- Следствие ведет Ева Даллас, #52
Глава шестнадцатая
Соседка Даунинг, Лорел Эсти, оказалась гораздо разговорчивее. Она уже пригласила офицеров к себе и угостила кофе с печеньем.
— Говорит, что не видела Даунинг последнюю пару дней, однако ничего необычного в этом нет: Лорел работает по ночам. А вот ее сосед по квартире видел сегодня утром, как Даунинг выходила из дома с двумя чемоданами.
— Где сосед?
— Скорее всего, на работе. Мы записали его имя и телефон.
— Передайте их моей напарнице и стряхните крошки с формы, черт побери!
Ева прошла мимо полицейского в гостиную, посреди которой на небольшой голубой кушетке сидела бойкого вида блондинка. При появлении Евы она подскочила, точно на пружинах, и чуть не пролила газировку, которую держала в руке.
— Вот это да! Только что звонила своему соседу — офицер Танкер разрешил, — и сказала, что слышала, как офицер Танкер сказал офицеру Мессингу, что лейтенант Даллас скоро будет. Реб — мой сосед — заявил: «Чушь, Лори, не может быть!». А я ответила: «Еще как может!» Но он так и не поверил. И вот вы здесь, собственной персоной. Мы смотрели про вас фильм. Джулиан — просто душка! А Реб сказал, что соблазнил бы вас за полсекунды. Ой, это, наверное, невежливо. Извините. Можно я ему перезвоню и покажу, что вы действительно здесь?
— Нельзя. Вы знаете Чарити Даунинг?
— Да, конечно. Она живет в соседней квартире. Я редко ее вижу, потому что по ночам работаю в «Силверадо» — это бар для городских ковбоев. Иногда к нам захаживают и настоящие, так вот они…
— Когда вы в последний раз виделись или говорили с мисс Даунинг?
— Ну, э-э… несколько дней назад, наверное. Я обычно возвращаюсь около трех, а она уходит часов в девять, иногда в десять. Я к тому времени седьмой сон вижу. Мы иногда перебрасываемся парой слов, когда пересекаемся — на выходных, например, или в прачечной. Очень милая девушка. Реб считает, что она лесбиянка, но он же мужик. Если девушка не ведется на его… — Лорел нарисовала в воздухе кавычки, — «обаяние», то сразу попадает в лесбиянки. Я не считаюсь, потому что мы с Ребом дружим целую вечность и не крутим любовь друг с другом, даже когда не крутим ни с кем другим. Такой у нас уговор.
— Замечательно. Пибоди, фотографии.
— Жаль, что вы умерли, — обратилась Лорел к Пибоди. — В смысле, актриса, которая играла вас в фильме. Вы с ней очень похожи. Жутковато, правда?
— Немного. Вы знаете кого-нибудь из этих женщин?
— Ох… — Лорел поставила газировку на стол, словно только что вспомнила о ее существовании. — Присаживайтесь. Могу принести кофе, или газировки, или еще чего-нибудь.
— Не нужно. Взгляните, пожалуйста.
Лорел села, закусила нижнюю губу и принялась изучать фотографии.
— Я их не знаю. Может, просто не замечала, как они приходят, потому что работаю по ночам. Но этих двух я видела.
Она показала фото Су и Маккензи.
— Где?
— В квартире у Чарити.
— Вы же сами сказали, что не видели, как они приходили.
— Я видела их на картине. Чарити нарисовала этих двоих, себя и, кажется, еще двух женщин. Все очень грустные, но очень сильные. Я ей так и сказала.
— Пибоди, проверь. Других женщин с фотографий на картине не было?
— Не-а. Одна была старая — в смысле, старше остальных. Лет пятьдесят. Другая совсем молоденькая, очень грустная и очень красивая. Они все очень красивые. В общем… Ага! — Лорел хлопнула в ладоши, словно сама себе аплодируя. — Вспомнила! Тогда-то я и видела Чарити в последний раз. Собиралась на работу. Реб забыл сходить в магазин, и в автоповаре не было кофе. Положение отчаянное. Я пошла к Чарити — спросить, не одолжит ли она мне немного. Она ответила: «Да, конечно, я с вами поделюсь». А потом мне приспичило. Я ведь побежала за кофе еще до того, как сходить в туалет. Сказала, что мне нужно пописать, и Чарити разрешила зайти к ней в туалет. У нее двухкомнатная квартира, как у нас. Во второй комнате — студия. Там я и увидела картину с женщинами и ту, другую, жуткую.
