Пибоди подозрительно на нее покосилась.

 — Или же предпочитаешь засунуть эти чертовы жетоны в автомат и купить чего-нибудь, пока я не пнула тебя под зад?

 — Мой зад по-прежнему в ящике, — напомнила Пибоди, довольная собой.

 В конце концов она купила пепси и диетическую газировку с вишневым вкусом. Автомат выплюнул заказ и принялся озвучивать пищевую ценность, которая, впрочем, равнялась нулю, но Ева уже отвернулась и зашагала по коридору. Она на ходу откупорила банку пепси, плечом открывая двери.

 Еве следовало бы лучше знать Морриса. Разумеется, он был уже в прозекторской. Поверх костюма цвета мокрого камня накинут защитный балахон, на шее — переливающийся лиловый галстук, черные волосы заплетены в толстую косу. На заднем плане негромко играет музыка — что-то вроде джаза, как показалось Еве.

 Моррис поднял голову. В руке у него был скальпель, но он еще не успел приступить к работе и сделать на теле Вайманна Y-образный разрез.

 — Быстро вы приехали.

 — Или медленно, учитывая, что вчера так сюда и не добрались.

 Моррис отложил скальпель и указал на соседний резекционный стол.

 — Я распорядился достать первого гостя из холодильника — догадывался, что сегодня-то вы точно приедете.

 Он шагнул к телу сенатора и сделал свет поярче.

 — В нашего нового посетителя я пока не заглядывал, однако на основе внешнего осмотра могу сказать, что повреждения схожие: кровоподтеки на лице и гениталиях, след от веревки на запястьях, признаки анального изнасилования посторонним предметом. В случае сенатора предмет был около двух дюймов в диаметре, с закругленным и более узким концом. Достаточно горячий, чтобы оставить сильные ожоги в заднем проходе и вокруг него.

 Пибоди побледнела и отвернулась.

 — Пресловутая раскаленная кочерга, — добавил Моррис, сочувственно похлопав Пибоди по плечу. — Предмет вводили несколько раз и с достаточной силой. Боль, конечно, была невыносимая. Судя, опять же, по внешнему осмотру, Вайманна насиловали тем же предметом.

 — Это не объяснить никакой жаждой мести, — сказала Ева. — Может, мы имеем дело с командой садистов вроде Эллы-Лу Парсенс и Деррила Роя Джеймса?

 — Не хотелось бы думать, что есть другие им подобные, — ответила Пибоди, по-прежнему стоя к столу спиной.

 — Подобные им всегда найдутся…

 Нет, подумала Ева, это не садисты вроде двух любовников-извращенцев, которых они недавно засадили за решетку. Тут другое.

 — Обеих жертв выбрали намеренно, а не случайно. Кроме того, изнасилование, пытки и плакат на шее ясно говорят: «Месть».

 — И какая! — добавил Моррис. — Согласен с твоим мнением насчет побоев: они нанесены гладкой резиновой дубинкой с утяжелителем. Кулаки в ход не пускали.

 — Чтобы не сломать ноготок и не испортить маникюр. Это точно женщина. Вернее, женщины.

 — Никаких признаков, что убитые сопротивлялись.

 Не было шанса, подумала Ева.

 — А следы от шокера есть?

 — Один, еле заметный даже в очках-микроскопах. В области паха.

 — Паха?

 — Легкий удар током — достаточный, чтобы обездвижить и причинить боль, похожую на нападение разъяренного осиного роя. Однако не настолько сильный, чтобы вырубить окончательно. Вполне женское поведение.

 Ева прокрутила сценарий в голове.

 — Вдвоем они легко могли усадить его в кресло. Одна избивает, другая держит шокер. Входит мистер Мира, и они действуют по ситуации.

 — Кстати, как Деннис? — спросил Моррис.

 — Держится. Что-нибудь еще?

 — Судя по следам на запястьях, а также недавно поврежденным мышцам рук и плеч, убитого подвешивали за руки, так что на них пришелся вес всего тела. Веревку сняли за час, максимум два до наступления смерти.

 — Сенатор был жив, когда его повесили?

