7

 Май, месяц цветения и буйства весны, накинулся на Энджелз-Фист бурями и грозами. Но дни становились все длиннее, и долина зазеленела. Нарциссы весело мигали желтыми глазками даже в дождь. Наконец она решилась выехать за пределы города.

 – Я могу договориться на другой день, – сказала она Джоани. – Если я нужна на работе....

 – Я не говорила, что ты нужна на работе. – Джоани вылила тесто для оладий на сковороду.

 – Но погода вроде налаживается. А если на ланч придет толпа народу?

 – Знаешь, я ведь и без тебя справлялась. Хочешь помочь? По дороге к выходу подлей Маку кофе.

 Рис взяла кофейник, подошла к стойке, где сидел Мак.

 – У тебя сегодня дела? – спросил он.

 – Вроде как. Мы с Линдой-Гейл едем в Джексон.

 – Пошататься по магазинам?

 – Может, зайдем в парочку. Я еду стричься.

 – Едешь в Джексон, чтобы постричься? У нас же есть «Скребница».

 – Убирайся. – Джоани принесла Маку оладьи.

 – Уже ухожу.

 Рис взяла сумку, в которой лежали наброски, сделанные доком. В Фисте женщину никто не опознал. Если она была приезжей, то, скорее всего, остановилась в каком-нибудь месте пошикарнее, например в отеле Джексона. У Рис оставалось немного времени, и она решила заглянуть к шерифу.

 Она уже почти неделю не спрашивала шерифа Мардсона, есть ли новости. Да и времени не было – она работала, а свободное время проводила в постели Броуди. Так что Мардсон не мог сказать, что она его допекает.

 В конторе шерифа ее встретил Хэнк О'Брайен, бородач и любитель жареной курицы.

 – Как дела, Рис?

 – Спасибо, все хорошо. Шериф у себя? Я только хотела...

 Ее прервал чей-то заливистый смех. В дверях появились шериф с женой. Дебби, высокая блондинка с короткой стрижкой, была в джинсах, ковбойских сапогах и красной рубашке. На шее у нее на золотой цепочке висел кулон – солнце.

 Дебби держала магазинчик «В путь» рядом с гостиницей. И дружила с Брендой. А по воскресеньям водила трех своих дочек к Джоани есть мороженое.

 Она по-приятельски улыбнулась Рис:

 – Привет! А я думала, вы сегодня едете в Джексон.

 – Мы едем, но попозже.

 – Я вчера встретила Линду-Гейл. Ты решила постричься? Волосы у тебя красивые, но, наверное, готовить неудобно. Впрочем, мужчинам нравятся длинные волосы. Бедняга Рик! – хохотнула она. – Я-то свои стригу чуть ли не под корень.

 – Мне и так нравится. – Он ущипнул жену за щеку, провел рукой по ее волосам. – Ты мое солнышко!

 – Ты только его послушай! – Дебби толкнула Рика. – Какие нежности! Между прочим, я зашла попросить его уйти на часок с работы и съездить со мной. Отказал наотрез.

 – Рис, у вас ко мне какое-то дело? – спросил Рик.

 – Я зашла справиться, не узнали ли вы чего.

 – Увы. Никаких заявлений о пропавших людях. И никто ее не опознал. Даже не знаю, чем я еще могу помочь.

 – Я покажу рисунок в Джексоне.

 – Не буду вас отговаривать, – сказал Рик, – но боюсь, вас могут направить по ложному следу.

 – Наверное, вы правы. Но я все-таки попытаюсь.

 Она понимала, что ей не только сочувствуют. А еще и прикидывают, совсем Рис Гилмор спятила или нет. Но она не даст вышибить себя из седла. Во всяком случае, сегодня. Сегодня она поедет в Джексон стричься.

 Рис считала Энджелз-Фист чудным крохотным бриллиантом, а Джексон был большой, роскошный, в духе Дикого Запада. Деревянные тротуары, многолюдные улицы.

 А над всей этой цивилизацией высились белоснежные вершины гор. Они сияли ярче любых драгоценностей, и рядом с ними все, сделанное человеком, казалось ничтожным. Рис за пару минут поняла, что не ошиблась, поселившись в Энджелз-фист. В Джексоне было слишком много людей. Едва оказавшись в городе, она тут же захотела из него уехать.