— Жуткую?
— Наверное, Чарити занавесила ее простыней, но простыня упала, и я увидела картину с мужчинами. Они все кричали и падали в огненную яму перед большим горящим домом, как в фильме ужасов. Ну, знаете, будто в аду. На них были маски дьяволов и больше ничего. Кажется, они изображали собой дьяволов, но я смотрела на картину совсем недолго. Потом пришла Чарити с кофе и закрыла дверь. — Лорел опустила плечи и покраснела. — Я не вынюхивала, клянусь! Дверь была открыта, и я случайно увидела картину — вот и все. Извинилась и объяснила, что просто заглянула в комнату. По-моему, Чарити не рассердилась. Однако я почувствовала, что она не хочет об этом говорить, поэтому поблагодарила за кофе, сказала, что она спасла мне жизнь, и ушла. Это было несколько дней назад. Не вчера и не позавчера, но и не больше недели. Может быть, Реб вспомнит — я ему рассказывала. Первым делом написала ему сообщение, потому что было действительно жутко.
— Вы сможете описать обе картины подробнее? Особенно лица женщин, которых нет на фотографиях?
— Ох… — Лорел опять прикусила нижнюю губу. — Даже не знаю…
— Познакомитесь с детективом Янси… — Только что вернувшаяся Пибоди прижала руку к сердцу.
— Правда? — Глаза Лорел заискрились интересом, а ресницы затрепетали. — Что ж, может быть. Я согласна.
— Хорошо. Мы устроим вам встречу с детективом Янси. Спасибо за помощь.
— Можно позвонить Ребу? Он бы улизнул с работы ради такого случая. Если честно, мне было бы спокойнее, если бы Реб поехал со мной. Он мне как брат.
— Разумеется.
— Мне нужно одеться. Офицер Танкер поднял меня с постели. Лейтенант Даллас, я не верю, что Чарити могла совершить что-то плохое, хотя…
— Хотя?
— Та картина, которую она нарисовала. С мужчинами-дьяволами. Я видела ее всего секунду, но меня потом мучили кошмары.
Вместе с Пибоди Ева перешла в соседнюю квартиру.
— Никаких картин с женщинами или мужчинами-дьяволами. Кстати, что еще за мужчины-дьяволы?
— Мужчины, похожие на дьяволов, которые с криком падают в ад. На заднем плане — горящий дом.
— Жуть какая! Похоже, Даунинг рисовала собственные страхи.
Квартира производила впечатление заброшенной. Мебель на месте, на солнечном окне — цветы в горшках, но никакой электроники. Кисти, краски, готовые картины. Однако ни одна не подходила под описание Лорел. Похожих набросков тоже не обнаружилось.
— Белье для секса. — Ева взяла в руку трусики с разрезом в области промежности. — И много. С собой брать не стала: оно ей больше не понадобится.
— Забрала почти всю косметику, кроме совсем старой, а вот это забыла. — Пибоди протянула Еве маленькую склянку. — Нашла среди кремов. Снотворное. Очень мощное — вырубает на всю ночь.
— Когда проверим автоповар, наверняка окажется, что Даунинг регулярно принимала успокоительные и транквилизаторы. Она, так сказать, воевала на передовой и сейчас на пределе. Снотворное и страшные картины. Непременно расколется, когда мы их поймаем.
В квартире Су повторилось то же самое. Ни нетерпеливых, ни общительных соседок, зато все признаки того, что Су скрылась и забрала с собой все самое важное.
— Поговори с охраной, — велела Ева. — Достань видеозаписи за последние два дня. Посмотрим, как она уходила и что взяла с собой. Фургон наверняка принадлежит ей, так что будем копать и в этом направлении тоже.
— На имя Лидии Су ни одной машины не зарегистрировано — я проверяла.
— У нее есть машина. Посмотрим, нет ли чего на имя родителей. Если и это не поможет, обратимся к нашему эксперту-консультанту, чтобы выяснил ее вымышленное имя. У Лидии Су есть машина, а еще у кого-то из них — жилой дом, здание или другая недвижимость.