 — Да, жив и с развязанными руками — пытался сорвать удавку. Под ногтями частицы его собственной кожи и волокна веревки.

 Моррис перевел взгляд на шею убитого.

 — Это был не резкий рывок, от которого ломается шея, как в случае с люком под виселицей или выбитым из-под ног стулом, а удушение. Под весом тела веревка затягивалась, давление росло, и сенатор постепенно задыхался. Умирал он медленно и мучительно.

 — Не просто казнь. Казнь проводится быстро. Убийцы хотели, чтобы он знал, чувствовал, страдал. Это была пытка — до самого конца.

 — Да. Страшная смерть. Больше никаких повреждений я не обнаружил. Сенатор регулярно делал пластику, чтобы подкорректировать лицо и фигуру, и мог похвастаться отменным здоровьем. Последний прием пищи состоялся около четырнадцати часов до смерти и включал омаровый суп, зеленый салат и вино «Пуи-Фюиссе». Поскольку во рту присутствуют следы рвотных масс, о количестве съеденного могу лишь догадываться.

 — Что он сделал — что они оба сделали? Склоняюсь к изнасилованию, хотя подобную жестокость не объяснить даже изнасилованием.

 — Может, дети? — Пибоди немного пришла в себя и осторожно пригубила газировку. — Может, они насиловали детей?

 — Педофилия?.. Да, она способна вызвать подобную ярость. Однако нет никаких признаков, что убитые предпочитали детей. Первый, по крайней мере, регулярно занимался сексом со взрослыми женщинами. Но мы проверим. Чтобы счесть такое убийство правосудием, преступление должно быть не менее жутким.

 — В таком случае оба хорошо его скрывали, — заметил Моррис. — Фигуры они публичные, и пресса каждый их поступок рассматривала под микроскопом. Чтобы скрыть жуткое преступление, требуется большое умение и труд, особенно если замешано несколько человек. Секреты редко остаются нераскрытыми.

 — Согласна. Теперь, когда мы знаем, что речь идет о секрете — возможно, о жутком секрете, — его будет легче раскрыть. Тут картина примерно такая же, — сказала Ева, бросив взгляд на Вайманна. — Повреждения, причина смерти и все остальное. Если обнаружатся сюрпризы, звони.

 — Обязательно. Кстати, сначала я не придал этому значения, но у сенатора есть маленькая татуировка.

 — Многие делают себе татуировки.

 — В том числе я. Из-за кровоподтеков я едва ее разглядел. Сделана в паху.

 — У него татуировка в паху?! — изумилась Ева, а Пибоди громко охнула.

 — Слева от основания пениса.

 Моррис надел одни очки-микроскопы, другие подал Еве.

 — Проверь второго, — распорядилась она, склоняясь над трупом. — Да, теперь вижу, хоть и с трудом. Похоже на кельтские руны… Но ведь Мира — фамилия не ирландская и не шотландская?

 — Скорее, арабская или индейская, но… Да, у второго убитого такая же. Та же татуировка в том же месте.

 — Можешь определить, когда ее сделали?

 — Постараюсь. Возьму образец дермы, исследую сам и пошлю в лабораторию.

 — Что же она значит? Пибоди, сделай снимок. Нужно проверить, есть ли у нее какой-то смысл.

 — Ты ближе и в очках.

 В ответ Ева только закатила глаза. Она достала телефон и сделала три снимка.

 — Изображение нужно увеличить и подчистить.

 — Давай сделаю, — тут же вызвалась Пибоди, но Ева уже звонила своему эксперту.

 — Привет!

 — И тебе привет, — ответил Рорк.

 — У меня короткий вопрос — вдруг знаешь. Сейчас, подожди…

 Немного повозившись с телефоном, Ева отправила Рорку фотографию.

 — Видишь татуировку? Кожа вся в синяках, но…

 — Вижу. Как-то вечером мы с приятелями напились и решили сделать себе такую же. Кельтский символ. Означает «братство».

 — Братство… Да, подходит. Почему же вы не сделали татуировку, если были настолько пьяны?

 Глаза Рорка озорно заблестели.