 – Тут классно! – Линда-Гейл уверенно лавировала между машинами. – Надо нам будет как-нибудь оттянуться в спа-салоне.

 Они поставили машину и прошли немного пешком.

 – Мне надо отдохнуть. – У Рис голова шла кругом от толп народа, от машин и еще – от мыслей о предстоящей стрижке.

 – Все будет тип-топ. Что ты разнылась, как старушка? Мы уже пришли.

 В этот раз стены не давили на Рис. А когда подошел парикмахер, она не разрыдалась и не кинулась прочь.

 Серж говорил с легким славянским акцентом и обворожительно улыбался:

 – Девонька, давай мы тебя чайком напоим. Пойдем со мной. Он усадил ее в кресло, укрыл ей плечи накидкой. Но тут Рис снова встрепенулась:

 – Я не уверена, что...

 – Волосы роскошные! А какие густые! Ты их береги. – Он приподнял волосы, взвесил их на руке. – А чем ты занимаешься, ангел мой?

 – Я повариха, работаю с Линдой-Гейл. Она будет рядом?

 – Она чудесная. Жаль только, что редко к нам заглядывает, – и, улыбнувшись, посмотрел в зеркало на Рис. – Доверься мне.

 Она и забыла, как это приятно. Руки, которые нежно массируют голову, на столике глянцевые журналы. Серж настоял, чтобы она немного осветлила волосы. В какой-то момент пришла Линда-Гейл в пластиковой шапочке.

 – «Рыжая лиса», – сообщила она. – Вот на что я решилась. И на маникюр. А ты не хочешь?

 – Нет. Маникюра я уже не вытерплю.

 – Ну, расскажи мне про своего мужчину, – сказал Серж, взявшись за ножницы. – Есть ведь такой?

 – Пожалуй, есть. – Подумать только, у нее появился свой мужчина. – Он писатель. Он умен, уверен в себе, ему нравится, как я готовлю. Он невероятно терпелив, но маскирует это язвительными шуточками. И совсем не считает, что я ранимая и хрупкая. А еще... Ой, совсем забыла! – Она достала из сумки папку. – Вы не узнаёте эту женщину?

 Он отложил ножницы, внимательно изучил рисунок.

 – Я точно ее не стриг. Я бы уговорил ее укоротить волосы. Это твоя знакомая?

 – В некотором смысле. Можно я оставлю рисунок у вас? Вдруг кто-то ее узнает.

 – Ради бога.

 Рис посмотрела на пол:

 – Ого, сколько с меня состригли волос!

 – Ты не волнуйся. – Он обернулся полюбоваться выкрашенной в рыжий цвет Линдой-Гейл. – Сногсшибательно!

 – Я сама в восторге! – Линда-Гейл покружилась на месте. – Я словно заново родилась. Что скажешь, Рис?

 – Замечательно, тебе очень идет.

 – Вот вернемся, тут же найду Ло, пусть пострадает. – Она оглядела Рис. – Так ты еще симпатичнее. Молодец, Серж!

 – Посмотри, как эти пряди подчеркивают красоту глаз. Рис смотрела на свое отражение в зеркале. «Я почти узнаю эту женщину, – подумала она. – Я почти узнаю себя».

 Серж, заметив в ее глазах слезы, встревожено отложил ножницы:

 – Ты расстроилась? Тебе не нравится?

 – Да что вы, очень нравится! Просто я давно не видела в зеркале то, что мне нравится.

 Серж потрепал Рис по плечу:

 – Хватит, а то я расплачусь. Дай хоть я сначала тебя высушу.

 Она хотела похвастаться новой стрижкой. У нее был потрясающий день, и выглядела она потрясающе. Зря только она поддалась на уговоры Линды-Гейл и купила это желтую рубашку. Правда, она раздала продавцам рисунки – и так она делала в каждом магазине, куда ее затаскивала Линда-Гейл.