Пока Пибоди общалась с охраной, Ева продолжала осматривать квартиру. Су жила далеко не бедно. Хорошая квартира в хорошем доме, тщательно подобранная мебель. В шкафу много дорогой одежды — возвращаться она не собиралась. Су выросла в благополучной семье — по крайней мере, на первый взгляд. Получила великолепное образование, выбрала непростую специальность. Работала в лаборатории. Скорее всего, много времени проводила одна. Никаких признаков, что состояла в романтических отношениях.
Что-то случилось в Йельском, снова подумала Ева. Что-то, заставившее Су избрать путь жестокой мести. На этом пути она повстречала Даунинг, Маккензи и еще двух женщин, пока неопознанных. Если, конечно, картина Даунинг несла тот смысл, который виделся Еве. Скорее всего, они познакомились в группе поддержки или в центре психологической помощи.
Опять все указывает на изнасилование. Братство насильников.
Ева повторно обошла квартиру, на этот раз в поисках секретных ящиков или других тайников.
Когда Пибоди вернулась, она стояла в гардеробе на четвереньках.
— Надеялась отыскать тайник, но ничего не нашла.
— Я принесла диски с записями.
— Посмотрим на плеере в спальне.
Ева шагнула из шкафа в строго опрятную спальню с простой и элегантной кроватью — высокая спинка, обитая темно-серой тканью, мягкое серое одеяло, несколько подушек в голубых тонах. Она потыкала пальцем в спинку, заглянула за нее.
— Если у Су был тайник, она наверняка забрала его содержимое с собой, — сказала Ева — столько же себе, сколько напарнице.
Пибоди кивнула и вставила диски в плеер.
— Все сорок восемь часов?
— Начнем с того момента, как мы пришли к Су. Остальное посмотрим в Центральном.
Пибоди промотала вперед.
Ева смотрела, как они подходят к двери, разговаривают с охранной системой. Вестибюль, лифт, коридор, ведущий к квартире Су…
— Увеличь немного скорость и сделай так, чтобы одновременно видеть изображение с камеры на входе и на этаже.
На экране Ева с Пибоди вышли на улицу.
— А мое волшебное розовое пальто волшебным образом стройнит!
— Заткнись, Пибоди.
В здание вошел курьер с большой вазой красных и голубых цветов. Вышла женщина в травянисто-зеленом пальто и клетчатом шарфе, с белой собакой на поводке. Затем — мужчина с портфелем, явно опаздывающий и задерганный. Потом…
— Стоп-кадр. Посмотри на нее. Прячет лицо от камеры.
— Возможно. — Пибоди сжала губы. — С другой стороны, стоял зверский холод, и все кутались по самые глаза.
— Волосы спрятаны под шляпу — ни пряди не торчит. Голова опущена, нижняя часть лица замотана шарфом. Длинное пальто, перчатки. Пусти дальше — на обычной скорости. Не местная: видишь, звонит по домофону? Однако где находятся камеры, знает. Сколько прошло с нашего ухода? Минут двадцать?
— М-м… двадцать три.
— В вестибюле все время смотрит вниз. В лифте — в сторону. Для Маккензи слишком высокая. Двигается не как Даунинг. Возможно, кто-то четвертый. Выходит на этаже Су, приближается к квартире, исчезает за дверью. Когда мы ушли, Су кому-то позвонила. Мы ее напугали, и она вызвала сообщницу. Не выключай изображение с других камер — на случай, если Су вызвала и остальных. Можешь сделать видео из коридора побыстрее?
— Макнаб точно смог бы. Подожди минуту.
Пока Пибоди возилась с техникой, Ева мерила шагами комнату.
— Они знали, что мы скоро их вычислим. Поэтому и решили залечь на дно. Су и та другая совещаются, обдумывают положение, звонят остальным. Су собирает вещи — жопу даю на отсечение.
— Получилось! Ух, да я крута! Смотри, Даллас, вот они выходят — спустя сорок шесть минут.
— У Су в руках чемодан и большая сумка, у ее подруги — второй чемодан. Подруга сохраняет достаточное хладнокровие, чтобы не забывать отворачиваться от камер. Точно не Маккензи. И вряд ли Даунинг. Кто-то из остальных. Отдадим запись электронщикам — пусть займутся. Может, что-нибудь выяснят.
— Если Янси сумеет воспроизвести картину по воспоминаниям Лорел, может, и выяснят.