 — Не настолько, чтобы позабыть, что в определенных деловых кругах особые приметы весьма нежелательны. Если тебе больше ничего не нужно, мне пора на встречу.

 — Нет, у меня все. Спасибо. Иди, купи Солнечную систему.

 Ева нажала на отбой, глянула на обоих убитых.

 — Братство… — повторила она.

 Они с Пибоди вернулись к машине и поехали в Центральное.

 — Позвони Харво — спроси, не нашла ли Королева волос и волокон чего-нибудь интересного на веревке.

 Пока Пибоди звонила в лабораторию, Ева набрала номер Миры.

 — Ева?

 — Извините, что так рано.

 — Ничего, мы уже встали. Я все равно собиралась приехать на работу пораньше.

 — Мне нужно с вами поговорить.

 — Сколько угодно и когда угодно. Могу сама к вам зайти.

 — Это сэкономит мне несколько минут. Я должна вам кое-что сообщить: Джонаса Вайманна убили.

 — Я… Мы его знали. Это близкий друг Эдварда.

 — Умер той же смертью.

 — О боже… Вы в Центральном?

 — Скоро там буду.

 — Выезжаю минут через десять.

 — Можете передать трубку мистеру Мире?

 — Да, конечно.

 Ева услышала невнятное бормотание, шорох, и на экране появилось доброе лицо Денниса.

 — Неприятная новость. Джонас Вайманн… Гениальный был экономист.

 — Да, я слышала. Мистер Мира, вы не знаете, когда ваш кузен сделал татуировку?

 — Эдвард? Татуировку? — В зеленых глазах Денниса отразилось недоумение. — Совсем не в его духе.

 — Вы не знали, что у него есть татуировка?

 — Нет. До отъезда в колледж ничего такого у него не было. Последние выходные перед началом учебного года мы провели на пляже. По ночам купались голышом, так что я бы заметил. Я иногда кое-что забываю, но такое запомнил бы.

 — Спасибо, вы мне очень помогли. И еще кое-что: ваша фамилия, случайно, не кельтского происхождения?

 — Кельтского? Нет. У меня есть кельтские корни по материнской линии, если вас это интересует.

 — Еще раз спасибо. Как вы себя чувствуете?

 Похоже, Мира поколдовала над его виском волшебной палочкой, потому что синяк был почти незаметен.

 — Совершенно нормально. А вы?

 — Хорошо. Передайте, пожалуйста, доктору Мире, что я буду ее ждать. Спасибо.

 — Будьте осторожны. Кто-то очень обозленный не хочет, чтобы вы его нашли.

 — Так и есть. До связи.

 — Самый заботливый мужчина планеты, — вздохнула Пибоди.

 — Еще и проницательный. Он сказал: «Обозленный». Не больной, ненормальный, опасный или жестокий, а обозленный. И он прав: главное здесь — злоба. А ты что выяснила?

 — Веревка самая обыкновенная, как ты и ожидала. На теле никаких волос, кроме его собственных. Волокон тоже нет.

 — Сенатора как-то протащили в дом. — Ева кивнула, живо представляя себе эту картину. — Обернули полиэтиленовой пленкой и внесли внутрь. Значит, их было, по крайней мере двое. После того что с ним сделали, сенатор наверняка слишком ослабел, чтобы сопротивляться, даже если находился в сознании. Дождаться ночи, втащить его в дом, снять пленку и привязать к люстре.

 Ева въехала в гараж Центрального управления, поставила машину на обычное место и так и осталась сидеть задумавшись.

 — Ужасно много возни. Гораздо легче просто избавиться от тела, но им этого недостаточно. Если они привозят изувеченного, полуживого человека в благополучный район, пусть даже посреди ночи, значит, место убийства имеет значение. Родной дом. Безопасный уголок. Зажиточный район. Наверняка это что-то значит.

 — Может, безопасная и зажиточная обстановка напоминает убийцам о чем-то? Если речь о сексе, возможно, именно в таком районе все и происходило. Если же речь об изнасиловании…

 — Речь об изнасиловании — вот увидишь.

 — Ладно. Может, их насиловали в похожем месте?