 Она собиралась отправиться прямо домой, надеть новую рубашку, позвонить Броуди и узнать, не хочет ли он поужинать вместе с ней. Она нашла на рынке отличную зелень, морские гребешки и шафран.

 В квартиру она поднималась, пританцовывая от радости. Напевая себе под нос, она решила, что сначала поставит сумки на стол, а уж потом запрет дверь. После чего в ритме вальса двинулась в ванную – полюбоваться на себя еще разочек.

 Но, взглянув в зеркало, остолбенела.

 К зеркалу был прикреплен тот самый рисунок, и вместо своего лица она увидела лицо убитой женщины. На стенах и на полу красным маркером был написан один и тот же вопрос:

 

 ЭТО Я? Она опустилась на пол, сжалась в комок.

 

 Она давно должна была вернуться, думал Броуди. Сколько времени можно стричься? К телефону она не подходила, за последний час он позвонил ей четыре раза. Он по ней скучал. Это смущало его. Он не стал унижаться и звонить ей на мобильный. Ее машина стояла на обычном месте. Броуди взлетел по лестнице и нетерпеливо постучал в дверь.

 – Это Броуди! – крикнул он. – Открывай!

 – Извини. У меня разболелась голова.

 – Открой дверь! – Он подергал ручку.

 – Мне нужно поспать, и все пройдет. Я позвоню тебе завтра. Голос ее ему не понравился.

 – Рис, открой дверь!

 – Ну ладно, ладно. – Щелкнул замок, дверь открылась. – Неужели я непонятно объяснила? У меня болит голова.

 Она была бледна как смерть. Он заметил на столе сумки.

 – Ты давно вернулась?

 – Не знаю. Примерно час назад.

 Голова у нее болит, как же! Он достаточно хорошо ее знает: ей бы ногу отрезало, но продукты она бы убрала.

 – Что случилось?

 – Не мог бы ты уйти? Я хочу побыть одна.

 – Как только пойму, что происходит, я тут же уйду, – сказал он. – Что у тебя с руками? – Он взял ее руку – решил, что она в крови. – Что за черт? Это чернила?

 Она беззвучно расплакалась:

 – Я не могу это смыть. Не могу смыть... Я не помню, когда я это сделала. Не помню...

 Он подхватил Рис на руки и отнес на кровать. Она не сопротивлялась.

 В некоторых местах на полу и на стенах ванной остались красные разводы. А в раковине валялась куча влажных салфеток. Рисунок с зеркала она содрала.

 Она подошла к нему сзади и сказала:

 – Я не помню, как я это сделала.

 – Где красный фломастер? – спросил он не оборачиваясь.

 – Не знаю. Я, наверное, убрала его на место. – Она пошла на кухню, выдвинула ящик. – Его здесь нет! Должно быть, я забрала его с собой и выбросила. Я ничего не помню. Как и в прошлый раз.

 – А что было в прошлый раз?

 – Меня сейчас стошнит.

 – Не стошнит.

 Глаза у нее покраснели от слез.

 – Тебя не стошнит, – повторил он и подошел к ней. – Ты мне еще не рассказала про прошлый раз. У тебя бренди есть?

 – Я не хочу никакого бренди.

 – А я и не спрашиваю, хочешь ты или нет. – Он открыл буфет, достал бутылку, налил бренди в стакан. – Давай залпом.

 Рис взяла стакан, глотнула бренди.

 – На этом рисунке могла быть я. Если я все выдумала...

 – Тебя что, когда-нибудь душили?

 – Это все просто видоизменилось. Меня однажды пытались убить, и последние два года я боюсь, что это повторится. Эта женщина на рисунке чем-то напоминает меня.

 – Потому что у вас обеих длинные темные волосы. Вернее, у тебя они были длинные до сегодняшнего дня. – Он легонько коснулся рукой ее волос. – На рисунке не твое лицо.

 – Я же плохо ее разглядела.

 – Но ты ее видела.

 – Не знаю...

 – Я знаю. – Он открыл холодильник и с удовольствием отметил, что она запаслась его любимым пивом, – Ты видела двоих людей у реки.

 – Почему ты в этом так уверен? Ты же их не видел.