— Обрати внимание, как одета Су. Сапоги скорее рабочие, чем выходные, под пальто — повседневные брюки. Кроме чемодана, большая черная сумка. Поставь на паузу — взгляни на ее лицо. Смотрит прямо на камеру. Нет, не на камеру, — поправилась Ева, — на нас с тобой. Понимает, что рано или поздно мы увидим запись. Взгляни на выражение лица…
— Злое, но… самодовольное.
— Точно.
— Сейчас она заедет за остальными, — тихо произнесла Пибоди.
— И снова примется за Бетца. Наверняка они занимаются им по очереди — надо же когда-то зарабатывать на жизнь. Но на месте они не стоят. Им еще нужно выкрасть Истердея, а в таком костюме обольщать его будет не Су. На сей раз это задача Маккензи.
— Машина принадлежит Су, как ты и сказала.
— Да, скорее всего. Перемотай на предыдущий день. Начни часов с пятнадцати.
В пятнадцать десять Су вышла из квартиры. Вся в черном, в руке — большая черная сумка. Волосы забраны в хвост, глаза скрыты за темными очками. В лифте она натянула перчатки, сжала руки в кулаки.
— Дальше, — пробормотала Ева. — Давай посмотрим, как она возвращается.
Они наблюдали вечернюю жизнь здания: люди спешили на вечеринку, на ужин, на ночную смену, возвращались с работы, из магазина, после посиделок с друзьями. Мужчина с женщиной, которые, судя по языку тела, в течение вечера успели поссориться, возвращались домой с каменными лицами. Еще одни мужчина и женщина, видимо, не ссорились, зато изрядно выпили. Смеясь и пошатываясь, они вошли вслед за первыми. Кому-то повезло, кому-то — нет.
— Вот она. Почти в четыре утра. Самодовольной больше не выглядит, — заметила Ева, наблюдая, как Су входит в здание и поднимается на свой этаж.
— Вид очень усталый. Не то чтобы я ей сочувствовала — наверняка она только что убила Вайманна и, возможно, поработала немного над Бетцем. Но вид у нее больше чем просто усталый.
Старается не расплакаться, подумала Ева. Возясь с ключ-картой, Су бросила вызывающий взгляд на камеру, но в глазах у нее блестели слезы.
— Ей тяжело, возможно, даже немного дурно, потому что убийство — уже второе убийство — не принесло того, что ей нужно, — чего ей хочется больше всего на свете.
— А чего ей хочется?
— Покоя. Того самого душевного покоя, черт бы его побрал.
Единственное, чего хочется, когда приходят кошмары. Но именно его-то и невозможно получить.
— Правосудие, о котором они пишут на трупах, мелочь. Су хочет спокойно спать по ночам. Хочет, чтобы все закончилось. А главное, чтобы никогда не начиналось. Но ничего подобного убийство дать не может. Если Су не сознавала этого раньше, то начинает сознавать теперь, когда от ее рук, сколько бы она их ни мыла, пахнет кровью.
— Но Бетц по-прежнему у них.
— Да. Понимание их не остановит. А вдруг, когда все кончится, они все-таки обретут то, что ищут? Вдруг опять смогут спать по ночам? Но нет, не смогут.
— По-моему, Су выглядит не только усталой, но и отчаявшейся.
— Отчаяние, решимость — практически одно и то же. Они закончат начатое или, по крайней мере, попытаются. Назад пути нет. Утром, когда мы на нее надавим, Су сядет в фургон, заедет за остальными и отвезет их туда, где держат Бетца. Домой его отвозить не станут. Они достаточно умны, чтобы понимать: мы будем их ждать. — Ощутив внезапную усталость, Ева опустилась на край кровати. — Мы отзовем Бакстера с Трухартом, однако пошлем туда другую команду. Рисковать не стоит. Ключи, найденные у Бетца… Может, они направят нас на след? Давай поторопим электронщиков.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Ева откинула волосы с лица и встала на ноги.
— Что?
— Расследование и мотив преступления. Наверняка они на тебя действуют. Напоминают о том, что с тобой произошло. Но это не то же самое, Даллас. Не то же самое.
— Да, напоминают. Однако убийство, которое я совершила, оправданно. Или он, или я. К тому же я была ребенком. Это не то же самое. Он насиловал меня, а моя рука… — Ева подняла руку, почти чувствуя, как трескается кость. — Когда он сломал мне руку, меня охватило потрясение и боль. Убийство было единственным способом положить им конец, остановить его, выжить. Так что да, это не то же самое.
Ева перевела дыхание. В животе все сжималось и переворачивалось.