 — Возможно. Поговори еще раз с домработницей, пока я беседую с Мирой, — сказала Ева, когда они выбрались из машины и подошли к лифту. — Человек, который убирает в доме и стирает простыни, наверняка в курсе, чем ты в этом доме и на этих простынях занимаешься.

 Еве внезапно вспомнился Соммерсет, но она отогнала эту мысль подальше. Как можно дальше.

 — Спроси, не заметила ли она каких-нибудь признаков, что в доме на Спринг-стрит занимались сексом после смерти деда. И попроси Макнаба проверить дом и секс-робота Вайманна на тот же предмет.

 — Насколько я понимаю, насильниками движет скорее жестокость и жажда власти, чем сексуальное желание.

 — Ими движет и то, и другое, и третье. Если бы секс был ни при чем, он не был бы частью изнасилования.

 — И все же. Секса убитые могли получить и получали сколько угодно. Оба влиятельные люди — каждый в своей сфере. Богатые, привлекательные пожилые мужчины. Если бы захотели, могли бы оплачивать услуги высококлассных лицензированных компаньонок. Зачем кого-то принуждать?

 Ева подумала о Ричарде Трое — не могла не подумать. Он снова и снова насиловал собственного ребенка, потому что был хищником, бессердечным животным и преследовал определенную цель. Но если отмести все это в сторону?..

 — Затем, что у них была такая возможность. Пусть Бакстер с Трухартом зайдут ко мне, как только вернутся. Не могут два человека знать друг друга пятьдесят лет, оставаться друзьями и умереть одинаковой смертью, если их ничего не связывает. Как минимум одна из женщин сенатора окажется в списке Вайманна. Посмотрим, какая именно.

 Ева прошла прямо к себе в кабинет и обновила отчет и доску. Нужно будет поговорить с бывшими женами Вайманна, с его дочерью, друзьями и коллегами. Разгадка где-то здесь — Ева уже различала отдельные ее части. Рано или поздно она найдет точку пересечения, на которой все держится.

 Нужно уговорить кого-нибудь из «Душевного покоя» побеседовать с ней о Су и Маккензи. Постараться раздобыть информацию об исследованиях на тему бессонницы, в которых участвовали подозреваемые.

 Заслышав быстрый перестук каблуков, Ева встала из-за стола, чтобы освободить для Миры единственный приличный стул.

 Мира влетела в кабинет. На шее небрежно намотан белоснежный шарф с льдисто-серебряными проблесками. На ногах серые сапоги с высокими серебристыми каблуками. Нежно-голубое пальто накинуто поверх ярко-голубого костюма.

 Ева ожидала увидеть Миру расстроенной, однако та была скорее рассержена.

 — Не отказалась бы от кофе, — отрывисто произнесла она, бросая пальто и шарф на стул для посетителей.

 — Конечно.

 — Сразу скажу, что при встрече Джонас всегда вел себя любезно и обходительно. В прошлом мы иногда общались: его первая жена — моя приятельница.

 — Правда?

 — Ванесса — детский хирург и просто интересный человек. У нас достаточно дружеские отношения. Обедаем вместе, когда у обеих выдается свободное время. Бывает это нечасто, потому что Ванесса живет теперь в Чикаго. Мы не настолько близки, чтобы изливать друг другу душу, но для меня не секрет: они с Джонасом развелись потому, что он ей изменял.

 — Представляю, как ее это злило.

 — Злило, наверное, но мне она об этом не рассказывала. — Мира взяла у Евы кружку с кофе, отхлебнула и принялась мерить шагами комнату. — Шума по поводу развода Ванесса не поднимала. Построила собственную жизнь и карьеру, воспитала дочь. Двенадцать лет назад снова вышла замуж — достаточно большой промежуток между браками. На вид очень счастлива. Своих внуков Ванесса просто обожает, с детьми и внуками второго мужа тоже ладит неплохо.

 — Одного из ее внуков зовут Джонас Бейкер?

 — Да.

 — Это он нашел тело Вайманна.