 – Я видел тебя. Что еще ты не помнишь?

 – Я не помню, как ставила отметки на карте. Не помню, как собрала все свои вещи в дорожную сумку. Были еще и всякие другие мелочи. – И, помолчав, она добавила: – Мне нужно в больницу. Я не справляюсь.

 – Полная чушь! – Он отхлебнул пива, заглянул в сумку с продуктами. – Что это тут за трава?

 – Я купила ее на рынке. Ты меня слушаешь? Ты видел, что я там устроила? – Она показала на ванную.

 – А если это была не ты?

 – Кто же еще? – взорвалась она. – Броуди, да пойми ты, я не в себе. Я придумываю убийства и пишу на стенах.

 Голова у нее раскалывалась, сердце ныло.

 – Ты сообщила об убийстве, пошли слухи. А если они дошли и до убийцы? А если он тоже тебя видел? Получается, что выйти сухим из воды ему не удалось.

 – Потому что был свидетель, – прошептала она.

 – Ну да. Но свидетель – жертва насилия. И убийца решил на этом сыграть. В городе этой женщине никто не верит – она здесь новенькая и немного со странностями. Так, может, ее подтолкнуть? Есть вероятность, что она сорвется и уедет отсюда. Да если и не уедет, все равно доверия ей это не прибавит.

 – Но это же...

 – Безумие? Вовсе нет. Ход умный и расчетливый.

 – Значит, ты хочешь сказать, что я не спятила, а это убийца проникает ко мне в квартиру и пытается меня запутать?

 – Я ищу ту женщину, которая выжила. У нее забрали все самое дорогое – просто так, безо всякой причины. Но она не хочет сдаваться. Такие сильные люди мне в жизни редко попадались.

 – Боюсь, ты преувеличиваешь.

 Он улыбнулся:

 – Собери самое необходимое. Переночуешь у меня.

 – Я не могу так.

 – Сможешь. – Он заглянул в сумку с покупками. – А что у нас на ужин?

 – Ой, чуть не забыла! Гребешки!

 Она кинулась к сумке – наконец-то она пришла в себя.

 – Слава богу, к ним положили пакет льда.

 – Мне нравятся гребешки.

 – Интересно, есть хоть что-нибудь, что тебе не нравится? Ты не даешь мне распасться на части.

 – Я тебе сколько раз говорил, истеричные женщины меня раздражают.

 – Ты же обнимал меня, когда я плакала. Это тебя тоже раздражало?

 – Тебе было действительно плохо. Главное, чтобы это не вошло в привычку.

 – Я люблю тебя. Я в тебя влюбилась по-настоящему. Он молчал секунд десять.

 – Ни одно хорошее дело не остается безнаказанным. Она расхохоталась:

 – Вот поэтому я и сошла с ума. Ты не беспокойся, ты не обязан отвечать взаимностью. Когда проходишь через то, через что пришлось пройти мне, ничего не принимаешь на веру.

 Он смотрел на нее уважительно, но с опаской, как смотрят на тикающую бомбу.

 – Ты смешала в одну кучу доверие, чувство благодарности и нашу тягу друг к другу.

 – Знаешь, голова у меня, может, и больная, но с сердцем все в порядке. Если это тебя пугает, я позвоню Линде-Гейл и переночую у нее.

 – Возьми все, что тебе нужно, – сказал он строго. – И все, что пригодится для ужина.

 – Вина хочешь? – спросил Броуди.

 – Нет, спасибо. – Рис разложила по тарелочкам зелень и морковь. – Джоани хватит удар, когда она увидит ванную.

 – Так перекрась ее.

 – Плитку не перекрасишь.

 – У Мака наверняка есть растворители. И квартирка эта далеко не Версаль, давно нуждается в ремонте.

 – Броуди, у меня и раньше случались провалы в памяти.

 – И это вовсе не значит, что все началось снова. Я за последние две недели виделся с тобой довольно часто и могу твердо сказать: во сне ты не ходишь. – Он принялся за салат. – А у Джоани кто-нибудь замечал за тобой какие-нибудь странности?