— Но остальное… страх, боль, нарушенные границы — все то, что пускает в тебе корни и остается навсегда… все это мне знакомо. Поэтому я знаю: проливая кровь, они не найдут покоя или правосудия, которого ищут. Я уж точно не нашла.
— А как нашла?
— Когда найду — сообщу.
Пибоди только кивнула и наклонилась за чемоданчиком с полевым набором.
Ева сунула руки в карманы.
— Это нечестно, к тому же не совсем правда.
— Ты не обязана объяснять. Я не собиралась на тебя давить. Просто хотела сказать то, что сказала.
Чертова тошнота, подумала Ева. Чертова пульсирующая боль в затылке. Но она им не поддастся.
— У меня есть схожий опыт — наверное, отчасти поэтому мы напали на след раньше, чем они ожидали. Ты моя напарница и… Ты моя напарница, — повторила Ева, как будто этим все было сказано. — Меня окружали врачи, психиатры, психологи и копы. Они могли разобраться с телесными повреждениями — последствиями изнасилования, переломами, побоями. Все остальное я схоронила так глубоко, что сама не могла отыскать. Это был вопрос выживания — как вонзить нож в Ричарда Троя.
Ева опустила руку в карман, зажала в кулаке полицейский значок, твердый и надежный.
— Я справилась. Конечно, меня мучили воспоминания и кошмары, но я схоронила и их. Если я не способна до них добраться, значит, другие тоже не способны. Никто больше не мог причинить мне боль. А еще у меня появилась цель. Насколько помню, с той самой минуты, как пришла в себя в далласской больнице, я решила стать копом. Это помогло мне справиться. Когда получила значок, почувствовала себя… сильной. Собранной. Такова была моя цель, как цель этих женщин — стереть своих обидчиков с лица земли. Значок. Работа. Служить и защищать. Отстаивать интересы жертвы. Другого выхода не оставалось. Опять же, вопрос выживания. Потом появились Мевис и Фини. Я обрела что-то вроде семьи, хотя и не понимала этого. Каждый день — каждый, черт побери! — когда я брала в руку значок…
Ева достала значок из кармана и внимательно оглядела.
— Каждый день у меня была цель. Я взяла верх над тем, что схоронила в себе. Я отстаивала что-то важное. Жертвы имели для меня значение, Пибоди, кем бы они ни были, что бы ни сделали. Я несла за них ответственность.
— Да, ты и меня учила тому же.
— Может, ты думаешь, я не знаю, что ты чувствовала в тот день, когда получила значок детектива? Не знаю, что чувствовал вчера Трухарт? Но я знаю. Точно помню, что тогда испытывала. Детектив Даллас… Помню восторг и ужас, смешанные с гордостью. А когда я стала лейтенантом — вновь тот же восторг, ужас, гордость и ощущение цели. Жертвы имели для меня значение, копы из моего отдела тоже. Я хотела стать лучшей — ради жертв, ради копов.
Она взвесила значок на ладони, убрала обратно в карман.
— Потом нацелилась на капитанские нашивки. «Капитан Даллас» — звучит! Я все глубже загоняла то, что схоронила в душе, пока ничего не осталось. Пока кошмары, хватающие ночью за горло, и воспоминания, от которых подкатывала тошнота и страх пробирал до костей, не превратились в ничто. Я шла к цели, черт побери, и больше не собиралась становиться жертвой. Но… Пошли, — внезапно сказала Ева. — Только зря теряем время.
Пибоди молча надела пальто и вслед за Евой направилась к двери. Всю дорогу до вестибюля она хранила почтительное, но обеспокоенное молчание.
— Отправь домой к Бетцу группу из четырех человек во главе с офицером Кармайклом. Нужно выбрать еще троих. Двоих из нашего отдела. И проверь, свободна ли офицер Шелби.
— Шелби?
— Работает в пятьдесят втором участке. Первой прибыла на место преступления в деле об убийстве Катианы Дюбуа.
— А, вспомнила.
— Я к ней приглядываюсь. Если оправдает мои ожидания и согласится, переведу ее к нам в отдел. Нам нужен новый патрульный.
По пути к машине Ева позвонила Бакстеру и ввела его в курс дела.