 — О… — Мира опустилась на Евин стул. — Печально слышать. Славный молодой человек. Очень талантливый. Какие бы обиды Ванесса ни таила на бывшего мужа, в том, что касается внука, они всегда были едины. Любили его и вместе поддерживали. Их дочь и ее муж относились к мечтам Джонаса совсем иначе.

 — Да, это я поняла.

 — Вот мое мнение — и личное, и профессиональное: Ванесса не настолько зациклена на бывшем муже, чтобы его убивать. Она живет своей жизнью — уже более двадцати лет.

 — У нее алиби — по крайней мере, на часть того времени, которое Вайманна пытали. Сенатора она тоже знает?

 — Конечно. — Мира немного успокоилась и закинула ногу на ногу. — Три женатые пары примерно одного возраста. В молодости мы пересекались от случая к случаю. Нас с Ванессой связывала еще и острая неприязнь к Мэнди. Однако не помню, когда она в последний раз упоминала о них с Эдвардом. Они уже двадцать лет как не входят в ее круг общения.

 — А что вам известно о второй жене Вайманна?

 — Немногое. Она была намного моложе Джонаса. Судя по слухам — одна из его пассий. В отличие от Ванессы, отказалась расстаться по-хорошему. Говорят, ему пришлось от нее откупиться. Не знаю, где она теперь и вышла ли снова замуж, но легко могу выяснить.

 — Я тоже — не беспокойтесь. Вам не кажется, что у Вайманна с сенатором общая склонность искать случайные связи, заводить романы на стороне и использовать молодых женщин?

 — Кажется.

 Ева знала, что ступает на зыбкую почву.

 — У сенатора есть дочь…

 — Да, Гвен. Она… — Внезапно Мира поняла, куда клонит Ева, и ее передернуло. — Нет. Говорю вам и как психиатр, и как член семьи: нет. Эдвард никогда бы не тронул Гвен. И Вайманну бы не позволил, если бы тот попытался. Ева, я бы знала. Если бы сама не заметила, Гвен бы мне рассказала.

 — А не могло их потянуть на кого-нибудь помоложе? На детей?

 — Опять же — нет. И Джонасу, и Эдварду нужны были победы — доказательства собственной мужественности. Дети этого дать не могут. Они искали молодых привлекательных женщин. Учитывая жестокость обоих убийств, я понимаю, почему вы спрашиваете, однако дети тут ни при чем.

 — Хорошо. Мне нужно было вычеркнуть эту версию.

 — Неслучайно оба искали таких побед и умерли одной смертью. Убийцы Вайманна тоже оставили послание?

 — Да, такое же.

 Мира отхлебнула кофе, собралась с мыслями.

 — Итак, хотя сами убийцы считают, что вершат правосудие, на самом деле это возмездие. Судя по характеру пыток — месть за сексуальное насилие. Убийцы объединяются. Действуют быстро и беспощадно. Целеустремленны и связаны общей миссией. Возможно, любовники. Ведут себя жестоко, безжалостно, при этом продуманно и рассудительно. Садизм отпадает — вряд ли мы имеем дело с извращенцами.

 — Они мстят, а не получают удовольствие. Сосредоточены на цели. Второе убийство — практически точная копия первого.

 — Собранные, умные. Терпеливые — чтобы продумать план, понадобилось время. Хорошо владеют собой: аккуратно вывели Денниса из игры. Не он их цель, а убить невиновного — не правосудие. Что там насчет татуировки?

 — У обоих убитых в области паха вытатуирован кельтский символ, который означает «братство». Смысл понятен.

 — Братство… — пробормотала Мира. — Секс. Мужественность. Символ братских уз и… общих наклонностей.

 — В какой-то момент сенатор с Вайманном перешли черту между соблазнением и изнасилованием.

 — Ваши выводы основаны на характере пыток?

 — Характер пыток ясно говорит: ты сделал это со мной — я сделаю то же с тобой. Может, сенатор с Вайманном действовали сообща, может, у них был какой-то извращенный конкурс, однако черту они в любом случае перешли. Забудьте пока о личных чувствах к убитым и скажите — основываясь на известных вам фактах и профессиональных выводах, — способны они не только насиловать женщин, но и объединиться на почве совместного насилия?