 – Джоани считает странным, что мне для овощного супа минестроне нужна бамия. Когда я в первый раз вышла из больницы, бабушка повела меня по магазинам. А потом я обнаружила у себя в шкафу кошмарный коричневый свитер и спросила, откуда он взялся. Она на меня очень странно посмотрела. Оказалось, я сама купила его и сказала ей, что он пуленепробиваемый. Она подошла к плите и ловко пошлепала гребешки рукой.

 – Были и другие случаи. Меня мучили кошмарные сны – я слышала выстрелы, крики. Я пыталась взламывать двери. Однажды ночью вылезла в окно. Сосед обнаружил меня на тротуаре, в ночной рубашке. – Она поставила тарелку перед Броуди. – Вот тогда-то я и решила лечь в больницу. Может, у меня рецидив?

 – И происходит это почему-то, когда ты одна. И только у тебя в квартире. Не верю.

 – Ты возвращаешь меня к жизни. Два часа назад я валялась по полу и выла. Я провалилась в пропасть.

 – А теперь поднялась обратно.

 – Не знаю, что делать дальше.

 – Пока что поешь гребешков. Они удались на славу.

 – Ладно. – Она осторожно попробовала гребешки. – Я подстриглась.

 – Я заметил.

 – Так тебе нравится или нет?

 – Нормально.

 – Ты мастер говорить комплименты.

 – А я вообще парень мастеровитый.

 – Если тебе не нравится, так и скажи.

 – Если бы не нравилось, я бы так и сказал. Или сказал бы, что, если хочешь носить на голове швабру, это твое личное дело.

 – Именно так ты бы и сказал, – согласилась она. – Общение с тобой идет мне на пользу. Я и сама стала другая... Не хочу говорить, какая я была, потому что назад вернуться нельзя.

 – Может, и не надо?

 – Наверное. С тобой я чувствую себя такой, какой хотела бы быть. Но все же нам лучше не общаться так тесно.

 – Если ты насчет того, что ты якобы в меня влюблена...

 – Нет. Вообще-то ты должен гордиться тем, что я в тебя влюблена. Других женщин отпугнул бы твой мерзкий характер. Но если я опять впадаю в безумие, я не самый лучший партнер для серьезных отношений.

 – Если я отступлю, получится, что я боюсь трудностей. И вообще, мне все это интересно. – Он взял ее за руку. – Мне интересно все, что происходит с тобой.

 – Знаю.

 – Давай не будем загадывать, Рис. Все само образуется. И она поверила ему.

 Они поели, убрали со стола, и, когда она села рядом с чашкой чая, он решился на следующий шаг.

 – Ты сможешь побыть здесь часок одна?

 – А в чем дело?

 – Я хочу вместе с Риком осмотреть твою квартиру.

 – Не надо. Сегодня утром я зашла к нему. Видела его, Дебби и Хэнка. И когда я сказала, что хочу показать рисунок в Джексоне, они посмотрели на меня с такой жалостью...

 – Но если кто-то проник к тебе в квартиру?

 – Но как он мог это сделать?

 – Например, раздобыл дубликаты ключей. Где ты держишь свою связку?

 – В сумке или в кармане куртки.

 – А где лежат сумка и куртка, когда ты работаешь?

 – В кабинете Джоани. Там есть шкаф с дубликатами всех ключей.

 – Кто-то мог пробраться в кабинет, сделать слепки.

 – Ты думаешь, это кто-то из Фиста? Но женщину-то никто не узнал. Наверное, поэтому я решила, что, раз она нездешняя, то и он тоже приезжий.

 – Или этот кто-то бывает здесь довольно часто. Кто знал, что сегодня ты уедешь?

 – Да весь город.

 – Да, у нас слухи распространяются быстро. – Он хмуро посмотрел на нее. – У тебя вид усталый. Ложись-ка спать. А я еще немного поработаю.

 – Хорошо... – Она покосилась на дверь. – Может...

 – Да, я проверю все двери. Иди спать, Худышка.

 – Спасибо, что подставил плечо, Броуди.

 – Никакого плеча я не подставлял.

 Она склонилась над ним, поцеловала в губы.

 – Подставлял. Раз двадцать за сегодняшний вечер.