— Когда вам на смену прибудет новая команда, поезжайте в Центральное. Как только электронщики выяснят адрес банка, мы туда отправимся. Может, лаборатория сотворит чудо, и от старых ключей тоже будет толк. А пока попробуем накопать что-нибудь на трех известных нам женщин. Вы с Трухартом займетесь Маккензи. Меня интересует все: какое слово она произнесла первым, что ее мать ест на завтрак, какие магазины, банки, места отдыха она посещает, где жила с тех пор, как родилась, и даже до того.
— Понял, лейтенант. Проинструктируем сменщиков и тут же приступим.
Ева хмыкнула и нажала на отбой. Когда сели в машину, соседние тачки опять возмущенно загудели. Ева мысленно показала им средний палец, отключила сигнал «На дежурстве» и завела двигатель.
— Но все же этого было недостаточно, — продолжила она, словно и не прерывалась. — Я убеждала себя в обратном, но этого было недостаточно, чтобы и дальше удерживать меня на плаву. Мира это видела, и, боже мой, как же я негодовала! Ведь она заметила то, что я хотела от нее скрыть. Хотела скрыть от себя самой. Просто не лезь ко мне в душу — со мной все в порядке! Однажды мне поступил срочный вызов. Придурок, обколовшийся «Зевсом», и девочка — совсем малютка. Я опоздала. Не успела его остановить. После того случая я едва не сломалась. Не знаю почему. Может, переступила какую-то черту, может, это просто была — как там говорится? — последняя капля, но удар оказался тяжелый, а тут еще мне поручили расследовать убийство Дебласс. Со мной все в порядке! Мне нипочем увидеть разрезанного на куски ребенка. Нипочем пройти проверку эмоционального состояния после того, как пришлось прикончить того придурка. Нипочем дело об убийстве Дебласс с присвоенной ему категорией пять.
Ева остановилась на светофоре, потерла лицо, стараясь силой воли побороть усталость и мерзкое ощущение в животе.
— И тут появился Рорк. До сих пор помню, как собирала досье, как на экране возникла его фотография. Я тогда подумала: «Только посмотрите на него! Богач — баснословный богач. Мистер Загадка без имени, с одной фамилией и таким лицом, что дух захватывает». Я не имела права увлекаться. Но все началось с первой же секунды, и остановиться я не могла. Это не было физическое влечение.
Ева рассмеялась, тронула машину с места.
— То есть было, конечно. Еще какое! Я имею в виду, это не было оно одно.
— Понимаю.
— Словно кто-то сказал: «Давайте дадим этим двоим передышку. Пора бы им найти друг друга». То, что я схоронила внутри, пошло первыми трещинами. Я наконец-то смогла встретиться с прошлым лицом к лицу, потому что не сомневалась: Рорк за меня постоит. Поможет мне самой за себя постоять. Свои чувства к нему я схоронить не могла. Не могла остановиться или вернуться назад, а в какой-то момент уже и не хотела. Думаю, без Рорка я бы себя потеряла. Рано или поздно убитые перестали бы иметь для меня значение, работа стала бы просто работой. Может, я бы успела получить капитанские нашивки — кто знает? — но перестала бы быть тем копом, которым должна быть.
А это, Ева знала, ее бы прикончило.
— Я бы не смогла выжить без того, что впустила в свою жизнь вместе с Рорком. Возможно, я перевела бы тебя к себе в отдел, как собираюсь перевести Шелби, но мы бы не стали напарницами. У меня не хватило бы на это духу.
Ева завернула в гараж Центрального управления.
— Так что я все-таки обрела покой. Подобные расследования могут его пошатнуть. Иногда я его теряю, словно вода утекает сквозь пальцы. Но я знаю, где вновь обрести покой и с кем. Ты тоже часть — часть этого «где и с кем».
Ева припарковала машину и взглянула на Пибоди: по щекам девушки струились беззвучные слезы.
— Прекрати! Хватит реветь. Мы в гараже полицейского участка, а в участке не ревут — сами полицейские, по крайней мере.
— Я не реву.
Но Пибоди все-таки тихонько всхлипнула, роясь в карманах в поисках бумажных салфеток.
— А еще я не обнимаю тебя крепко-крепко, хотя мне очень хочется, — добавила она. — Просто знай: когда душевный покой пошатнется, всегда можешь на меня рассчитывать.
Пибоди высморкалась и вылезла из машины.
Мгновение Ева сидела неподвижно.
— Я знаю, — проговорила она наконец и тоже выбралась из машины, готовая вновь приняться за дело.