 Мира откинулась на спинку стула, потерла висок.

 — Нелегко забыть о собственных чувствах, когда знаешь кого-то столько лет.

 — Если вы не в состоянии…

 — Я сказала: «Нелегко», — повторила Мира. Она перевела дыхание и взглянула прямо Еве в глаза. — По-моему, Эдвард был антисоциальной личностью. Хорошо адаптированной к жизни, умной, успешной, но антисоциальной. Он считал, что общие правила на него не распространяются. Особенно когда дело касалось отношений. Поэтому женился на женщине, которая не требовала от него соблюдения правил. Однажды он — как бы это поделикатнее выразиться? — сделал мне непристойное предложение.

 — Что? Вы не говорили.

 — Это было много лет назад — вскоре после нашей с Деннисом помолвки. Деннису я не рассказывала — не хотела причинять ему боль. Да и зачем? К тому же я знала: Эдвард сделал это только потому, что я принадлежу его кузену. — Мира поглядела на свой кофе, отпила и вздохнула. — Воспоминания Денниса об Эдварде окрашены ностальгией. Однако по его рассказам видно, что Эдвард еще в детстве был агрессором.

 — «Непристойное предложение»… Звучит довольно учтиво.

 — Мы были в гостях у его дедушки с бабушкой. Я пошла в туалет, а когда собиралась выйти, увидела в коридоре Эдварда. Он втолкнул меня обратно и сказал, что нам нужно познакомиться поближе. Оттеснил к стене. Когда попытался приблизиться, я дала ему коленом в пах. Пообещала переломать ему руки, если еще раз до меня дотронется. — Мира поставила чашку на стол. — Я испугалась — вы же понимаете.

 — Понимаю.

 — После моих слов он отступил, рассмеялся и заявил, что просто хотел проверить, верна ли я его кузену. Больше он до меня не дотрагивался, хотя…

 — Выкладывайте, — потребовала Ева.

 Мира снова взяла со стола кружку и уставилась в нее.

 — Я много думала и пришла к выводу, что рассуждаю здраво. Ева, у таких женщин, как мы с вами, — у женщин, подвергавшихся сексуальному насилию, — особый нюх на хищников. Нам обеим он помогает в работе, для других это просто вопрос самосохранения. Я чувствовала, что Эдвард и Джонас хищники, но предполагала, что они отыскивают тех, кто не против, а потом их бросают. Однако, по-моему, эти двое способны создать некий союз и переступить черту между соблазнением и насилием… Вот и их жертвы тоже переступили черту и пошли на убийство.

 — Скажите мне вот что. — Ева указала на доску с фотографиями жертв и мест преступления. — Были ли у убитых другие «братья» — близкие друзья с такими же «наклонностями», как вы выразились?

 — Я… Боже мой!..

 — Да. — Ева сунула большие пальцы в карманы, поглядела на доску. — Возможно, убийцы еще не закончили вершить правосудие.

 Пока Мира обдумывала ее слова, Ева задала следующий вопрос:

 — Три этих женщины. — Она ткнула пальцем в фотографии Маккензи, Даунинг и Су. — Я к ним присматриваюсь. Лидия Су обеспечила алиби Чарити Даунинг. Училась в Йельском и посещала центр психологической помощи «Душевный покой». Маккензи тоже. В разное время, но все-таки. Су и Даунинг принимали участие в исследованиях на тему бессонницы — опять же в разных.

 — Столько совпадений… Они не могли встретиться ни в «Душевном покое», ни во время исследований, но…

 — Вот именно — «но».

 — Я о таком центре не слышала.

 — Может, попробуете узнать о нем побольше? Руководство центра скорее согласится поговорить с вами, чем с копом. Исследователи бессонницы тоже. Могу дать номера телефонов и даты, когда подозреваемые там лечились.

 — Да, да, я постараюсь. — Мира поднялась, взяла со стула шарф и пальто. Постояла немного, глядя на доску. — Эти три… Что же такое сделали Эдвард с Джонасом, что эти три убили их с подобной жестокостью?